Национальная палата предпринимателей "Атамекен" настаивает на продлении моратория на проверки бизнеса со стороны контролирующих и правоохранительных органов до 1 января 2024 года. К этому времени, как надеются специалисты, будет выработан пакет предложений по созданию экосистемы защиты бизнеса.

О том, какой поддержки ожидает бизнес от государства, в интервью Informburo.kz рассказал уполномоченный по правам предпринимателей Казахстана Рустам Журсунов.

– Рустам Манарбекович, не так давно вы вместе с казахстанскими бизнесменами встречались с президентом страны. Какие вопросы, на ваш взгляд, были самыми важными?

– Радует, что едва ли не каждый месяц президент встречается с предпринимателями. Основной лейтмотив последней встречи – посыл в сторону контролирующих и правоохранительных органов о чрезмерно репрессивном характере их работы и необходимости приведения их деятельности в нормальное русло, в том числе в рамках уголовных дел.

С нашей стороны приводились факты о том, что

наблюдается тревожный рост статистики по привлечению бизнеса к ответственности.

Если рассматривать в целом экономические правонарушения, то, по нашему мнению, не менее 76 составов правонарушений распространяются на бизнес.

Принято говорить о субъектах бизнеса по экономическим правонарушениям. Есть отдельная глава – восьмая (Уголовные правонарушения в сфере экономической деятельности. – Ред.) – в Уголовном кодексе, где можно насчитать 34 состава.

Так вот, по восьмой статье в 2021 году зарегистрировали и расследовали 1707 уголовных дел, из них – 444 прекращены по реабилитирующим основаниям (26%). 115 досудебных расследований длились более шести месяцев, это волокита.

Помимо восьмой статьи в УК есть ещё ряд статей – экологические правонарушения, на транспорте, против собственности… Таким образом, мы для себя определили 76 статей. И если посмотреть на их динамику, то в 2020 году было зарегистрировано свыше 45 тысяч правонарушений, осуждено 2800 лиц. В 2021 году количество правонарушений стало более 52 тысяч, осуждено 3800 человек. За год оказался рост на 16 и 36%, соответственно.

Обратите внимание, оценить реальное количество предпринимателей среди зарегистрированных дел не представляется возможным. Поскольку отсутствует отдельная категория "Предприниматели" в правовом учёте. Поэтому мы обратились в Генеральную прокуратуру с просьбой выделить их отдельно, чтобы более внимательно оценивать динамику, видеть более объективную картину.

У нас также отсутствует статистический учёт следственных действий – аресты счетов, выемки, обыски в отношении бизнеса. Нужно начинать наводить порядок со статистикой, и тогда будет более понятно.

– Какой урон эти действия наносят бизнесу?

– Для бизнеса такие ограничительные меры очень чувствительны. Аресты счетов, выемки документации парализуют деятельность компании, сокращаются рабочие места, люди уходят в неоплачиваемые отпуска, их партнёры остаются с невыполненными заказами.

Вам никто не скажет достоверно, сколько предприятий было закрыто после возбуждения уголовных дел и выведено из экономического оборота. Допустим, возбудили дело, проволокитили, потом прекратили, а предприятие закрылось. Кто посчитает?

В 2016 году Генеральная прокуратура приводила пример, что из 80 компаний, попавших под следствие, 40% просто не выжили. Это прокуроры уже после подсчитали в ручном режиме.

Мы обратились к главе государства и с предложениями о разграничении гражданско-правовых споров, выведении их из сферы уголовного преследования, а также с инициативой предварительной проверки. Потому что как только дело возбуждают, репрессивный аппарат сразу включается в работу. Соответственно, необходимо ещё до возбуждения уголовного дела проводить проверочные мероприятия – экспертизы, заключения, опрос свидетелей без каких-либо ограничений.

Нас беспокоит практика обращений правоохранительных органов в различные организации, которые проводят госаудиты. Это Комитет внутреннего государственного аудита, ревизионные комиссии, которые дают свои заключения, и на их основе возбуждают уголовные дела. Практика показывает, что часто такие дела рассыпаются, предприятия закрываются, но никто никакой ответственности не несёт.

Читайте также: Больше 50 чиновников наказали за необоснованные проверки бизнеса в Казахстане

Самое прискорбное, что мы в гражданском либо административном порядке эти заключения обжаловать не можем. Есть кейс налоговый, и он, на мой взгляд, правильный. Налоговики приходят, составляют акт. Если предприниматель не согласен, он может обжаловать его в апелляционной комиссии Минфина. Может и в суд пойти, там защитить свои права. Только после этого налоговики вправе передать в суд дело о неуплате налогов.

Другой кейс, более тревожный, когда доклады, рапорты сразу кладутся в основу уголовного дела. И эти документы предприниматели не могут обжаловать в принципе, нарушаются конституционные права.

– Как считаете, президент вас услышал?

– Да, и дал соответствующие поручения по наведению порядка в госаудите. Такие проверки парализуют деятельность и госорганов, и заказчиков, и предпринимателей. Таких перекосов очень много.

У нас очень много вопросов к экспертам, которые иногда в штате госорганов состоят. Какое объективное положение дел эксперт может дать, если ему там зарплату платят? Либо правоохранительные органы нанимают этих экспертов. Понятно, что "кто платит, тот девушку и танцует". Никакой объективности здесь быть не может.

У нас нет каких-то квалификационных требований. Известны случаи, когда, условно, ИП "Рога и копыта" по 12 заключений за ночь выписывало. В последующем 12 компаний кошмарили по 9 месяцев на основании этого заключения.

Президент дал поручения генпрокуратуре, "Атамекену", моему офису: провести глубокий анализ действительного положения дел в этой сфере, выявить причины. Надо будет все факты вновь перепроверить.

– Не так давно вы писали в социальных сетях, что предприятия "КамАЗ-Инжиниринг", "Казрост", "Тыныс" под угрозой остановки производства, и это связано с антироссийскими санкциями и ответными ограничениями. Можете рассказать чуть подробнее о ситуации и о том, что делается, чтобы её выправить?

– Есть санкции, направленные против экономики Российской Федерации. Есть санкции РФ, связанные с ограничением вывоза тех или иных товаров. Сложилась такая ситуация, что был ограничен вывоз из России комплектующих для производства комбайнов, грузовых автомобилей.

Я был на предприятии "Казрост", где банально колёса не могли получить для сборки комбайнов. Но хочу сказать, что после моей публикации провели переговоры с российскими компаниями-отправителями. И надо сказать, ситуация разрешилась в пользу нашего бизнеса, поставки комплектующих возобновились.

– Казахстанские предприниматели заявили, что автоперевозчики из России и Беларуси зашли в Казахстан и забирают работу у казахстанских компаний. Это нарушение прав казахстанского бизнеса или усиление конкуренции? Как вы это оцениваете?

– Мы встречались с перевозчиками Актобе, Костаная, но пока целостную картину по отрасли не видим. Зато видим риски, которые стали возможны после закрытия въезда в ЕС для перевозчиков России и Беларуси. По нашим приблизительным оценкам, это около 80 тысяч грузовых автомобилей. Для такого массива транспорта, конечно, они будут искать спрос как внутри своих стран, так и в странах ближнего зарубежья.

Я соответствующее письмо написал в адрес премьер-министра, чтобы руководство страны держало ситуацию на контроле. Необходимо ужесточить выдачу бланков, которые оформляют на транзитные грузы. Потому что, по некоторым сведениям, там возможны перепродажи, нелегальный оборот. И мы обращаем на это внимание правительства.

Читайте также: Против смягчения условий для российских и белорусских перевозчиков выступили предприниматели Казахстана

Но, с другой стороны, если грузовые автомобили заходят в Казахстан, открывают казахстанские компании, нанимают казахстанских водителей, присваивают казахстанские номера, то это больше плюс для нас. В Казахстане довольно сильный износ транспорта, а у россиян и белорусов по большей части очень много свежих грузовиков, тягачей.

Конечно, если заметим серые схемы, то будем доводить это до сведения контролирующих органов.

– Какие риски появляются и для каких отраслей в связи с антироссийскими и ответными санкциями?

– Мы на оперативном штабе поднимали проблему и сейчас её решаем – ограничение вывоза золота с территории Казахстана. Многие производственные компании используют толлинговые схемы (переработка иностранного сырья с последующим вывозом готовой продукции. – Ред.). То есть к нам руда поступает на переработку и затем отправляется её владельцу – иностранной компании. Казахстанские предприятия по таким схемам давно работают. Это долгосрочные договоры, существенные суммы поступают в госбюджет, и речь идёт не об одном миллионе долларов. И вот эти операции приостановлены. Премьер-министр нас услышал, и сейчас вносятся изменения в соответствующий указ.

У нас более 70 обращений, связанных с нарушением логистики по перевозке сырья. Понятно, что сейчас у бизнеса период адаптации, он вынужден выстраивать новые логистические цепочки. Сейчас очень много товаров идёт через каспийское направление – Батуми или Поти, минуя Россию.

Очень много вопросов появилось в связи с введением запрета на вывоз зерновых культур из России. Это уже сказывается на формировании семенного и фуражного фондов, затрагивает большое количество предприятий, которые занимаются сбором и переработкой, импортом и экспортом зерновых культур.

Соответствующие переговоры на уровне вице-премьера Бахыта Султанова были проведены с Российской Федерацией. По итогам консультаций изменён порядок, разрешён вывоз зерновых в страны ЕАЭС, в том числе и в Казахстан.

По вопросу об ограничении вывоза за границу сахара – консультации ведутся, но пока результатов нет.

– Как вы оцениваете государственное регулирование ценообразования, которое в последние месяцы стало особенно заметным?

– По птицефабрикам под ограничения цен на социально значимые товары попали категории яиц С1 и С2. Бизнесмены жалуются: почему цены на элитные яйца, то есть категорию С2, должны регулироваться? Это всё равно что сдерживать цены на оливковое масло. Такие вопросы мы с правительством тоже обсуждаем.

Глава государства ранее отмечал, что нам пора переходить на более рыночные механизмы сдерживания цен. Потому что если идти только через ограничения (мы это проходили в 90-е годы), то ничего, кроме дефицита, не получим.

Картофелеводы тоже говорят: "Зачем нам в этом году картофель сажать, мы лучше лён вырастим и уйдём на экспорт, будем получать валютную выручку". Поэтому госрегулирование цен – очень чувствительный вопрос, необходимо найти баланс.

– И какой здесь может быть баланс? С одной стороны, доходы населения и, соответственно, покупательная способность падают, с другой, бизнес не может работать в убыток. Как быть?

– Да, есть вопросы к методике формирования этих цен. Первое. Почему, к примеру, мы берём по факту статистику цен прошлого года? Цены сегодня абсолютно другие! И понятно, что никто в убыток производить и торговать не будет. В этом вопросе нужно идти от себестоимости закупок и говорить о размере наценки.

Второе. Необходимо по фьючерсным контрактам более обширную практику иметь. Это когда при весенне-полевых работах государство производит закупку. Это нормальный рыночный механизм. И в целом – поддержка социально уязвимых слоёв населения. Возможно, Казахстану пора уже переходить на адресную монетарную помощь таким категориям наших граждан, как это делается во многих странах.

Третье. Чтобы инвестиции пошли в экономику, у нас должно быть плоское экономическое поле, то есть не должно быть перекосов. Понятно, что у нас критично недоинвестированы и энергетика, и переработка. Износ мощностей достигает 70%. Мы держим тарифы, а завтра будем сдерживать цены на товары.

Мы должны отойти от социальных цен на бензин, киловатты. Тогда бизнесу будет интересно работать, тогда увеличатся налоги. Но взамен нужна адресная социальная монетарная (именно деньгами!) помощь.

Нас всего 19 миллионов в Казахстане. Мы все в лицо друг друга знаем. Нам нужно серьёзно посчитать, сколько у нас видов кросс-субсидирования (убыточная поставка товара или услуги, убыток от которой поставщик компенсирует за счёт прибыли от реализации других товаров и услуг. – Ред.) в стране.

– По вашей оценке, в какие отрасли Казахстана возможен массовый заход россиян и белорусов?

– Риски достаточно высокие по всем отраслям. Это и обработка, и пищевая промышленность. Соседние рынки сжались, и они будут заходить на открытые рынки, а это мы в первую очередь. Понятно, что находясь под давлением,

бизнес РФ и РБ будет, скорее всего, демпинговать.

Нас могут, например, завалить дешёвой колбасой.

Достаточное количество квалифицированного персонала осталось без работы, и это тоже вызов. Посмотрите, сколько глобальных консалтинговых компаний свернули свою деятельность, а там не одна сотня тысяч людей была занята.

Но это не только риски, это ещё и серьёзные возможности для нашей экономики. Это и логистическое окно возможностей, и торговля. В приграничных регионах мы наблюдаем достаточно большой спрос на туризм.

Понятно, что многие бренды ушли с рынка РФ, и у них всего 100-200 км до ближайших городов Казахстана. Это и есть окно возможностей. Необходимо только очень взвешенно к этому вопросу подойти, чтобы не попасть под вторичные санкции.

– Как часто к вам обращаются предприниматели и по каким вопросам?

– Понятно, что про уполномоченного вспоминают, когда нарушаются права предпринимателей. Если говорить в цифрах, то с 2016 года, когда появился институт уполномоченного по правам бизнеса, мы получали примерно по 7200 жалоб в год. По итогам 2021-го – 4200 жалоб. Мы видим заметное снижение обращений.

Темы для обращений тоже понятные: земельные отношения, закупки, строительство, налоги. Около 40% мы решаем положительно. Это так называемое реактивное реагирование.

– Существуют ли подобные институты в других странах и насколько они эффективны?

– Если обратиться к истории, то такой институт появился впервые в скандинавских странах – Швеции, Дании, Норвегии. Есть омбудсмены по защите прав граждан, по защите бизнеса, банковские уполномоченные. В целом это должностные лица, которые следят за соблюдением прав людей. Такие институты существуют и в странах бывшего СССР – Узбекистане, Украине, Грузии, Кыргызстане, России. 

Это очень эффективный институт, он повышает конкуренцию и тем самым стабилизирует баланс соблюдения прав граждан. Мне очень нравится опыт омбудсмена Новой Зеландии. Он ведёт рейтинг клиентоориентированности госорганов.

Мы, кстати, с такой же инициативой вышли недавно на президента Казахстана.

Наши госорганы оценивает Агентство по делам госслужбы, Министерство нацэкономики. Но это несколько парадоксально – ведь налицо конфликт интересов: как один госорган может оценивать своих коллег? Такой оценкой должны заниматься институты гражданского общества.

Очень надеюсь, что президент поддержит нашу инициативу о создании рейтинга клиентоориентированности государственных органов.

Читайте также: