За последние 100 лет столица Казахстана четырежды оказывалась на новом месте. И многие независимые комментаторы склонны видеть в этой неусидчивости одно из проявлений кочевой цивилизации казахов.
Но ничего особенного в этом нет. Всё время, с тех пор как на Земле обосновался человек, самым любимым развлечением правителей и властителей являются именно переносы столичных городов. Подальше от насиженных мест и неразрешимых проблем. В Китае, государстве с самой длительной непрерывной историей, сегодня трудно назвать хоть один мало-мальски крупный город, который не побывал бы столицей.
…Оренбург, Кзыл-Орда, Алма-Ата, Астана. Возможно, в этом перечне наших столиц могла появиться ещё одна. По крайней мере на то настраивают странные развалины, которые находятся на левом берегу реки Или. Руины с громким названием – Казахстан.
Любопытное строительство началось в 30-е годы на пустынном берегу, там, где наиважнейшая водная артерия Семиречья принимает свой последний приток – речку Курты. Если не считать обширной полосы тугаёв и заросшей тростниками поймы, то место это – обыкновенная пустыня. Поросшая тамариском, саксаулом, чингилём и джузгуном. Летом тут знойно и гнусно от комаров. Зимой – студёно и ветрено. Вот тут-то, на малонаселённых пустынных землях и началось строительство чего-то необыкновенного и нового.
Первым делом был воздвигнут железнодорожный вокзал. Ветка, которая должна была протянуться к нему по левому берегу Или от Турксиба, хотя так и не была проложена, – сохранилась на некоторых старых картах. Всё говорит о том, что здесь, на этих безлюдных берегах, начиналось масштабное строительство нового города, в котором при желании можно углядеть новую, перспективную столицу автономии. Возможно, не полноценную столицу, а компактный административный центр. Ну а для чего ещё, если подумать, нужна была эта железная дорога "в никуда" и этот вокзал в пустыне? И к чему это явно даваемое "пустоте" (на вырост!) помпезное название – Казахстан?
А для чего вообще был нужен этот переезд из Алма-Аты, только что примерившей на себя столичный статус? Вот тут не нужно искать какого-то волюнтаризма или геополитического смысла. Напомню, что в те годы Казахстан ещё входил в состав РСФСР в качестве автономной республики. И на то, чтобы приискать новое место для "запасного центра" крупнейшего субъекта Федерации, были очень веские причины объективного характера.
Следует учесть, что наша предпоследняя столица вовсе не считалась изначально спокойным и безопасным городом. Два сильнейших землетрясения (1887 и 1911 гг.) и катастрофический сель (1921 г.) были ещё очень свежи в памяти. Разговоры о необходимости переноса города витали в воздухе ещё в старорежимные времена. Сразу после "Верненской катастрофы" 1887 года даже проводились изыскания, в результате которых в качестве одного из перспективных мест для нового Верного впервые и было предложено левобережье реки Или при впадении Куртинки. Но пока власти судили да рядили, город успешно возрождался на прежнем месте.
Когда же власть сменилась, и на старые планы наслоился новый партийный задор – препятствий для строительства возникнуть уже не могло. Оно и началось. Скорее всего, речь не шла о создании полноценной столицы, а лишь о компактном "резервном центре", куда, случись что, переехали бы из разрушенного города республиканские управленцы. Хотя… Кто его знает?
Вокзал Казахстана стал первым капитальным зданием нового города. Первым и последним.
Казахстанское правительство во главе с Уразом Исаевым в этот Казахстан действительно прибыло. Почти в полном составе. Правда, не в мягких вагонах, влекомых мощным паровозом серии ИС, а пешим порядком, по этапу. Но к тому времени проект дал сбой, и Казахстан, так и не ставший столицей края, стал административным центром Илийского лагеря, маленького филиальчика безбрежного ГУЛАГа.
Сведения про содержание тут правительства Исаева витали в воздухе ещё в 1970-е годы. Здесь якобы всё оно и нашло свой конец. Мне об этом впервые поведала Анна Георгиевна Максимова, известный археолог, в Тусмурунской экспедиции которой (работавшей недалеко отсюда) мне довелось поработать раскопщиком ещё в мои школьные времена. Однако позже, когда открылись документы, хранившиеся ранее "под грифом", выяснилось, что Исаева расстреляли в Москве. Однако… Однако точного места расстрела родственникам репрессированного иерарха обнаружить так и не удалось.
Но Илийский филиал ГУЛАГа и без того полон загадок и недосказанности. Достаточно сказать, что его нет на сводных картах "архипелага". Сотни других есть, а этого – нет. Почему? Масштабы не те? Или, может быть, сам лагерь – такой же миф, как расстрел тут правительства Исаева?
А вот это – нет! О том, что лагерь был, я знаю точно. В середине 1990-х я снимал сюжет для пилотного выпуска телепрограммы и встречался со свидетелями, которые знали обо всём не понаслышке. Они в те времена всё ещё жили в том самом Казахстане. И рассказывали массу любопытного о здешней лагерной жизни. К примеру, как перелазили через забор смотреть кино, когда к заключённым привозили очередную киноленту. А ещё указывали "поля мёртвых", на которых якобы находились сравненные с землёй массовые захоронения.
Любопытно, что с этим местом связана судьба ещё одного из корифеев казахстанской археологии – недавно умершего Алексея Николаевича Марьяшева. Который также провёл здесь часть своего детства. Но не "по ту сторону" колючей проволоки – мама его работала в местном фельдшерском пункте вольнонаёмным врачом.
Действие второе. Строительство новой столицы завершилось, толком не начавшись. В Казахстане обосновалась администрация Илийского лагеря. В капитальном здании злополучного вокзала поместился фильтрационный барак, а основная масса зэков жила в земляночных посёлках, целая система которых была разбросана вниз по Или – до самой Дельты.
Рабочим материалом трудового перевоспитания всех этих классовых перерожденцев в Илийском лагере были саксаул и камыш. На этих "саксоулоповалах" и мотали свои безразмерные сроки разномастные "враги народа". Саксаул в те годы шёл на топливо: им топили кочегарки и домашние печки, на нём в трудные времена ходили даже паровозы. Из камыша вязали маты, которые отправляли отсюда по всей стране. Каркасно-камышитовое строительство зданий барачного типа – это ведь тоже один из признаков советской индустриализации. Множество таких появилось в те годы в Алма-Ате (некоторые живы до сих пор!).
Жизнь в "илийском Казахстане" в те годы бурлила, как кипящая тюремная баланда. На привокзальных площадях вместо землянок строителей выросли капитальные деревянные домики сотрудников и вольнонаёмных. И даже когда в одночасье оборвалась история ГУЛАГа и навсегда опустели разбросанные по всей стране бесчисленные лагеря "архипелага", тутошняя жизнь продолжалась.
Когда я впервые увидал этот Казахстан в 1973 году, то застал ещё вполне живой и многолюдный посёлок: с отделением какого-то совхоз-колхоза, метеостанцией, конторой лесничества и даже избирательным участком. Окна нелепого вокзального корпуса были в основном заколочены досками, но в одном флигеле располагались сельмаг, медпункт, почта и сельсовет.
О том, что в те годы бросать этот Казахстан не планировали, красноречиво свидетельствовала капитальная двухуровневая развязка, появившаяся на новой "капчагайской трассе", перед самой плотиной. С указателем – "Казахстан". От неё к посёлку шла хорошая асфальтная дорога (до конца её, правда, проложить так и не успели). Более того, вторая дорога к Казахстану была построена вдоль Куртинки, с юга. Похоже, что никто не собирался ставить точку и окончательно ставить крест на старом проекте.
Но дальнейшее было стремительным и непредсказуемым. Ушёл Союз. В 90-е годы образовавшиеся на его просторах новые страны испытали такой упадок, с последствием которого многие так до конца и не справились.
Когда мы снимали сюжет о Казахстане, над ним уже витал тихий призрак забвения. Колхоз, здравпункт, почта и прочие пережитки советской эпохи канули в прошлое. Из всех местных жителей осталось семьи три – остальные поразбрелись кто куда. От здания вокзала остались добротная кирпичная коробка и почти полностью уцелевшая кровля. К тому моменту памятник временам использовался в качестве скотного двора, и весь пол тут покрывал метровый слой сухого кизяка, а на привокзальную площадь на ночь загоняли верблюдов.
Я тогда пытался привлечь внимание общественности и писал о том, что вот оно – идеальное место для мемориала всяческим жертвам всяческих репрессий. Всё пространство вокруг покрыто братскими могилами бесфамильных мучеников, которых хоронили лишь с номерной биркой на ноге. И памятника-то тут строить не надо: само здание вокзала будущего города, обращённое в классические врата ада, – ну чем не памятник?
Не памятник! Потому что очень скоро от него осталась лишь груда обломков, куча выдранных из стен деревянных брусьев и несколько штабелей складированных кирпичей. Кто и ради чего взял да и разрушил то, чего не строил и что не ему принадлежало, – вопрос не для 90-х.
