Каким был Каныш Сатпаев? Штрихи биографии

Человек, богато наделённый от природы удивительными достоинствами, ярчайший представитель истинной национальной интеллигенции – Каныш Имантаевич Сатпаев, несомненно, проявил бы себя в любом месте, куда бы ни направила его судьба. Он и проявлял!

В молодости юноша, переполненный энергией и вдохновлённый множеством вдруг открывшихся вариантов приложения молодецких сил, пробовал себя во всём. Известно, что трудовая биография начиналась для него с должности народного судьи. Менее известно, что молодой Сатпаев, к примеру, организовывал в те же годы самодеятельный театр, в котором ставил пьесу "Энлик-Кебек", написанную старшим товарищем по учительской семинарии Мухтаром Ауэзовым.

Но по-настоящему судьбу Сатпаева навсегда определила одна-единственная случайная встреча. В 1921 году в родном Баянауле молодой судья повстречал нестарого ещё томского профессора Михаила Антоновича Усова. Профессор приехал в Степь не с научной экспедицией, а с прозаической целью – подлечить лёгкие. Случайность, столкнувшая Сатпаева с Усовым, предопределила всю его дальнейшую жизнь и обрекла стать тем, кем он стал.

М.А. Усов, ученик и участник экспедиций самого В.А. Обручева (обратим внимание на этот момент преемственности идей наиболее передовых представителей русской науки), в считанные дни заразил Сатпаева тем, чем серьёзно болел сам, – геологией.

Так что неудивительно (для самого Сатпаева, а не для современных казахстанцев), что осенью того же года он бросает юридическую практику (навсегда), расстаётся с прошлой жизнью и едет в Томск, в университет. А маститый профессор вовсе не делает удивлённые глаза, когда тот неожиданно появляется на его пороге, а наоборот – принимает в судьбе молодого казаха самое живое участие. И не только как учитель. Достаточно сказать, что Сатпаев во время учёбы жил не в общежитии, а в комнате, которую предоставил ему в своей квартире М.А. Усов. Такие вот необычные отношения.

Позже Сатпаев познакомился и с самим Обручевым. И когда Каныш Имантаевич станет первым президентом Академии наук Казахской ССР, Владимир Афанасьевич будет избран её первым почётным академиком. (Позднее это, правда, не помешает невежественным воинствующим "ономастам" стереть его имя с карты алматинских улиц).

Чтобы описывать жизнь Сатпаева, нужны тома, а не рамки небольшой статьи. Ибо жизнь эта того достойна. Здесь я могу лишь остановиться на некоторых мгновениях этой достойной жизни, мгновениях, очень показательно характеризующих незаурядную личность Каныша Имантаевича.

Битва Сатпаева за Большой Джезказган – широко известна. Это был звёздный час Сатпаева-практика, автора величайших геологических открытий (мирового уровня!) в Казахстане. Открытий, во многом повлиявших не только на престиж республики, но и на судьбу и жизнь сотен тысяч тогдашних и нынешних казахстанцев.

Самым грозным противником Сатпаева в "битве за Джезказган" были ленинградские чиновники от геологии. А уж на втором месте – неприветливые и враждебные природные условия, для которых +40º летом компенсировались такой же сорокаградусной температурой зимой (но уже со знаком минус).

Чтобы доказать свою правоту, защитнику Джезказгана нужно было немногое – бурить землю. Бурить всегда, бурить везде! В том числе и зимой. А вот это в те годы первых пятилеток как-то принято не было. К морозам мастера-бурильщики бурить прекращали, а начинали "буреть": получали расчёт, собирали манатки и отправлялись на родной Урал, коротать время до весны. Но нетерпеливый Сатпаев, обладавший не только уникальным геологическим чутьём, но и огромной силы пробивными способностями, вырвал-таки у бюрократов разрешение продолжать разведочные работы зимой.

Вырвать-то вырвал, но тут оказалось, что не только люди, но и техника, буровые станки, а это были завезённые ещё в старые времена "Крелиусы", отказываются работать в условиях зимнего Карсакпая. Их нужно было отогревать, укрывая в отапливаемых деревянных сараях. А для этого необходимы были хотя бы доски, которых в степи невозможно было сыскать по определению.

Останавливаться? Нет! Не такой человек был Каныш Имантаевич Сатпаев! А что делать?

И первый геолог-казах придумал то, что вряд ли пришло бы в голову геологу-неказаху – утеплять станки… юртой! Придумка сработала: поставленные над станками войлочные стены (фото одной такой производственной юрты сохранилось) позволили обогреть станки, масло оттаяло, бур вновь начал вгрызаться в землю, вынося с каждым метром керна на поверхность всё новые и новые аргументы в пользу Сатпаева.

Самым знаменательным годом для Сатпаева стал 1946-й. В этот год он возглавил открывшуюся в Алма-Ате Академию наук Казахской ССР, к созданию которой приложил немалые старания.

В этом же году Каныш Имантаевич был избран академиком Академии наук СССР, чем в советские времена могли похвастаться немногие учёные из союзных республик. В число настоящих академиков (бессмертных!) в те годы можно было попасть только через придирчивое голосование строптивой академической общественности, которая в такие моменты не взирала на высшие партийные авторитеты и не особо прислушивалась к особым "советам посторонних", стараясь не опускать планку в угоду конъюнктуре.

А ещё в 1946-м Сатпаев был избран депутатом Верховного Совета СССР. Но это уже – скорее почётно, чем неожиданно. Остаётся добавить, что в 1946-м Сатпаеву исполнилось всего 47 лет.

Несмотря на высоты, на которые вознесла его судьба, он до конца жизни оставался самим собой: тем самым пламенным юношей, немного – судьёй (руководство неспокойной научной общественностью сие предопределяло), немного – режиссёром (место обязывало), и всегда – исследователем. Любовь Сатпаева к родной геологии привела к тому, что в Казахстане его усилиями появилось много выдающихся геологов – приглашённых и воспитанных. Так что Казахская Республика прочно стала в этой сфере второй после РСФСР, а Алма-Ата превратилась в третий по значимости центр геологической мысли Советского Союза, пропуская вперёд лишь Москву и Ленинград. А в некоторых сферах даже превзошла лидеров, что позволило говорить об оригинальной "казахстанской школе" в геологии.

И когда на несколько лет он оказался отставленным от руководства академией (как и многих, его также не обошли стороной подловатые интриги и несправедливая обструкция), то с упоением вернулся к научной работе в родном институте. Результатом чего явилась созданная под его руководством революционная "Металлогеническая прогнозная карта полезных ископаемых Центрального Казахстана", которую можно приравнять к волшебному плану, указывающему, где лежит клад. Да не один!

Но при всём при том Сатпаев всегда оставался доступным для всех. И попасть к нему на приём – не было неразрешимой проблемой. Он умел выслушать и проникнуться чужой проблемой. И не завидовал чужим успехам.

А ещё он умел (и любил) пошутить и посмеяться. И в этом отношении интересен его визит в Лондон в 1947 году.

То, что Запад многие века интересовался Востоком только как источником богатства и рынком для собственных товаров (и прочих ценностей), общеизвестно. Даже современным американцам с их хвалёной системой образования бывает трудно понять, что Земля вообще-то состоит из двух полушарий. В связи с этим вспоминается любопытная история, происшедшая во время визита членов Верховного Совета СССР в Великобританию.

Во время встречи с Уинстоном Черчиллем, который в то время возглавлял уже не правительство, а оппозицию, и потому принимал гостей дома, хозяин поинтересовался национальностью Сатпаева. А когда ему сказали, что он казах, то удивился, что бывают такие "казаки". Пришлось объяснять, что казахи и казаки – вовсе не близнецы-братья. И тут выяснилось, что Черчилль вообще-то никогда не слышал о таком народе. Чтобы как-то сгладить неловкость, британец спросил Сатпаева, который отличался монументальной фигурой:

– А все казахи такие богатыри?

– Нет, – нашёлся Каныш Имантаевич. – Я – самый маленький!..

Смерть Сатпаева, с тревогой ожидаемая близкими, стала полной неожиданностью для всех прочих. Он скончался в московской больнице 31 января 1964 года.

Помню растерянность деда, Фёдора Кузьмича Михайлова, ветерана Академии наук. Вернувшись с фронта, дед возглавил в академии сектор научной агитации и пропаганды, а позже перешёл в Институт истории, где и доработал до пенсии. Дед неплохо знал Каныша Имантаевича, которого уважал так, как мало кого вокруг.

– Как же так? Чего теперь будет-то? – всё приговаривал он.

А запомнилось мне всё это потому, что дед взял меня с собой на похороны. От того момента засела в детской памяти огромная молчаливая толпа людей в чёрном, над которой висела тонкая пелена выдыхаемого морозного пара. Наверное, это было на площади перед новым ещё зданием академии. Сатпаева похоронили 4 февраля 1964 года.

Могила Каныша Имантаевича находится на старом кладбище старой столицы Казахстана.