Год молодёжи, министерство маркетинга и политический метамодернизм

Молодёжь в Казахстане – самая большая возрастная группа. Граждан в возрасте от 15 до 34 лет, согласно официальной статистике, у нас 5,5 миллиона и почти столько же детей до 14 лет. То есть большая часть населения страны родилась уже в эпоху независимости. Советское наследие если и задело их, то исключительно по касательной – кого-то через неактуализированную школьную программу, кого-то благодаря старой комсомольской привычке к принуждению.

Видеоблогер Jurttyn Balasy уже обратил внимание на то, что предыдущий год был посвящён братскому Узбекистану, а 2017-й совершенно внезапно – китайскому туризму. Об этом мало кто знал, а если и знал, то, вероятнее всего, не задумывался всерьёз. Незачем рефлексировать о дежурных посвящениях, носящих исключительно дипломатический характер. Для казахстанских властей, например, это был хороший повод наградить Шавката Мирзиёева орденом "Достык" I степени и наладить связи, разрушенные при предыдущем президенте.

В этом году всё было куда серьёзнее. О том, что 2019-й будет посвящён молодёжи, Нурсултан Назарбаев сказал ещё в октябре. А на церемонию открытия, состоявшуюся на прошлой неделе, потратили почти 600 тысяч долларов. Такова цена красивого шоу, где присутствовала практически вся политическая элита и во время которого на большом экране вайнеры ловко показали рекламу Zheka`s Doner House.

Такое внимание к молодёжи неудивительно – в 2020 году должны состояться президентские выборы, а в 2021-м – парламентские. Молодые люди должны будут выбирать, и многие из них сделают это впервые, так как только-только обретут электоральные права. Если прошлый год был попыткой перезаключения общественного договора с теми, кто постарше, – через социальные инициативы, статью "7 граней Великой Степи" и октябрьское Послание, то в 2019-м этот контракт впервые предложили людям, которые обоснованно полагали, что о них забыли.

Молодых граждан Казахстана принято считать аполитичными. Один из моих собеседников сформулировал причины этого следующим образом: наверху сидят какие-то взрослые люди, которые погрязли в коррупции, и большинство тех, кто не достиг 30-летия, вполне разумно считает, что им там, наверху, нет места. Другая причина находится несколько глубже: дело в публичной коммуникации.

Старшее поколение, заставшее если не комсомол, то хотя бы пионерию, приучено к тому, что политика их рано или поздно найдёт сама. А с теми, кто родился в период независимости, всё далеко не так просто: в подростковом возрасте они застали в основном "тучные годы" государства и научились выбирать бренды смартфонов, кроссовок или чипсов и каналы коммуникации: социальные сети, телеканалы, сериалы на вечер. Так или иначе, им всегда что-то хотели продать, а выбирать нужно было из того, что соответствует уровню дохода (как правило, родителей) и каким-никаким, но ценностям.

Казахстанское государство при этом последние годы не особенно думало о том, как разговаривать с этими людьми. "Жас Отан" не стал полновесным аналогом российских "Наших" или "Идущих вместе", а такие акции, как насильственный сбор 100 тысяч подписей за строительство курорта в урочище Кок-Жайляу, только отвращали молодых людей от политического содержания повседневности. Тем ироничнее смотрятся сообщения в соцсетях о том, что студентов (видимо, рефлекторно) молодёжные лидеры принуждали менять аватарки на скандальный логотип Года молодёжи сразу после церемонии его открытия.

Грубая интерпретация поручений Президента на той самой церемонии заключается в том, что таким образом госмашина продемонстрировала молодёжи свою готовность делиться нефтяной рентой в обмен на лояльность. Даже если правительство исполнит все президентские поручения в срок (а это уже из разряда фантастики), большой вопрос, хватит ли их молодёжи. И дело не только в определённых перегибах на местах, проблемах с курсом тенге и в ощущении неустроенности, прежде всего, экономической. Казахстанские молодые люди, согласно трём разным социологическим исследованиям, которые мне удалось изучить, вполне конформные, они с лёгкостью копируют политические взгляды родителей и не хотят их разочаровывать. Семья для них – это главная ценность.

Но общественные настроения, особенно в "нежном возрасте", крайне подвижны. До тех пор, пока у нас не построили "великий казахский фаервол", глобальные тренды будут притекать и в Казахстан с помощью новых медиа. А это значит, что к нам постепенно будет приходить эпоха политического метамодернизма – той самой "новой искренности", о которой регулярно говорят, когда обсуждают каких-то модных рэперов или современных художников.

С одной стороны, может показаться: где поп-культура, а где – "серьёзная" политика. Однако такие большие формации очень сильно влияют на природу национальных и мировых лидеров. В этом смысле Сталин и Гитлер (а значит, коммунизм и фашизм) вполне соответствовали духу времени, потому что модернизм – главная в ту эпоху культурная формация – в своей основе был проектом глубокого переустройства цивилизации и переизобретения всего: от взаимоотношений до повседневного языка. Метамодернизм, пришедший на смену ироничному постмодерну, сочетает в себе просвещённую наивность, прагматический идеализм и умеренный фанатизм.

Одним из главных симптомов случившихся перемен можно считать запрос на политический популизм в самых разных странах – от США до Армении. Популистами новый тип политиков принято называть из-за их очевидной противоречивости: к примеру, они мастерски сочетают левые и правые идеи, размывая между ними все идеологические оппозиции. Профессиональному политику старой формации в здравом уме это в голову бы не пришло. А в "Манифесте метамодернизма", который вроде бы написан художниками, есть такой пункт: "Впредь движение должно осуществляться путём колебаний между положениями с диаметрально противоположными идеями, действующими как пульсирующие полюса колоссальной электрической машины, приводящей мир в действие". Другая важная черта современных популистов – их никогда не было на политическом олимпе. Они, скорее всего, были поблизости, но в глазах электората не успели пропитаться коррумпированностью и стать его частью.

Экономист ЕБРР Сергей Гуриев в своём последнем интервью газете "Ведомости" при попытке объяснить предвыборную программу Навального дал этому популизму объяснение. Это не столько невыполнимые обещания, рассчитанные на всех граждан, сколько антиэлитарный запрос в обществе и попытка демонтажа устоявшихся систем, который реализуется через политиков нового типа. О том, хороши они или плохи, говорить не стоит – важнее зафиксировать факт действительности.

Есть предположение, что Трамп победил потому, что неопределившиеся граждане, традиционно решающие исход выборов в Штатах, отказались голосовать за Хиллари Клинтон – самого что ни на есть репрезентативного представителя политической элиты последних 25 лет. Чересчур загорелый и эксцентричный миллиардер, видимо, казался избирателям более искренним. То же можно сказать про нового премьера Армении – Пашеняна, который до этого был независимым журналистом и разгромил партию власти, или о движении "жёлтых жилетов" во Франции, кажется, уже готовом материализоваться в реальную партию.

Но вернёмся к Казахстану. Если рассматривать проект под условным названием "министерство маркетинга", который предложил Президенту менеджер вайн-команды Yuframe, под таким углом, то становится очевидно, что это пусть и неловкая, но всё-таки попытка дать молодёжи политическую инициативу, не связанную с нынешними элитами. Он, как и полагается в Казахстане, конформный: его автор наивно подчёркивает аполитичность своей идеи, невключённость её в действующие властные структуры. Однако учить госорганы делать правильные логотипы и писать интересные пресс-релизы – это значит проваливаться в политику с головой, заниматься её переупаковкой. Впрочем, как мы уже поняли, даже очевидные противоречия не должны вводить нас в заблуждение.

Идеологический аппарат на этой вполне символической церемонии получил недвусмысленный сигнал о том, что его методы работы с населением очень сильно устарели. Традиционная дихотомия, которой пользуются придворные публичные политологи, о том, что низы не могут, верхи не хотят, тоже постепенно теряет силу. Низы, во всяком случае поколенческие, уже и могут, и хотят, осталось ответить им взаимностью и допустить к формированию государственных смыслов. Потому что на противоположном краю стоят такие же искренние популисты другого толка – они обращаются не к глобальной повестке, а к национальной и языковой. И объединиться вокруг такой простой идеи, как нация, очень просто. Особенно в эпоху больших перемен, когда видишь, насколько ты мал в сравнении с большим, прежде незримым, миром, и всё, что у тебя есть, – это прошлое, в котором уверенности гораздо больше, чем в будущем.