До успеха в Москве "Тренинг личностного роста" в Казахстане прошёл без особых восторгов. Были положительные отзывы кинокритиков, но в целом показы были ограничены.
История снята по мотивам книги Данияра Сугралинова "Кирпичи". Главный герой Канат – апатичный мужчина средних лет обитает в сером, мрачноватом мире, ходит на работу в банк и посещает тренинг личностного роста, слушая пространные, лишённые смысла лекции. При этом сам Канат удивительно безличен, на его месте легко представить любого офисного клерка, живущего на постсоветском пространстве.
Зыбкой кажется в картине и сама страна. Работники банка, каждый день перекидываясь парой слов в лифте, будто пытаются ухватиться за неоднозначную реальность. Они обсуждают, как называться стране – Казахстан или Казак ели; наш ли праздник День святого Валентина; переход на латиницу и так далее. В такси по радио сообщают, что Казахстан стал лидером в Центрально-Азиатском регионе.
Читайте также: Мухамедиулы о фильме "Тренинг личностного роста": Если критикую, на пользу идёт
В картине есть и мистический слой – внезапно появляющийся Даник, более успешный старый знакомый главного героя, порой больше похож на альтер-эго Каната или проекцию его представлений об успехе. Уж очень схематичен его образ: эдакий условный "агашка", у которого есть деньги, водитель и молодые любовницы.
На раздвоение намекает сцена в караоке, где Даник поёт "Призрачно всё..", а главный герой, насвистывая ту же песню, смотрит в зеркало. Кадр выстроен так, что перед нами словно два Каната.
Символизм заключён и в истории с пропавшей проституткой. Её вымышленное имя – Дикра (Dhikra), что переводится с арабского как "память" или "воспоминание". Её пропажа, как рассказал нам сам режиссёр, играет важнейшую роль в этой истории.
Фархат Шарипов поделился с нами и другими подробностями, как создавалась картина.
"Кирпичи" – это точка отсчёта"
– Фильм снят по мотивам произведения Данияра Сургалинова "Кирпичи". Литературное произведение стало лишь основой фильма, так как критики отмечают универсальность вашего киноповествования. Вы с ними согласны?
– Безусловно, книга – это точка отсчёта, без неё фильма бы не случилось. События которые описывает книга, нацелены на мотивацию читателя, сюжетная линия выстроена вокруг молодого парня, который потерян по жизни и ищет возможность изменить её в лучшую сторону. В фильме я оставил исходные характеристики главного героя, побуждающие происшествие и основной драматургический вопрос, основанный на вечном конфликте таких общечеловеческих понятий, как эгоизм и гуманизм. Но при этом я изменил череду событий и возраст главного героя, – это сделано лишь для того, чтобы конфликт стал более объёмным и актуальным. Ведь когда молодой парень, ещё не определившийся со своими моральными позициями, пробует на зуб жизнь – это нормально и в порядке вещей. Но всё меняется, когда человек, имеющий большой жизненный опыт, который уже сам воспитывает детей, всё ещё не определился со своим собственным "я". Думаю, зона этого конфликта близка каждому, особенно в те моменты, когда нравственный выбор определяет качество дальнейшей жизни.
– В чём главное отличие книги и фильма?
– Литературное произведение натолкнуло меня на размышления о морально-этической составляющей современного общества. И эти размышления привели к полному переосмыслению подачи истории. Дэн (Данияр Сугралинов. – Авт.) написал первый вариант книги, когда ему было 24 или около того, а в более зрелом возрасте переписал её концовку и вывел новую ценность истории. Я думал о том, что заставило его это сделать и что именно его не устраивало в прежнем финале. Тогда мне показалось что подобными изменениями Данияру хотелось морализировать своего героя и вывести историю в позицию гуманизма.
Этим я и руководствовался, однако чтобы фильм работал в этом направлении, нам пришлось идти от обратного, то есть дать герою всё то, чего он хочет, и не наказывать его за это. И когда мы решились на этот шаг и вырезали из фильма всё, что служило лишь для морализации персонажей и мешало героям быть искренними, конфликт истории вышел за рамки внутренней борьбы и преобразился в проблему, которая позволяет идентифицировать наше общество в целом. На мой взгляд, именно такая форма подачи истории вызывает в финале картины ощущение дискомфорта, что и должно способствовать пониманию скрытости проблемы нравственного выбора, которую очень сложно разглядеть в реальной жизни.
"Фильм не лежал год на полке"
– Пытались ли подвергнуть ваш фильм цензуре в Казахстане? Верна ли информация о том, что он чуть ли не год лежал на полке?
– Нет. Единственный вопрос был с нашим первоначальным названием. Но он не стоит того, чтоб уделять ему слишком много времени, так как это лишь маркетинговый вопрос. Фильм не лежал год на полке. А вот монтаж финальной версии действительно занял почти год. Даже после участия фильма в Пусанском кинофестивале я вновь садился за монтаж, и только на фестивале "Звёзды Шакена", а затем и в местном прокате зрители увидели финальную версию, которая стала 97-минутной.
– Фильм сравнивали с работами Звягинцева, с "Бойцовским клубом". Согласны ли вы с такими параллелями? Кто повлиял на ваш киноязык?
– Это немного странные сравнения, особенно с "Бойцовским клубом". Не знаю, но, наверное, со стороны зрителям виднее. Я вообще в последнее время стал в позицию стороннего наблюдателя и полностью полагаюсь на зрителя. Делая фильм, мы пересматриваем его огромнейшее количество раз. И, конечно, взгляд авторов более замылен, нежели зрительский. То есть, возможно, некоторые моменты, которые кажутся создателям довольно выпуклыми, для зрителя проходят совершенно незаметно. А вот определить меру внимания к деталям в фильме и при этом сохранить максимально большую аудиторию – это и есть настоящее мастерство. Сейчас я не могу позволить себе оставлять в фильме все свои прихоти, так как понимаю, что делаю фильм для зрителя, и пока у меня нет той аудитории, которая бы под микроскопом разглядывала все мои послания. Но ведь в любом случае картина не может существовать без зрителя – это догма, а если единственным зрителем картины является сам автор – это грустно.
Не уверен в том, что у меня есть свой киноязык, думаю, определение киноязыка – это больше пища для кинокритиков и киноведов. Для меня же более важно то, чтобы все элементы истории были внятными и работали для максимально большой аудитории.
Читайте также: Данияр Сугралинов: Любой успешный писатель стыдится своих первых книг
Что касается моих любимых авторов кино, их очень много, и с просмотром каждой хорошей кинокартины их становится всё больше и больше. Этому я несказанно рад. Не хотелось бы выделять кого-то особенно, чтобы не оставить в тени остальных. Могу сказать лишь, что одним из первых, кто расширил мои границы кино, был Феллини, а в этом году ушел великий маэстро Георгий Данелия, который, безусловно, формировал мое мировоззрение и меня как личность. Низкий поклон обоим за тот свет, которым их звёзды до сих пор согревают миллионы душ.
– "Тренинг личностного роста" – это история с не одним измерением. Как вам удалось достигнуть нового подхода? Ведь прежде ваши картины отличались эстетически и визуально. Тот же "Сказ о розовом зайце".
– "Сказ" – это фильм, который снял 24-летний я, "Тренинг" – это фильм, который снял 34-летний я. Наверное, это удалось благодаря времени, которое я прожил.
"В первую очередь это работа гениальных актёров"
– Картинка кажется очень реалистичной, словно наблюдаешь за жизнью обычного казахстанца в режиме онлайн. Как вы добились этого эффекта?
– Тут всё просто. В первую очередь это работа гениальных актёров – Дулыги Акмолды, Ержана Тусупова, Гульжамал Казакбаевой, Филиппа Волошина и всех остальных, кто не просто отработал, а в полной мере прожил свои сцены в фильме. Второй ингредиент – оператор Александр Плотников, художник-постановщик Алексей Шиндин и вся без исключений съёмочная группа: ребята полностью отдались процессу и пережили всё вместе с главными героями. Ну а технически – это отказ от нарочито линейного развития истории и диалоги, работающие на целостность персонажей, а не на описание их желаний.
Я старался раскрыть сюжетные линии и отношения героев через размеренное течение жизни внутри истории. Наверное, это и дало ощущение похожести на настоящую жизнь – как я её ощущаю, очень рад, что нашёл аудиторию единомышленников. Думаю, что сейчас подобное повествование – это тренд в мире кино, но это не всегда хорошо, и для каждой истории нужны своя форма, свой темп. Именно поэтому, возвращаясь к предыдущему вопросу, я не приверженец теорий киноязыков – ведь каждый язык существует в рамках свода грамматических правил, которые всегда так и хочется нарушить.
– Арыстанбек Мухамедиулы на пресс-конференции, после того как вы получили "Золотого Георгия", на вопрос о том, что ранее он критиковал фильм "Сказ о розовом зайце", ответил, что, когда он критикует, это, в принципе, идёт на пользу. Что вы думаете по этому поводу?
– Фильм полностью снят при финансировании Минкульта. Я уже отвечал на первую часть вопроса и могу повторить, что министр как зритель имеет право на критику. И я, конечно, рад тому, что не ощущаю влияния руководства министерства и студии на своё творчество. У нас бывают разногласия внутри студии на момент выпуска фильма, но лишь частные мнения и сомнения, – это было, есть и, думаю, всегда будет, такова внутренняя кухня кино. Если бы я ощущал давление со стороны, вряд ли я бы смог работать, именно поэтому никогда не снимал заказные фильмы.
"Наша традиционная политика похожа на женщину, страдающую от болезни Альцгеймера"
– Как удалось добиться финансирования из бюджета фильма совсем не про батыров и ханов, плюс с использованием ненормативной лексики и необычного по формату?
– Думаю, на данный момент более важный вопрос в качественных сценариях, нежели в финансировании фильмов. Добиться финансирования хорошего сценария, при условии того что автор уверен в нём на сто процентов, не такая уж большая проблема, а вот с подобными авторами и качественной кинодраматургией в целом у нас большие проблемы. Профессиональные сценаристы зачастую соблазняются более прибыльной, но менее значимой работой над сериалами и другими экранными формами. Это понятно, так как жизнь обязывает. В связи с этим киносценариям уделяется очень мало внимания и времени. Все режиссёры сломя голову, имея в руках сырой сценарий, а зачастую просто тритмент или даже идею, хотят во что бы то ни стало запустить это в производство, впоследствии горько платя за это. Думаю, проблема прежде всего в этом, а не в мифах о жесточайшей цензуре и политической направленности курса госфинансирования, который, конечно, имеет место быть, но это вовсе не главенствующая проблема.
– В картине обыгрывается жизнь в Казахстане: переход на латиницу и так далее. Как вы сами оцениваете то, что сегодня происходит в стране? Тот же тренд на деколонизацию?
– Думаю, что подобное развитие нашего общества – это круговая порука, которая обречена повторяться с каждой последующей сменой власти. Видимо, такова наша традиционная политика, которая, кстати, очень похожа на женщину, страдающую от болезни Альцгеймера. Просто хотелось, чтобы люди увидели это со стороны и, может, прочувствовали ироничность, граничащую с абсурдностью ситуации.
– Можно ли сказать, что этот фильм – точное изображение человека, живущего на постсоветском пространстве? Какой он, этот человек?
– Этот вопрос я обращаю к зрителю, и мне будет грустно, если ответ на него будет однозначно положительным. Думаю, что обнаружить проблему и признать её существование – это первый шаг на пути к её решению. Не хочу верить в то, что людей можно описывать с помощью одной истории и одного персонажа. Люди, живущие на постсоветском пространстве, разные, такие же разные, как и люди, живущие за границей этого "пространства" (если, конечно, такие существуют, ведь это "пространство" имело влияние на весь мир).
