Работать не по специальности нормально. Жизнь меняется быстрее, чем мы успеваем получить образование

Два года назад на чемпионате Европы по футболу мир поразила сборная Исландии – тёмная лошадка, в которой не было ни звезд, ни мало-мальски известного имени. Общая трансферная стоимость всех игроков сборной Исландии в 2016 составила около €44 млн. Для сравнения, российская сборная в то же время оценивалась примерно в €130 млн. Исландцы поразили не только искренней игрой и страстными болельщиками (болеть за своих приезжали почти 30 тысяч человек из 300-тысячной страны), но и тем, что тренером в сборной был стоматолог, вратарём – режиссёр кино, капитаном – гандболист, защитником команды – уборщик и дальше по списку: пилот, менеджер гостиничного бизнеса, председатель рыбной торговой компании и так далее. Многие игроки были, что называется, полупрофессионалами. Зато команда прошла в четвертьфинал и обыграла сборную Англии.

Моя знакомая из социальных сетей – финансистка по образованию – несколько лет назад бросила работу в "большой четвёрке" и ушла в книгоиздательство, весьма успешно, по казахстанским меркам. Второй знакомый, тоже финансист по диплому, уже со студенческой скамьи стал программировать. После 10 лет программирования начал писать журнальные статьи. Ещё одна бывшая бухгалтер открыла ателье по пошиву одежды и третий год неплохо раскручивает собственную марку. Филолог после вуза стала экологом и начала снимать единственные в стране документальные фильмы про исчезающих тюленей.

Это не истории успеха, а обычные истории о том, как люди меняют профессии, одну сферу на вторую, вторую на третью и так дальше. И не зря в примерах так много финансистов: эта профессия, наряду с юристом, когда-то была самой популярной в Казахстане. Часто люди к тому же выбирают ту или иную специальность из-за "моды" или востребованности, не руководствуясь при этом своими внутренними потребностями.

Сейчас средняя зарплата банковского менеджера или бухгалтера средней квалификации – около 150 тысяч тенге – не слишком-то прибыльно. Сотни казахстанских финансистов перековываются как в креативных работников, так и в технических специалистов. В 2015 году президент АО "Центр развития трудовых ресурсов" при Министерстве социального развития Даулет Аргандыков привёл цифру 1,8 миллиона – столько казахстанцев, по его данным, три года назад работали не по специальности. Много это или мало? Методология подсчёта неизвестна, но по моим ощущениям, реальная цифра должна быть больше. Всего экономически активных казахстанцев тогда насчитывалось около 9 миллионов. Скорее всего, в имеющейся статистике, полученной три года назад, не учтены и самозанятые, о которых говорят сейчас всё чаще и чаще. А в соседней России, например, работает не по специальности треть граждан с высшим образованием.

Никому из бывших условных финансистов не приходит в голову получать новое образование в университете каждый раз, когда случается менять профессию. Если вы идёте работать не врачом и не в ядерную лабораторию, то работодателей больше вашего вуза интересуют общий опыт и soft skills – способность брать на себя ответственность, лидерство, умение работать с конфликтами, гибкость, другими словами, ваш "житейский ум". Интернет обеспечил доступ практически к любой информации, в том числе и образовательной. Самообразование и обучаемость стали самыми важными навыками.

Западная система образования, к слову, уделяет soft skills много внимания в отличие от российской и казахстанской, которые заточены больше на академические знания. Высшее образование в классическом понимании востребовано всё меньше и меньше. С одной стороны, обесценивание дипломов в Казахстане можно объяснить казахстанской системой образования, которая оставляет желать лучшего. В рейтинге PISА (международная программа по оценке образовательных достижений учащихся) в 2012 году среди 65 стран мира мы заняли 49-ю позицию по математике, 52-ю – по естественнонаучным дисциплинам и 63-ю – по читательской грамотности, а в 2015 году МОН РК и вовсе был замешан в международном скандале из-за подозрений в нечестности. Ни один казахстанский вуз, к примеру, не входит в рейтинг Shanghai 500.

С другой стороны, инфляция высшего образования не локальная проблема, а мировой тренд. Появляются всё новые и новые профессии, которых нет в списках специальностей учебных заведений. Несколько лет назад никто не знал про influencers (инфлюэнсеров) – непереводимое на русский язык слово, которое обозначает сетевых лидеров мнений, имеющих влияние на своих подписчиков. Это не блогеры (над которыми уже тоже никто не смеётся), потому что инфлюэнсеры часто и не ведут никаких блогов, а просто привлекают аудиторию своей личностью – стримеры, геймеры, лайфхакеры и так далее. В 2015 году Барак Обама пригласил на традиционную встречу в Белый дом не журналистов, а именно ставших популярными инфлюэнсеров, которые становятся главным каналом рекламы, и в 2017 году Федеральная торговая комиссия США выпустила для них инструкцию. По данным Newspaper Association of America, выручка за рекламу в американских СМИ упала с $65,8 млрд в 2000-х до $23,6 млрд (диджитал и другие) и $17,3 млрд (печатные СМИ) в 2013 году. Понятно, что при таких денежных потерях американские СМИ были вынуждены пересмотреть кадровую политику, распустив тысячи ненужных журналистов и других работников печати. Это самый простой пример того, как новые профессии, которым никто не учит в университетах, меняют традиционные и, казалось бы, устойчивые рынки.

А пока в современном капитализме сейчас происходит нечто, напоминающее бессмысленный круговорот рабочего функционала. Это отмечает американский антрополог Дэвид Грэбер в своей книге "Дерьмовые работы" (Bullshit Jobs, опубликовано в 2018 году, перевод фрагмента книги взят из интернет-журнала студентов гуманитарных наук российского НИУ ВШЭ): "У немецкой армии есть субподрядчик, который выполняет работу по IT. У IT-компании есть субподрядчик, который занимается логистикой. В логистической компании есть субподрядчик, который отвечает за управление персоналом; там я и работаю. Скажем, солдат А переезжает в кабинет на две комнаты дальше по коридору. Вместо того чтобы просто перенести туда свой компьютер, он должен заполнить бланк. Субподрядчик IT-компании получает этот бланк, его просматривают, одобряют и отправляют дальше в логистическую компанию. Логистической компании в свою очередь нужно одобрить перемещение солдата вниз по коридору, и она обращается к нашему персоналу. Люди в нашем офисе делают то, что они делают, и вот дело доходит до меня. Мне пишут: "Будьте в казарме В во время С". Обычно эти казармы находятся на расстоянии от ста до пятисот километров от моего дома, так что я беру автомобиль напрокат. Я сажусь в машину, еду в казармы, говорю диспетчеру, что я приехал, заполняю бланк, отключаю компьютер, кладу его в коробку, запечатываю её, прошу парня из логистической компании отнести коробку в соседнюю комнату, где я распечатываю коробку, заполняю ещё один бланк, подсоединяю компьютер, звоню диспетчеру, чтобы сообщить, сколько всё это заняло, получаю пару подписей, еду на своей арендованной машине обратно домой, посылаю диспетчеру письмо с документами и затем получаю оплату".

Причём автор считает, что разница в способности порождать бюрократию между государственными организациями и частным бизнесом незначительна. Грэбер пишет, что является "определяющей чертой дерьмовой работы: она настолько бестолковая, что даже человек, который занимается этим каждый день, не может убедить себя в том, что для этого есть сколь-нибудь веская причина. Возможно, он не может признаться в этом своим коллегам – часто у него есть вполне весомые основания этого не делать. Тем не менее он убеждён, что его профессия бессмысленна". Люди работают не потому, что они хотят это делать, а потому, что они получили специальность в этой сфере, на обучение которой потратили несколько лет жизни и немало денег в университетах, и хотя времена меняются, меняются рынки, установка о том, что можно научиться чему-то другому, даётся с трудом.

Если все станут фотографами и блогерами, кто же будет работать на заводах? Считается, что в будущем, когда наступит Четвёртая промышленная революция, рынок труда будет кардинально перекроен. Подразумевается, что роботизация и киберфизическая система – распространённый в четвёртой промышленной революции термин, означающий интеграцию вычислительных ресурсов в физические процессы – снизят спрос на неквалифицированный труд до нуля. Работать на заводах будут роботы, а люди будут заниматься преимущественно умственной и творческой работой. Еще 8 лет назад учёные Карл Бенедикт Фрей и Майкл Осборн насчитали, что только в США за счёт роботизации можно освободить 47% наёмных работников. В 2016 году Intelligist Intelligence Unit, подразделением The Economist, был подготовлен доклад о готовности стран мира к автоматизации. В топ-10 вошли Южная Корея, Германия, Сингапур, Япония, Канада, Эстония, Франция, Великобритания, Соединенные Штаты и Австралия. В Эстонии, которая с 1940 по 1991 год входила в состав СССР, курс на роботизацию является государственной повесткой, кроме того, в стране высоки налоги на рабочую силу (около 41% из заработной платы – брутто, в Казахстане налоговая нагрузка равна примерно 20%).

В 2016 году немецкий экономист и основатель Всемирного экономического форума в Давосе Клаус Шваб в своей книге "Четвёртая промышленная революция" посчитал, что примерно 90% всех данных в мире было создано за последние два года, а количество информации, создаваемой предприятиями, удваивается через каждые 1-2 года. Если стоматолог может тренировать футбольную команду из режиссёра кино, гандболиста, пилота, менеджера гостиничного сервиса и так далее – до команды мирового уровня, почему бы и нам всем не подумать о будущем и уметь кое-что ещё, кроме того, что мы уже умеем делать?