Сергей Дворцевой снял всего несколько фильмов, но все они призёры различных фестивалей, в том числе и Каннского. Он родился в Шымкенте, окончил там школу, успешно играл в детской футбольной команде – мог стать футболистом, но предпочёл учиться в авиационном училище. Позже поступал на радиотехнический факультет Новосибирского электротехнического института, но нашёл себя в режиссуре.
Читайте также:
Самал Еслямова: Для роли в "Айке" приходилось доводить себя до усталости и изнеможения
– Когда на сцену пригласили Самал, но было понятно, что вас уже не пригласят, что вы чувствовали?
– Рад был за неё, естественно. Самал исполнила эту роль, воплотила этот образ на самом высоком актёрском уровне, но ведь Айка придумана мной, я этот образ пропустил через себя, так что это и моя награда тоже. Понятно, что все режиссёры, которые приезжают в Канны, втайне надеются, что их назовут лучшими или вручат "Золотую пальмовую ветвь", но у меня нет обиды на жюри. Нашу работу оценили по достоинству, хотя по сути фильм ещё не готов на сто процентов. Мы завершили последние работы по фильму буквально за два дня до фестиваля, при этом там всё ещё есть над чем работать – звук не доделан, со светом есть проблемы. Я хочу довести картину до совершенства. В Каннах был единственный показ, и мы "Айку" не будем нигде показывать, пока всё не сделаем. Вот такая парадоксальная ситуация получается – премьера уже состоялась, а фильм не готов.
– Вы работали над картиной больше 6 лет, и всё равно осталось что-то на последний момент. Как так получилось?
– Просто это был очень сложный фильм в производстве. Когда мы узнали, что Каннский кинофестиваль хочет в этом году взять нашу картину в конкурс, мы в спешке стали её доделывать, последние полтора-два месяца я спал по два часа в сутки, чтобы успеть. Успели, но пока, как я уже говорил, не всё идеально. Ближе к середине июня, когда всё закончим, доведём до ума и диалоги некоторые, и звук, уже можно будет показывать картину, делать премьеру.
– Знаете, что меня больше всего восхищает и удивляет в вашей истории? Что вы хоть и снимали 6 долгих лет, всё равно продолжали это делать. Другой, может, опустил бы руки, засомневался в себе, но вы не отчаивались.
– Я изначально относился к своему фильму как к произведению искусства, поэтому боролся за него до последнего. Почему так долго всё было? Потому что я перфекционист и хотел, чтобы фильм был совершенным, поэтому даже сейчас, после премьеры, хочу поработать над ним. Каннский кинофестиваль – лучший фестиваль планеты, куда ежегодно привозят 20 лучших фильмов мира, и качество должно быть высочайшее, я старался соответствовать и добивался не российского, не казахстанского, а мирового уровня.
– У вас, как вы говорили ранее, необычный режиссёрский стиль – вы снимаете и не знаете, чем и когда эта история, а соответственно, и съёмки закончатся. Как найти таких продюсеров, которые будут вас бесконечно поддерживать на протяжении нескольких лет?
– Но ведь люди поддерживают тогда, когда видят результат. Никто бы не поддерживал "Айку", если бы не было "Тюльпана", я его тоже долго снимал. Понимаете, это не какое-то чудо, это обыкновенный прагматизм. Люди знают, что я сделаю, и я делаю. К тому же я сам один из продюсеров картины, я тоже искал деньги и находил. Какой у нас был бюджет? Среднеевропейский – примерно 2,5 миллиона евро за весь период. При этом мы всё делали маленькой группой – нас около 15 человек.
– Правда, что большая часть вашего актёрского состава – это настоящие мигранты: кыргызы, узбеки, таджики?
– Ключевые роли у меня играли профессиональные актёры: например, Самал Еслямова – выпускница ГИТИСа, снимались и россияне, из казахских актёров я приглашал Асхата Кучинчирекова, вы его знаете по "Тюльпану". В массовке у нас, конечно, много реальных мигрантов, и это было дополнительной сложностью – часть из них уезжала домой и не возвращалась, приходилось переснимать.
– Вы требовательный режиссёр, мучаете своих актёров или доверяете их органике?
– Ну, конечно, требовательный! А как иначе добиться результата? Доверять органике – это очень наивно. Для того чтобы сделать что-то серьёзное, нужны серьёзные усилия. Работа – это когда больно, не хочется, надоело, но ты всё равно это делаешь, и на работу такого уровня способны только большие характеры, такие как Самал.
– Вы же с ней работаете еще со времён "Тюльпана", а чем зацепила вас эта девушка?
– Не знаю, сработала интуиция. Я наблюдал за тем, как она отвечала на мои вопросы, о чём говорила, было в ней что-то такое, что я понял: она сможет это сделать. Ведь как режиссёр выбирает? Как правило, два критерия: сможет ли она – есть ли талант и подходит ли она для этой роли. Я посчитал, что она подходит. Не все в неё верили, но я верил стопроцентно, знал, что справится. Не каждая актриса сделала бы это, а она смогла.
– У нас тут недавно была дискуссия с журналистами из России на тему того, чей вы режиссёр – российский или казахстанский? Учились вы в Москве, но родились и сформировались как личность в Шымкенте, команда у вас из россиян, но снимаете казахских актеров. К какой стране вы себя относите?
– Сложно сказать. С одной стороны, я родился и прожил в Казахстане довольно долго, и это моя малая родина. С другой, в Москве я живу уже 20 с лишним лет, к тому же я гражданин России. То есть по формальным признакам я российский режиссёр. Но я никогда не отказываюсь от Казахстана, я ментально близок с этой территорией, мне она очень важна. Я работаю с казахстанскими актёрами, к тому же один из моих копродюсеров – Гульнара Сарсенова – из Казахстана. Она вложила в мой фильм свои инвестиции и буквально на последнем этапе спасла его, то же самое было и с "Тюльпаном", и я за это ей благодарен. Так что всё сложно.
– Но разве ваш киномир не казахский? Во всяком случае, "Тюльпан" будто бы снял казах.
– А "Айка" – это чисто московская история. Какой мой мир, мне самому сложно сказать, но человек такой, какой есть. Я сформировался таким и не хочу быть другим. От себя ведь не убежишь. Если нравятся мне эти истории с азиатским колоритом, тянет к этому, то что я могу поделать?
– А почему вы переехали в Москву? В Казахстане было сложно снимать?
– Я не пробовал, я ведь переехал еще в 90-е годы. Это было какое-то смутное, непонятное время. Нас 5 человек отправили в Москву учиться на Высшие курсы сценаристов и режиссёров от "Казахфильма". Потом началась какая-то реорганизация, или деньги закончились, или ещё что-то, но в итоге "Казахфильм" отказался платить за нас, началась неразбериха. Тогда меня там оставили учиться как обычного студента. После окончания института я так там и остался. Снимал документальные фильмы, потом был "Тюльпан".
– После того как эта картина получила "Особый взгляд", что-то кардинально для вас изменилось?
– Я бы не сказал, что что-то принципиально изменилось. Были предложения снимать в разных странах, например, в Америке. Но я отказался – не хотел снимать то, что хотят другие. А хочу снимать то, что мне интересно самому.
– Как думаете, что будет после успеха "Айки"?
– Самому интересно знать это. Среди прокатчиков существует мнение, что для успешного проката фестивальной картины, показанной в Каннах, важны три награды: это "Золотая пальмовая ветвь", это "Лучшая мужская роль" и "Лучшая женская роль", все остальные призы вроде "Лучший режиссёр" или Гран-при – это всё больше для специалистов, нежели для публики. Лучшая женская роль – наша, так что надеемся на успешный прокат.
– Вы, конечно, хоть и метко снимаете, но очень редко, это вас не беспокоит как творца?
– Может, и хотелось больше снимать, но я хочу делать так, как чувствую. Кто-то делает быстро, кто-то медленно, а я делаю, как я делаю. Я не хочу быть похожим ни на кого. У моего кино своё дыхание, свой ритм, нужно своё время. Это как беременность: если поторопиться, будет выкидыш. Понимаете, большое кино – это как высококлассно сделанная домбра, которую создали по всем правилам из цельного куска дерева. Её вырезали, не торопясь высушили, закрепили на ней струны. Домбру ведь можно и из кусков сделать, наклеить струны на быструю руку, тоже будет играть, но звук будет совсем другой. Есть вещи для массового использования, есть штучные вещи, которые всерьёз и надолго. И мои фильмы из таких, я не хочу делать ничего на скорую руку.
– Я написала в своей рецензии, что "Айку" можно считать продолжением вашего "Тюльпана" – сначала люди жили в степном раю, а потом, на свою голову, решили переехать в большой город. Может быть, у вас уже есть продолжение этой всей истории? Что собираетесь экранизировать в следующий раз?
– Есть одна русская история, которая меня волнует, – она по повести одного советского писателя. Хочу снимать её в России, а может, в Китае сниму, куда давно приглашают, может, в Казахстане, пока не знаю. О чём она, говорить пока не хотелось бы – рано.
– Есть какие-то профессиональные мечты? Получить "Оскар", например?
– "Оскар" не знаю, а "Золотую ветвь" Каннского кинофестиваля, конечно, хотелось бы. Но при этом я понимаю, что получение приза – это своего рода лотерея, тут не только картина должна быть хорошая, тут должны правильно сойтись звёзды. На это влияет всё: и все 9 членов жюри, у каждого своё понимание кино, и конкретный набор фильмов этого года, и общественные, политические тренды, словом, всё. Иногда хорошая картина ничего не получает, это дело везения.
– Но вы ведь везучий человек? Всего два художественных фильма, но обе картины не остались без наград.
– Мое везение основано на трудоголизме. Мы просто пашем, как кони, и всё. Вот такое везение.
