Этой беседе предшествовало интервью с руководителем фонда "Добровольное общество "Милосердие" Аружан Саин, которая рассказала о кампании травли против фонда, которую вела, по её выражению, "группа негодяев". Имена не назывались, но Маргулан Боранбай отреагировал в Facebook: "про меня пишут, xоть и не называют моего имени".
Оставляя за скобками тон, в котором был написан пост, редакция согласна, что, как правило, в случае конфликта надо давать слово обеим сторонам. Но поговорить мы решили не столько о том конфликте, сколько о национал-патриотизме, ярким представителем которого господин Боранбай является.
После трёхчасовой беседы редакция Informburo.kz решила опубликовать интервью с единственной целью – дать своим читателям представление о точке зрения, которая активно обсуждается значительной частью нашего общества. Это не значит, что мы поддерживаем эту точку зрения или её носителей, равно как не значит, что мы выступаем против. Мы считаем, что наши читатели должны иметь возможность разобраться, хотя бы потому, что защитники данной точки зрения используют самые разные способы для её продвижения, включая создание политической партии.
– Готовясь к интервью, много всего о вас прочитала – лестного, нелестного…
– Больше нелестного, полагаю.
– Предположим, что я ничего не знаю о вас. Кто вы?
– Биография у меня ничем не примечательная: не было ничего выдающегося, чтобы можно было упоминать в плане достижений в науке, образовании. Окончил школу в 1989 году в Караганде – естественно, русскую, потому что в Караганде тогда на 600-тысячный город казахских школ не было. Ни одной.
Поступил в сельскохозяйственный техникум, очень хотел в армию, как всякий советский мальчишка, грезил военной службой – тогда ещё некий ореол был вокруг службы, почёт. Ушёл служить в 90-м году, сам писал заявление в военкомат, чтобы меня призвали одним из первых.
В 92-м году вернулся уже в суверенный Казахстан. В 93-м году в феврале совершил преступление – убил человека. Был приговорён к 15 годам лишения свободы, отбыл 10. Вышел по УДО из туберкулёзной колонии.
– Можете рассказать обстоятельства преступления?
– Это была банальная драка, я бы не хотел вдаваться в подробности. Но не проходит ни дня, чтобы я не раскаивался. Собственно, благодаря раскаянию я легко перенёс срок заключения. Тогда казахские тюрьмы не отличались каким-то гуманизмом, соблюдением прав заключённых. В 90-е годы, крайне сложные для страны, в колониях было всё гораздо хуже: подвергался пыткам, поменял много колоний. Но я не утратил человеческий облик, не стал закоренелым уголовником.
Каждый раз, когда меня били, пытали, я как-то в душе молил: давайте ещё, – знал, за что сижу. Ну какое-то было религиозное, мистическое чувство, что чем тяжелее мне будет сейчас, тем больше мне зачтётся на том свете.
"Твёрдо решил, что больше в колонию не вернусь"
– Там заболели туберкулёзом? Вы сейчас здоровы?
– Из 10 лет заключения шесть провёл в туберкулёзных колониях. Был дистрофиком. Да, вылечился. Причём нетрадиционными методами. Поехал в аул, больше полугода жил там, пил кумыс, ел барсучий жир, волчий жир с мёдом смешивали, с алоэ, откормился.
Я освободился в 2003 году, тогда весил 67 кг, сейчас – 120. Долго лечился. Потом занимался даже не восстановлением, а получением документов. Я сел ещё будучи носителем советского паспорта, этого "серпасто-молоткастого".
– В тюрьме новый паспорт нельзя было получить?
– Я не особо был дружен с лагерной администрацией. Меня часто перемещали из колонии в колонию, и потом новые документы тогда получали люди, которые вот-вот должны были выходить на свободу. У меня такого не было, я должен был по закону освободиться в 2008 году.
Я вышел по болезни, и речь не шла о том, чтобы мне давать документы. Вышел, а тут СИК, РНН спрашивают. Мне 31 год, и я ничего не понимаю, что происходит вокруг.
Приехал в Алматы, кишащий тогда ночными клубами типа "Адмирал Нельсон" и всякое такое. У меня ни копейки денег. Ходил глазел в окна и ощущал себя героем Чаплина в фильме "Огни большого города".
Связи имел только криминальные, никаких других. За 10 лет пересидел с тысячами разных людей, с которыми ежедневно в городе сталкивался, которые звали то туда, то сюда. Но я твёрдо решил, что больше не вернусь в колонию.
Тогда улица Сейфуллина была битком забита рабочими, которые ищут разовую работу. Я начал на этом "пятаке". Поднялся там, сделал карьеру.
– Как можно подняться на "пятаке"? Что вы такого делали?
– Ну, упорядочил работу на участке, где-то на километр-полтора мы создали некий кооператив, единую тарифную политику выработали, если можно так сказать: за какие суммы мы подряжаемся, а за какие – нет.
– Вы пугали людей своим криминальным прошлым?
– Нет, я, наоборот, утаивал, чтобы как раз не отпугивать людей, потому что я знал и сталкивался многократно, что люди боятся бывших заключённых. Казус в том, что я сам побаиваюсь, когда меня знакомят с людьми с криминальным прошлым.
Случай привёл на станцию "Алматы-1", нас наняли на погрузку-выгрузку. И там с ребятами остались на регулярную работу. Там же приглянулся начальнику участка, ныне покойному. Он пригласил меня старшим приёмосдатчиком грузов.
Я поработал, появилась трудовая книжка. Я безмерно гордился. Потом появились более высокие вакансии. Работал на железнодорожных нефтеналивных станциях в Петропавловске, Атбасаре. Вернулся в Алматы, уже имея возможность как-то обустроить быт – жениться, купить квартиру.
"На железной дороге особо не церемонились с подчинёнными – мат-перемат"
– Расскажите о своей семье.
– В 2007 году женился. Двое детей – сын, дочь. Вернувшись в Алматы, опять же работал на железной дороге в системе АО "Казстрансервис" (дочернее предприятие "Қазақстан темір жолы"), начал оператором контейнерного парка, вырос до должности и.о. главного инженера. Стал общаться с людьми, стоящими на порядок выше, занимающими генеральские должности применительно к железной дороге. Они особо не церемонились в общении с подчинёнными: мат-перемат. Разговаривают: "Эй, ты, иди бегом давай сюда!".
– Вы не хотели подчиняться?
– Я подчинялся, но когда человек заискивает перед своим начальством, а с подчинёнными груб и невоздержан, это обычное хамство. Вышел конфликт, и я ушёл. Работал в другой компании, тоже в контейнерных перевозках, занимался логистикой. Вполне успешно.
– Я так понимаю, вы брали практикой. Образования ведь нет?
– Да, практикой, но пока работал, перечитал кучу профессиональной литературы. Не имея фундаментального вузовского образования, чтобы конкурировать с людьми, приходилось быть на шаг впереди. Постоянно занимался самообразованием.
Изучал транзитный потенциал, входил в разного рода рабочие группы при Министерстве транспорта. Узнал, что такое экспертный хлеб – разговоры в пустоту.
К тому моменту подошёл кризис среднего возраста, на который любят все ссылаться. Надоело работать, перестало возбуждать, ушёл: думаю, отдохну с полгода. Это было буквально года три назад. Ушёл, забросил все дела, на полгода взял тайм-аут. Тогда я ещё не предполагал, что начну заниматься тем, чем я занимаюсь сейчас.
Начал приводить в порядок документы, архивы, оставшиеся от моего деда Исы Боранбая. Он меня вырастил. Мои родители отдали меня ему, только когда дед и бабушка умерли, мне сказали, что мои родители живут в Караганде.
Маму мамой я начал называть два года назад буквально. Что за традиция была – отдавать собственных детей? Сейчас мне 47, и я категорически против этого обычая, считаю его бесчеловечным.
Так вот, дед много говорил про ашаршылық. И вот я подумал, что как старший мужчина в роду должен систематизировать все записи деда, чтобы оставить детям полную картину. Решил проехать все эти места, где мы жили – Актобе, Кызылорда, везде, где путь нашего рода, который весь-весь полёг во время голода. Думал, пообщаюсь с очевидцами событий, наивно полагая, что кого-то найду. Нет, уже никого нет. Искал данные в архивах. Оказалось, очень тяжело в них попасть. Писал письма в КНБ, подолгу ждал ответов – не давали. В одном из архивов выяснил, что данные о голодоморе разбросаны по всяким ведомствам, не систематизированы.
Зарегистрировался, на свою голову, в Facebook. До того момента считал соцсети какой-то блажью.
– Это было три года назад, получается?
– Ещё четырёх лет нет. Я выкладывал какие-то переживания свои по теме, хотел найти больше информации. Вступил в группы типа "Наши деды".
"Решаю вопросы, соединяю с нужными людьми"
– Значит, после ухода из железнодорожной системы вы больше не работаете нигде?
– Нигде официально не работаю, но по сей день продолжаю оказывать услуги. Люди обращаются, когда у них где-то застрял контейнер, пропал груз и так далее.
– И как вы это делаете?
– Я соединяю с нужными людьми, звоню на станцию, решаю проблемы, получаю какое-то вознаграждение.
– Это консалтинг называется? Или "решала"? Вы коррупцию разводите?
– Нет-нет! Решаю вопросы, которые требуют специфических знаний отрасли и взаимодействий между службами, который обыватель знать не может. Это услуги, наверное, юридического консультанта, когда груз пришёл побитый, порченый, не понимают люди, с кого взыскать, кого обвинить, куда писать. Наверное, можно сказать, что я развожу, решаю – нет.
Вот был последний случай: вагоны из Шымкента вышли, стоят в Шиели. Клиент нервничает. Вышел на меня: говорит, что заплатит сколько надо, контракт горит, сроки, доставки. От меня потребовалось лишь позвонить в Астану, на станцию в Шиели, узнать, почему вагоны стоят. Выяснилось, что отправитель неправильно оформил. В итоге изменили форму документа. Всё законно, всё честно. Но сам бы он этого сделать не смог, потому что не знает, с какого боку подступиться.
– Ладно, допустим. А что с общественной деятельностью?
– Начал заниматься темой ашаршылық, начал копать проблему и столкнулся с неприятием этой темы.
– В Facebook неприятие?
– И там, и в жизни.
"Зачем будировать эту тему", "Зачем об этом говорить", "Зачем ворошить прошлое". Люди, которые не хотят будировать, они 9 мая ходят с плакатами, у них прошлое – это с 41-го по 45-ый год, раньше – ни-ни.
Как мы фашистов победили – это пожалуйста. Гордиться советской властью, которая нам города построила, – тоже. А что Союз был бесчеловечный, тоталитарный, диктаторский и проводил геноцид в отношении народов – нет. И тему ашаршылық нельзя поднимать? Почему?
"Ашаршылық – целенаправленная политика советской власти"
– Вы используете слово "ашаршылық", а не "голодомор". Почему?
– Потому что голодомор в Украине, у нас это ашаршылық. Именно этот термин мы используем, без перевода.
Это была целенаправленная политика советской власти. Увидев ряд документов, пообщавшись со знающими людьми, научными работниками, я только в этом укрепился.
И до сих пор поражаюсь: людей, которые считают ашаршылық умышленным действием Советов, в Казахстане меньшинство. Это меня глубоко печалит.
– Судя по вашей активности в Facebook, нельзя сказать, что у вас одни неприятели.
– Да, я нашёл единомышленников. Хоть мы и в меньшинстве, но нас становится больше. Достаточно много для того, чтобы преобразовать это в будущем в некую силу, которая вынудит власти открыть архивы.
– А чего конкретно вы хотите?
– Правду. Я не хочу, чтобы кто-то сверху или снизу интерпретировал события. Просто откройте доступ к архивам, оцифруйте их и выложите всё – от "а" до "я".
Я понимаю, есть чувствительные вещи. Допустим, Желтоксан 86-го. Там есть определённые закавыки, персонажи той драмы до сих пор пребывают на политическом Олимпе, сидят в Сенате, не секрет. А тут можно открыть – той страны давно нет.
Понимаю, миллионы страниц, но откройте пошагово, начиная с 1919 года, со времён установления Советской власти.
80% документов той поры у нас есть. Вполне достаточно, чтобы основное панно мозаично сложилось. С 1919 по 1939 год – это самая мрачная страница в нашей истории, небывалая доселе в казахской истории, несопоставимая со временами джунгарского нашествия, когда степь обезлюдела, когда погиб каждый второй казах.
Есть данные о 40 миллионах голов скота по переписи, 38 млн было изъято, конфисковано и направлено на нужды в центральные губернии России.
И не народу это простому направлялось – в то время русские сами подвергались, там и геноцид был, и Тухачевский травил газами и химией крестьян в Тамбове.
На нужды сталинской индустриализации всё шло, когда за две пятилетки строили Днепропетровск. Остро нуждаясь в технологиях, станках, оборудовании, будучи под санкциями и не имея возможности чем-то расплатиться, Сталин платил зерном, платил мясом.
"Некоторые подвергают сомнению всё казахское, нашу дееспособность ставят под вопрос"
– Когда вы говорите "я прошу", это вы обращаетесь к кому-то в Facebook или всё же пишете официальные письма?
– Facebook – это просто способ некой политической сублимации, когда я не могу достучаться. Я пишу письма, попадаю на приёмы в Администрацию президента, в КНБ...
– Что отвечают?
– По-разному отвечают.
– На официальные письма должны же что-то ответить.
– "Ваше письмо принято", "рассмотрено", потом звонят, приглашают на встречи. Периодически к чему-то допускают.
Не буду говорить, что только благодаря нам, но в прошлом году Назарбаев выступил со своей программной статьёй "Семь граней Великой степи", где он сказал, что будут архивы открыты, что архивы будут оцифрованы и к ним получит доступ каждый.
В кызылординском архиве я видел, как активно ведётся работа по оцифровке именно тех документов. Готовятся к выкладке в открытый доступ. Я увидел, с какими проблемами они сталкиваются. Есть документы на арабской вязи, на латинице, на кириллице. Писали от руки, где-то карандашом. Но было приятно увидеть, что работа ведётся.
Это не только наша заслуга, это веление времени. Мы не сможем построить суверенный и по-настоящему независимый Казахстан, не разобравшись с прошлым. Нам надо начать со дня вчерашнего – с ХХ века, откуда произрастает нынешний Казахстан, откуда произрастают нынешние наши проблемы – социальные, экономические, в языковой среде, межнациональные. Они есть, как бы мы ни прятали голову в песок.
Большая часть населения не воспринимает суверенный Казахстан. Подвергают сомнению всё казахское, нашу дееспособность ставят под вопрос: мол, всё построил вам СССР.
Если говорить про экономическую составляющую, можно наложить карту городов, населённых пунктов Казахстана на карту полезных ископаемых, они ложатся один в один друг на друга.
СССР строил города, населённые пункты только в тех местах, где есть залежи подземных кладовых. Хоть Степногорск возьми, хоть Жезказган, хоть Сатпаев, Лениногорск, Риддер, Экибастуз и так далее. Десятки городов построены на местах шахт, куда Союз бы вынужден привозить людей, рабочих, строил туда дорогу. И заметьте, никакой переработки, только первичная добыча, – и вывозили. Мы до сих пор расхлёбываем ту матрицу, которая на нас была наложена.
– Во время войны эвакуировали заводы сюда, это нельзя отрицать.
– Эвакуировали, то есть это не случилось естественным путём. Мы до сих пор не можем избавиться от идеологических мифов. Не можем изучать историю объективно, без всяких прикрас.
Не надо приукрашивать даже в целях казахского государства, преувеличивать роль батыров или ханов, просто должна быть сухая, как математика, наука – история. Без всяких декораций, налепленных сверху идеологами.
Говорят: "Что ты носишься со своими казахами, казахов же не так много убили". Есть советская статистика – 1,5 миллиона казахов погибло во время ашаршылық, но исторически достоверно до сих пор не установлено (точное число. – Авт.). Чтобы это установить, надо открыть архивы. Иначе мы бесконечно будем ходить в этих бесплодных спорах.
По последней переписи в царской России, в 1906 году, если не ошибаюсь, казахов было 6 миллионов человек. Это был крупнейший тюркский этнос, узбеков было на один миллион меньше. Вторая перепись после этого была проведена уже при Сталине в 1939 году, тогда казахов насчитали 2,5 миллиона человек. Куда делись 3,5 миллиона человек за 30 лет? Это даёт нам основание говорить, что они были уничтожены? Не даёт, потому что есть бежавшие, скрывшиеся.
(Первая всеобщая перепись населения Российской империи состоялась в 1897 году. Программа переписи населения состояла из 14 вопросов, которые не включали в себя вопрос о национальной принадлежности, но содержали вопрос о родном языке и вероисповедании. Следующая – Всероссийская перепись населения – проводилась уже после установления Советской власти, в 1920 году (на территориях, не охваченных гражданской войной). В последующем переписи носили всесоюзный характер и проводились в 1926, 1937 и 1939 годах. Согласно официальным данным, полученным в ходе переписи 1926 года, в СССР проживало 3 млн 968 тысяч казахов. Официальные результаты переписи 1939 года показывают цифру 3 млн 101 тысяча человек. – Авт.)
Но даже если возьмём 1,5 миллиона из официальной статистики, на 6 млн человек – эта большая цифра. Поэтому нужно, чтобы рассекретили документы.
Я бы хотел знать историю своего рода, потому что я прямой потомок тех людей, которые сгинули. Причём это было не в абстрактной какой-то войне 300 лет назад, это было вчера.
Мой дед Иса – один из девяти братьев-сестёр, все умерли, он один остался. Я свою дочь назвал Мариям, хоть у казахов так не принято. Так звали младшую сестру Исы, её мать Шаркуль обменяла на мешок проса.
"Я бы не сказал, что я пещерный националист"
– Вы всё это делаете, чтобы что и как кто?
– Я это делаю как частное лицо. Мы не представляем никакого юридического лица, мы, конечно, пытаемся. Есть фонд, с которым я периодически сталкиваюсь, – Фонд "Республика. Регион. Развитие". Его возглавляет Галым Байтук.
По голодомору сотрудничаю с этим фондом. От лица фонда я ходил, призывал людей прийти на акцию 31 мая в Алматы и Нур-Султане – в День памяти жертв политических репрессий. Мы хотели возбудить общественный интерес к этой дате.
– Что происходит сейчас вокруг вас? Когда вы стали националистом?
– Я всё-таки не сказал бы, что я такой пещерный националист, как меня принято выставлять. Всё моё национальное в том, что я хочу видеть Казахстан в полном смысле суверенным государством, а не придатком России, каковым мы до сих пор являемся – информационным, культурным, социальным. Для этого нам следует сделать две вещи.
Первое – мы должны государственное образование в Казахстане, дошкольное, школьное и высшее, обеспечивать только на государственном языке.
– Всё образование должно быть исключительно на казахском?
– Государственное – да, частные школы могут быть хоть на суахили. Потому что в Казахстане государственный язык – казахский. Это же логично: в Германии учат на немецком, во Франции – на французском.
Русские школы, которые у нас существуют, создают базу для языкового раздрая, из него вытекает вот это всё напряжение, которое в обществе всё же есть. Понятно, мы стараемся этого не показывать, но тем не менее это есть. Есть русский шовинизм, бытовой шовинизм, когда говорят: "Если бы не мы, то вы бы от вшей мёрли да в юртах жили". Это себе позволяют вполне рафинированные городские образованные жители, у которых нет-нет да проскакивает...
– Вы сейчас цитируете каких-то фейсбучных комментаторов?
– Это не удел только маргиналов, какого-то слесаря Пети безызвестного, нет. Среди них вполне медийные персонажи есть. Но я этих людей не виню.
Они жили с этим 70 лет при СССР, официально ведь было деление: был старший русский брат и младшие братья – казахи, башкиры и прочие. Даже в гимне было зашито: "сплотила навеки великая Русь", это было и в науке, и в образовании.
"Есть Франция – есть французы, есть Казахстан – есть казахи"
– В Казахстане живут представители 150 национальностей, их не будем замечать?
– Говорят, 150. Но вы не сможете назвать даже 50 национальностей. В Казахстане, по статистике 2009 года (прошло 10 лет), 69% населения – казахи, 19% русских, немного украинцев, узбеков, дунган, немцев, уйгур и вот всего упоминается около 10 народов. На этом 100% заканчивается, потом ещё где-то 150 мифических народов находят в Ассамблее народа, которые выходят в своих этнокостюмах и всё – впадают в спячку до следующего 1 мая.
– Мне кажется, что в многонациональной стране нельзя говорить "мифические народы".
– Это всё наше советское. Во Франции нет такого, чтобы во Дворце мира и согласия были нарисованы 600 народностей, населяющих Францию. Есть Франция – есть французы, есть Казахстан – есть казахи. Поэтому национальное образование должно быть на казахском языке, нахожу это логичным.
Статистика 2017 года говорит, что 81% первоклассников пошли в казахские школы (в 2018 году, по данным МОН, 65% первоклассников пошли в казахские школы – Авт.). Они окончат школу через 8 лет, и эта тенденция будет расти. Сейчас казахов, наверное, больше 70%. Демография на стороне казахов: средний возраст казахов – 26 лет, 49 лет – у русских. Ежегодно из страны уезжает 40-50 тысяч человек. В прошлом году уехала 41 тысяча человек, 39 тысяч из них переехали в Россию. Львиная доля русских уезжает, и за это их нельзя обвинять, так же, как нельзя обвинить оралманов, которые возвращаются в Казахстан. Тянет людей на родину.
"Из Казахстана уезжают и казахи, но это ментально русские люди"
– Из Казахстана уезжают и казахи.
– Их меньше 1%. Уезжают казахи, которые совершенно оторваны, космополиты, которые не чувствуют себя казахами. Вы, наверное, знаете таких казахов, которые абсолютно не владеют своим языком, не пользуются им вообще никак. Ментально это русские люди: он может часами цитировать русских классиков, при этом не может ни одного казахского четверостишия воспроизвести.
И мы его не обвиняем, 70 лет обработки не прошли даром. Ему тоже некомфортно, его тоже тревожит пробуждение национального сознания казахов, вот эту "тыр-быр-тарабарщину несут на своём, нацики поганые". Такие тоже уезжают.
Читайте также: Мухтар Тайжан: Если бы Казахстан был богатым и комфортным государством, наши русские никуда бы не уезжали
– А кто такие "нацики поганые"?
– Мы, которые хотят, чтобы образование было на казахском, а он считает, что этот язык совершенно непригоден для техники, науки. Вы разве не слышали такие мнения?
– Слышала, но я хочу ваше мнение услышать.
– Казахский язык вполне приспособлен и для науки, и техники. Доказано хотя бы Мухтаром Ауэзовым – "Путь Абая", он там использовал 40 тысяч слов.
Отличное было советское образование, говорят. Ок, давайте переймём тупо. Пусть все школы будут казахскими, и ты будешь шпрехать по-казахски, как я сейчас по-русски. Мы уравняемся. Ты на это согласен?
"Родители, которые отдают детей в русские школы, не собираются оставаться здесь"
– Это звучит как "я вам сейчас отомщу за моё "счастливое детство".
– Почему отомщу? Сейчас во многих сферах требуется знание казахского языка, без этого никак. Человек, не владеющий казахским языком, оказывается лишён карьерного роста, ущемлён по языковому признаку против своей воли и против воли работодателя. Работодатель тоже не виноват, что соискатель не соответствует. Виновата система образования, которая учила его русскому языку, круг использования которого с каждым годом сжимается, как шагреневая кожа.
Родители, которые отдают детей в русские школы, не собираются оставаться здесь в стране. Получается, мы разбазариваем государственные средства. Тратим колоссальные деньги, содержим русские школы, штат преподавателей, снабжаем методическими пособиями и прочими. А пташка окончила школу и упорхнула. Зачем мы на них тратили деньги?
Просто нашим русским надо сбросить эти фантомные боли, как человеку руку ампутировали, а она всё чешется. У них болит по былому величию. Уже не вернёмся к Союзу. Если бы СССР просуществовал ещё лет сорок, мы бы стали как народы Севера, как якуты. Вас бы звали Светлана, меня Пётр.
– По-вашему, нельзя делать скидку на молодость государства?
– Конечно, надо делать, но не сидеть сложа руки, и государство делает. Причём довольно взвешенно и мудро.
По-разному можно относиться к роли Назарбаева, но свою историческую миссию он выполнил. Государство укрепил, демаркацию границ провёл, институты управления государством создал. Мусор вывозится, машины есть, свет горит, ни пяди земли никому не отдал, на латиницу потихоньку переводит, казахский язык обретает свою роль.
"Конституция даёт вилку для тех, кто не хочет изучать государственный язык"
– Вы говорили, что настаиваете на двух вещах. Первое – это образование исключительно на казахском языке. Что есть второе?
– Сейчас перейду ко второму моменту, что делает меня националистом. Первое, это переход гособразования на госязык, второе – это конституционная реформа.
Это изменение статьи 7 Конституции РК. Первый пункт гласит, что государственным языком Республики Казахстан является казахский и затем идёт второй пункт, который дезавуирует первый – что русский язык является языком, применимым в официальных органах (пункт 2 статьи 7 дословно звучит так: "В государственных организациях и органах местного самоуправления наравне с казахским официально употребляется русский язык". – Авт.).
Этот пункт создаёт ту самую вилку, которая лицам, не желающим учить казахский язык, даёт платформу. С ней они выступают и говорят: "Назарбаев сказал, в Конституции написано – русский тоже государственный". Таким образом создаётся ложная иллюзия. Поэтому второй пункт надо убрать. Ссылки на Швейцарию неуместны, там конфедерация, у нас унитарное государство.
И потом, казахов – 70%. Если по принципу демократии, то есть большинства, то почему большинство должно склоняться перед меньшинством, которое ещё и тает, как весенний снег в марте?..
– Вы ненавидите русских?
– Нет. Почему? Абсолютно нет такого. У меня есть друзья русские. Мой лучший друг – русский, он знает оба языка, ведёт бизнес, чувствует себя здесь очень комфортно.
– Если бы ваш друг не говорил по-казахски, он был бы вашим другом?
– Был бы. У меня есть и такие товарищи, которые не говорят по-казахски. Они на госслужбу не метят, им нормально.
– Вам нравится аура вокруг вас – нацпата, казахского шовиниста, гражданского активиста, общественного деятеля, кто вы там ещё?
– По-всякому называют – агент КНБ, Акорды, Госдепа... Много эпитетов, которые я вот несу на себе.
– Что из них правдивое?
– Я не являюсь шовинистом. Шовинист – это тот, кто возвеличивает свою нацию над другими.
– Вы же возвеличиваете.
– Я не говорю, что казахи лучше, чем другие. Казахи точно такие же, как и другие. Все народы одинаковы, все люди одинаковы, да, отличаются цветом кожи, разрезом глаз, больше ничем другим. Суть человеческих устремлений, помыслы, счастье, горе, – для всех одно и то же.
Я просто хочу, чтобы к нам в нашей стране относились уважительно. Я не говорю: ты ассимилируйся, выучи казахский, поменяй фамилию, как мы поменяли на ту, что с приставкой. Стали Боранбаев, Нугманова. Я не говорю: станьте Иванбеком. Будь Ивановым, будь Сергеем, оставайся русским, ходи в церковь. Но ты стань всё-таки гражданином Казахстана, перестань таскаться с этими красными флагами. Они нас оскорбляют, как евреев оскорбили бы в Израиле наверняка, если б там кто-то расхаживал с флагом НСДАП или в эсэсовской форме. Нас точно также оскорбляют форма НКВД и красные флаги, потому что Советский союз казахам был отнюдь не матерью и даже не мачехой, а гораздо хуже – он нас убивал.
Я хочу чтобы Казахстан стал успешным государством и понимаю, что этого нельзя добиться, пока мы окончательно не выйдем из советского морока. Даже, наверное, в первую очередь не язык проблема, не школа и образование, а десоветизация, декоммунизация.
"Мы засеем поле, оно даст всходы, но прежде на нём надо выкорчевать пни"
– В результате кем вы себя чувствуете?
– Вообще я либерал. Ярлык "гражданского активиста" мне прилепили журналисты. Наверное, я общественный деятель. Политическим зваться никак не могу, не буду претендовать никогда с моей биографией. Я считаю, что люди, занимающиеся такими вещами, должны быть безупречными, кристально чистыми – иметь право избираться от маслихатов до парламента.
Я свою роль вижу вот в чём: мы засеем поле, оно даст всходы и заколосится, оно даст плоды, все от них будут вкушать. Но прежде на поле надо выкорчевать пни, очистить от камней.
Я не нуждаюсь в лаврах, я делаю это ради памяти своих предков.
– Кто вас поддерживает?
– У меня есть круг единомышленников, наша деятельность похожа, наверное, на какую-то секту баптистов в 80-х годах, где-то в разных местах там кучкуемся, шепчемся. Нас презрительно называют нацпатами.
Нет ни одной организации в Казахстане, основанной по национальному признаку, из числа казахских националистов. У нас есть несколько десятков организаций в Казахстане – общественных, негосударственых, – которые по национальному признаку созданы, типа "Лад", "Верненское казачье общество".
Мы не просим их разогнать. Но прошу заметить, что если казахи начинают свои права отстаивать, то это сразу нацпаты.
"Могу поклясться, что нас не поддерживают госорганы"
– Я уточню вопрос: вас поддерживают политические структуры? То есть национальные идеи, национальное движение – это же такая хорошая сила, чтобы поддерживать. И в нужное время...
– Нас не поддерживает ни одна государственная организация – ни Администрация президента, ни акимат, ни КНБ, к которым меня приписывают. Могу поклясться, что к ним отношения не имею.
Сейчас всё больше раздаётся голосов, каких-то экивоков, реверансов со стороны госслужащих с таким вот неким национал-патриотическим окрасом, но созвучным с тем, что я говорю. Просто они, я думаю, прагматично пытаются использовать этот тренд, который зарождается, набирает массу, и целевая аудитория здесь – казахи.
– На самом деле это выглядит подозрительно: вы нигде не работаете, у вас двое детей, семья, живёте в самом дорогом городе Казахстана. Кто-то же должен оплачивать расходы?
– Я работал много, достаточно, чтобы купить квартиру здесь. И потом, мои знания, компетенции достаточно высоко оценены. Я состоялся как логист, помогаю людям... Я-то когда взял эту паузу, я думал – полгода, полгода позанимаюсь архивом дедушки и потом выйду на работу. И вот потом ещё полгода, ещё, – и прошло два с половиной, почти три года, а я всё на работу выйти не могу. Хотя сейчас просто уже не могу всё бросить и уйти. Надо чего-то добиться, каких-то целей. Хотя если у меня спросить, а какие всё-таки цели, будет трудно ответить.
У меня жена спрашивает: "Қашан жұмысқа шығасың? Чего ты хочешь добиться?" Я потом сижу, пью чай на кухне, курю в форточку и думаю: "Действительно, а что я могу сделать?". Но пока не могу бросить начатое дело. Выйду (на работу. – Авт.), если начнут копиться долги за коммуналку.
– Вы не боитесь, что сейчас рассказываете про свои услуги? Вы же не платите налогов, наверняка. ИП у вас не создано, вас же могут обвинить в незаконном предпринимательстве.
– Не плачу налоги. Я получаю агентские бонусы, вознаграждения, которые я никак не тарифицирую. Это бывает 5 тысяч тенге, бывает 10 тысяч тенге, бывает 100 долларов.
– То есть, грубо говоря, вы сидите на шее у своей жены.
– Нет, жена не работает. Она с детьми всё время. Сыну 9, дочке 6 лет. Она хотела бы выйти на работу, но надо отвести дочку, надо отвести сына в центр. Потом он ходит на дзюдо, потом он ходит на робототехнику.
"Липовый памятник 28 панфиловцам дискредитирует погибших 600 тысяч казахстанцев"
– Я где-то читала, вы хотите Парк имени 28 гвардейцев-панфиловцев в Алматы переименовать?
– Подвига панфиловцев не существовало, это доказанный исторический факт. Почему нельзя назвать это место реальным событием, зачем нам нужны мифы, тем более советские? Зачем нам "Велика Россия, отступать некуда"?
Я понимаю, почему Россия к этому так трепетно относится, что аж сам министр Мединский выступал: внезапно нашёл документы, за шкаф завалились, которые подтверждают, что факт был. Но это липа, и зачем нам эту липу дальше тиражировать?
Казахстан дал фронту 63 воинских части, соединения, полков, дивизий. Некоторые из них полегли в полном составе, как первая кавалерийская, третья кавалерийская – 100% личного состава погибло.
Липовый памятник 28 панфиловцам дискредитирует всех других 600 тысяч казахстанцев, погибших на фронтах Второй мировой. Этот мемориал можно было бы назвать в честь всех воинов-казахстанцев, павших во время Второй мировой войны.
"Против нас ведётся информационная война"
– А конфликт с Аружан Саин, с Юриным, – это всё, чтобы защитить казахов?
– Аружан Саин до истории с Юриным воспринимал, как все: благотворительным фондом занимается, помогает детям.
– Она действительно помогает.
– Да, помогает. Она возглавляет этот фонд, который является оператором средств, распределяет, в том числе, деньги от "Самрук-Казыны". Только за три года ФНБ дал 1 млрд тенге. Другие данные на сайте фонда не опубликованы (на сайте Фонда ДОМ есть специальный раздел, в котором содержатся отчёты как по всем суммам, которые поступили в Фонд в рамках постоянной акции "Подари детям жизнь", начиная с 2007 года, так и по суммам, которые были потрачены на лечение детей. – Авт.). Благотворитель – это тот, который даёт свои деньги, а её фонд – оператор.
– При чём тут Юрин? Я просто пытаюсь понять.
– Я ранее говорил, что по теме ашаршылық были противники. Когда мы в наших пабликах писали по теме голодомора, была какая-то группа, которая приходила с оскорблениями, заставляла обратить на себя внимание. И там была фамилия – Юрин. Я думал, фейк какой-то, как большинство. Везде казахофобия. Пишу ему, не отвечает, банит. И там кто-то: "Дядя Юра, наверное, опять к ним с лопаткой надо". И всякое такое. Меня это, естественно, бесит. Думаю, надо этого персонажа найти. Два года искал и нашёл. Писал, приглашал на встречи, но нет. Ок, нет, так нет. Ещё полгода проходит, выясняется, что он работает в фонде Аружан Саин юристом.
Чтобы это не выглядело так, что пришёл какой-то маргинал на разборки, пригласил с собой желтоксановцев, обратившись с постом, что, мол, завтра давайте пойдём призовём его к ответу в законном порядке, подадим в суд.
– Смотрела я это видео. На самом деле, так и выглядит: пришли какие-то люди и наехали на добропорядочного человека.
– Мы его там вытащили на свет божий, я хотел показать, что вот он, рядом. Мы ему там на видео сказали, что мы подадим в полицию, он говорит: "Пожалуйста!" У нас уже есть весь материал на него, мы подали заявление. Дело зарегистрировано, но ведётся ни шатко ни валко. Давят. Полицейские говорят: там не дают, тут не дают, но мы всё равно добьёмся.
Они хотят дискредитировать Южный Казахстан, казахоязычное население. Потому что, мол, аульские, ёжики, негативный образ сельских жителей создают.
– Ёжики – это кто?
– Южан так называют. Такой вот образ нарицательно-отрицательный, образ казахоязычного человека: какое-то тупое существо, склонное к насилию, сексуальным извращениям, не имеющее отцовских, материнских чувств. Вот это их работа – Юрина и его компании.
Но нас футболят вот уже шесть месяцев. Я хожу туда-сюда, пытаюсь, пишу жалобы. Сейчас ждём официальной, письменной реакции от органа, который ведёт следствие. Как они его дадут, мы пойдём дальше по инстанциям, мы должны соблюдать закон и не перешагивать через ступени.
– То есть вы хотите сказать, что скандал вокруг Юрина вытекает из вашего расследования по голодомору?
– Он был ярым противником нашего исследования. Называет казахов "мамбетами", "калбитами". Против нас ведётся информационная война, а Юрин – один из её элементов.
Читайте также Аружан Саин: Мы против того, чтобы нас вмешивали в грязные игры
– Аружан Саин говорит, что война как раз ведётся против неё.
– Я бы ничего не говорил про Аружан Саин, если бы она не начала заступаться за своего юриста. В любой нормальной цивилизованной стране моментально отстраняют или увольняют сотрудника, замеченного в ксенофобии, расизме, шовинизме, гомофобии.
"Мы намереваемся создать партию – национальную либеральную"
– Сколько вас сейчас? Людей, которые пойдут с вами в огонь и в воду?
– Я никого не хочу тянуть в огонь и в воду. Своей судьбой волен распоряжаться как хочу, но никого не могу звать на какие-то деяния, которые могут нанести ему ущерб.
– Постойте. У вас же серьёзные намерения, даже Конституцию хотите менять?
– Мы намереваемся создать партию – национальную либеральную. Заявления вступить от 700 человек у нас уже есть. Надо 40 тысяч.
Но даже если мы соберём 40 тысяч подписей, как собрал в своё время Мухтар Шаханов, не факт, что государство нас зарегистрирует. Законы так составлены, что в них не указываются сроки, отведённые на проверку подписей. То есть они могут проверять подписи 40 лет.
Мы соберём 1 000 подписей, проведём съезд. Сейчас немного отложили. Когда мы объявили о создании партии, не предполагали, что через месяц Назарбаев подаст в отставку. Так совпало.
– Мы – это кто?
– Есть мои друзья Нуржан Омурзаков, Ренат Сейдахмет, Бексеит Адилов... В основном все молодые люди, которым 25, 27, 30 лет.
– Что будет продвигать Казахстанская национальная либеральная партия?
– Чтобы лица, достигшие пенсионного возраста, не занимали никаких выборных государственных политических должностей, при всём уважении к возрасту, к сединам, опыту, не были представлены в Парламенте.
– "Пенсионер? Сиди дома"?
– Наслаждайся внуками, выращивай брюссельскую капусту, экспериментируй с пионами, что хочешь делай.
Про пятилетний срок на госслужбе – отстой и позор (имеется в виду требование закона к кандидатам в президенты Казахстана об обязательном опыте госслужбы не менее пяти лет. – Авт.). Вы видели наших госслужащих? Большинство из них назначены, исходя из фиг знает каких принципов.
Я вижу много госслужащих, которые не могут связать двух слов, не имеют никакой харизмы, какие-то серые унылые личности, которые лыка не вяжут. Почему он занимает такую высокую должность? Ну потому что... сами знаете почему. А если бы его должность избиралась?
Я заходил к таким некоторым высокопоставленным товарищам, что я испытал шок. Выходил потом, думал: этот вот управляет – ужас. Настолько откровенно тупой человек.
Нет, он мастерски владеет калькулятором, его не обманешь по деньгам, он с тебя своё получит, сколько заложил. Но все его умения на этом заканчиваются.
Нынешние выборы явно промежуточные. Так что всё только начинается.
