Альнур Ильяшев: С нами Бог и Конституция

30 июня в Алматы, в сквере за кинотеатром "Сары-Арка" прошёл первый в этом десятилетии многолюдный митинг, санкционированный городскими властями. Он был посвящён реализации конституционного права граждан на мирные собрания. О нём в минувшее воскресенье Informburo.kz подробно писал.

Я вёл с митинга прямую трансляцию в Facebook. И сразу после его завершения взял короткое интервью у его организатора – алматинского активиста Альнура Ильяшева.

Альнур Ильяшев: Общество созрело. Дело не во мне – наконец-то народ поменялся. В Коране есть слова замечательные: "Аллах не меняет положение людей, пока они не изменят самих себя". И вот народ, на выборах в том числе, показывает и доказывает, что он не просто безмолвное существо, которое куда угодно можно водить: у него есть воля и готовность отстаивать свои права. И вот этот результат мы сегодня имеем.

Вадим Борейко: Как вы оцениваете проведение митинга?

А.И.: Сейчас не могу итоги подводить, потому что у меня разбор полётов будет позже. Главное, чтобы все мирно разошлись по домам. Я остаюсь до упора, пока мы с акиматом не поймём: если, может, какие-то нарушения были, я по собственной воле пойду, буду объясняться, писать объяснения, а там уже время покажет.

В.Б.: На митинге вы выразили готовность сесть на 15 суток.

А.И.: Я готов, да. Если есть нарушения, кто-то нарушил – я в первую очередь ответственность несу. Я готов отсидеть. Это моё личное мнение. Меня никто к нему не понуждает. Я делаю это добровольно – только потому, что этого требует закон. Я юрист, а dura lex sed lex – каков бы ни был закон суровый, он закон прежде всего. Возможно, поэтому мне и дали разрешение.

В.Б.: Как вы думаете, власть рискнёт вас посадить?

А.И.: Давайте я загадывать не буду. Я не ждал, что будет митинг проводиться, и сейчас не знаю, как он закончится.

"Я ждал, что будет отказ"

В понедельник, 1 июля, мы встретились с Альнуром Ильяшевым вновь, чтобы продолжить разговор.

В.Б.: Альнур, давайте построим нашу беседу в обратном хронологическом порядке – от более поздних событий к более ранним. Расскажите, что было после митинга. У вас уже прошёл разбор полётов в акимате?

А.И.: В принципе, да. Хотя меня никуда не вызывали. Там, на месте, высказали ряд замечаний...

В.Б.: Кто именно?

А.И.: По именам не помню, но, кажется, это были аким Ауэзовского района и представитель управления внутренней политики районного акимата.

В.Б.: Какого рода были замечания?

А.И.: Они сказали, что в какой-то момент было отклонение от заявленной тематики митинга. Возможно, посчитали, что были призывы к уходу тех или иных политических фигур с занимаемых должностей.

В.Б.: Получая разрешение в акимате, что именно вы согласовывали – время, тему, список выступающих, лозунги или что-то ещё?

А.И.: В первую очередь в заявлении требуется указание темы, даты и времени проведения митинга.

В.Б.: А примерную численность участников просят указывать?

А.И.: Она была указана: от 10 до 500 человек.

В.Б.: А сколько, по вашим оценкам, пришло?

А.И.: Разлёт данных большой. Кто-то говорит, что 800. Площадь перед трибуной была заполнена, но люди ещё в тени стояли.

В.Б.: Да, в тени многие от жары прятались, подтверждаю.

А.И.: Zakon.kz пишет, что было около 100 человек.

В.Б.: Явно заниженные данные: там было гораздо больше людей. Хотя не умею на глаз определять численность толпы, но это видно даже по моей трансляции и фоторепортажу в Facebook.

А.И.: Тут я буду полагаться на оценку Сергея Дуванова (сотрудник Казахстанского международного бюро по правам человека и соблюдению законности. – Авт.): у него есть соответствующая методика подсчёта.

В.Б.: Нарушение каких пунктов заявления чревато наказанием для организатора?

А.И.: В законе это отражено: порча газонов, зелёных насаждений, архитектурных форм. Слава богу, с архитектурными формами сложностей не было. Правда, сложно на этой площадке не наступить на газон.

В.Б.: Вы были заявлены как единственный организатор?

А.И.: Я один. Как и все предыдущие разы – чтобы людей не подставлять. Но я ждал, что будет отказ, как и раньше. Ещё в 2017 году я понял, что идёт политика отказов под любыми поводами.

"Готов сесть на 15 суток"

В.Б.: В ходе митинга вы не только предупредили о полном сознании своей ответственности за любые последствия, но и выразили готовность отсидеть 15 суток, когда дали микрофон пожилому человеку, которого не было в списке выступавших, но он прорвался на трибуну и стал делать довольно резкие заявления. Вы сказали ему: "Если хотите, чтобы я отсидел, тогда продолжайте выступать". Это была ваша принципиальная позиция – дать аксакалу выговориться?

А.И.: У меня был опыт кратковременного пребывания под стражей – трое суток в ИВС. Хотя оно было незаконным и необоснованным, я там получил своеобразное откровение на происходящее в моей жизни и в стране. И здесь я посчитал, что это не смертельно – оказаться там. В наших условиях это, может, своего рода честь. Тем более если ты за свои убеждения несёшь наказание. Не вижу преступления в том, что иду и отстаиваю свои права.

"Аким мог набрать прилично баллов в глазах горожан, если бы пришёл на митинг"

В.Б.: Пригласить на митинг двух депутатов маслихата, да ещё с выступлением – вам посоветовали в акимате?

А.И.: Да. Это было одно из условий, когда мы предварительно проговаривали, – они попросили. Я их сразу предупредил, что представлю депутатов как членов того органа, который нас сюда (в сквер за "Сары-Аркой". – Авт.) загнал ещё в 2005 году.

В.Б.: Напомните их фамилии.

А.И.: Марат Абдуллаев и Кали Сарсенбай.

В.Б.: Кто-то из выступавших сказал, что на митинге логично было бы увидеть нового акима, назначенного накануне, в пятницу, 28 июня. Однако Бакытжан Сагинтаев обратился к горожанам через соцсети только в понедельник, 1 июля. Как вы считаете, это было справедливое пожелание или от ветерана управленческой команды мы слишком многого хотим – чтобы он сразу непосредственно говорил с жителями города?

А.И.: Здесь вопрос в том, как он собирается себя позиционировать в этом статусе. Если хочет диалога, то можно было в первый же день, приступив к обязанностям... Это была бы шикарная возможность, я думаю. Для себя он бы прилично набрал баллов в глазах населения, продемонстрировав готовность к прямому диалогу. Но у нас не все готовы. Предпочитают сторониться горожан. Тот же бывший аким, гражданин Байбек, наши попытки попасть на отчётную встречу с населением 20 февраля, мои в частности, блокировал полицией, чтобы я из дома не вышел.

И жить торопятся, и чувствовать спешат

В.Б.: Общие настроения на митинге я бы охарактеризовал как "и жить торопятся, и чувствовать спешат". Некоторым выступавшим было мало просто разрешённого митинга – такого счастья за много лет: они требовали сделать митинги уведомительными и проводить их в центре города, а не "за сараем", как называют в народе кинотеатр "Сары-Арка". С каким из этих требований вы согласны, с какими нет?

А.И.: Требования абсолютно адекватные, они соответствуют демократическим государствам. Мы себя таковым провозгласили. Подписали Международный пакт о гражданских правах, где это отражено. В самой Конституции есть определённые ограничения – в части того, что надо уважать права других граждан, сохранять имущество и т.д. Если всё правильно организуется, почему нет? Почему надо именно таким образом людей ограничивать, загоняя их на выселки? Получается, в отношении митингов властью насаждается обществу презумпция риска.

Алматинский Гайд-парк

В.Б.: На мой взгляд, в парке памятников ушедшей эпохи ещё до фактического запрета митингов сложилась особая атмосфера алматинского Гайд-парка. Я хорошо помню и первый митинг движения "Демократический выбор Казахстана" 19 января 2002 года, задолго до того, как это название приватизировал Аблязов. И митинг 7 февраля 2004 года в защиту журналиста газеты "Время" Геннадия Бендицкого, когда на него было возбуждено уголовное дело "за клевету". И регулярные собрания оппозиции. То есть это "намоленное место". Как вы сами относитесь к этой площадке и возможности проведения митингов в других районах города?

А.И.: Это место я открыл для себя в 2017 году, когда в первый раз подал заявку на проведение митинга 7 мая. Просил напротив городской прокуратуры, а мне сказали, что надо за "Сары-Аркой". Потом написал на 6 июля за этим кинотеатром, оказалось, что в это время там будет "Жас Отан" проводить. Но в тот день туда сходил и увидел коллекцию памятников.

В.Б.: А на митинги 2000-х не ходили?

А.И.: Вспомнил – ходил! На акжоловские митинги. Но в памяти почти не запечатлелось. Помню только, что держал транспарант – как член партии "Ак жол".

В.Б.: Сейчас чувствуете ауру этого места?

А.И.: (смеётся) От загона какая может быть аура?

В.Б.: Считаете, это загон?

А.И.: Загон для архаики, для памятников людям, которых уже не считают лидерами. Я под этим Лениным октябрёнком, пионером...

В.Б.: ...себя чистил?

А.И.: Нас приводили к нему, когда он стоял на Старой площади. Для меня то, что он спущен с пьедестала, – свидетельство смены эпох и участи всех памятников политическим деятелям.

В.Б.: Некоторые предлагают сослать "за сарай" и Белку с "Атакента".

А.И.: Белка там много места займёт, да и опасно: рядом хвойные деревья – не дай бог, пожар перебросится.

В.Б.: Подытожим. Вы за то, чтобы диверсифицировать места проведения митингов?

А.И.: Однозначно.

В.Б.: Но ведь массовый митинг в центре города может парализовать его.

А.И.: Смотря как организовать.

В.Б.: У нас даже велопробег вызывает транспортный коллапс. Я помню митинги на площади Республики в 2000-х: там действительно возникали затруднения для автомобилистов и горожан, чуждых политики.

А.И.: Конечно, нужно подходить разумно, учитывать интересы всех жителей, но принципиальных препятствий быть не должно. Надо находить компромисс, идти на диалог. Одно определённое место – это, однозначно, ненормально.

В.Б.: Ясно, что аппетит приходит во время еды. Но вам не кажется, что он приходит слишком быстро? Вы не довольствуетесь разрешением на митинг – и сразу хотите большего.

А.И.: Идёт компенсаторная реакция. Нам столько времени наступали на горло, что люди сейчас требуют большего. Своего рода реванш. За один июнь столько событий навалилось, что для всех это показатель: изменения должны быть.

11 лет без разрешённых митингов

В.Б.: В воскресенье с трибуны говорили, что последний разрешённый митинг в Алматы проведён 11 лет назад. Но назывались и другие даты. Вы не уточняли, когда именно?

А.И.: Я опираюсь на данные Казахстанского Международного бюро по правам человека. Андрей Свиридов упомянул эту дату в своей публикации на сайте бюро (31 мая 2008 года состоялся митинг памяти жертв политических репрессий. – Авт.).

В.Б.: В понедельник Сергей Дуванов в посте на "Фейсбуке" привёл статистику митингов в Казахстане в 2010-е годы, по данным бюро:

• 2010 год – 64 митинга.
• 2011- 2012 годы – 162 митинга.
• 2012- 2013 годы – 119 митингов.
• 2014 год – 114 митингов.
• 2015 год – 71 митинг.
• 2016 год – 52 митинга.
• 2017 – 36 митингов.
• 2018 – 32 митинга.

И он пишет, что "около 90% всех митингов проводилось несанкционированно". А вот каково ваше личное отношение к несанкционированным акциям?

А.И.: Самое главное – характер митинга. Если он мирный, то у меня больших претензий нет. Но мы все прекрасно понимаем, что власть препятствовала реализации этого конституционного права. Поэтому как гражданин я, скорее, склонен такие митинги поддерживать: ну как по-другому людям обозначить свои проблемы?

В.Б.: А вы сами участвовали в неразрешённых собраниях?

А.И.: Только лишь в тех, которые санкционированы. И когда они ещё были. На несанкционированные приходил, но с условной собственной "инспекцией" – как наблюдатель. Как законопослушный гражданин, руководствующийся прежде всего законом. Либо заранее предупреждал, что буду что-то нарушать.

В.Б.: Это ваша принципиальная позиция?

А.И.: Да.

Основанием запрета стала рекомендация маслихата

В.Б.: Прежде чем вы расскажете о своей эпопее с 36 заявками, пожалуйста, напомните о нормативно-правовом обосновании фактического запрета на митинги в Алматы. Я имею в виду постановление маслихата. Когда оно вышло?

А.И.: Это решение маслихата города Алматы III созыва XVII сессии от 29 июля 2005 года №167. Оно носит рекомендательный характер. Это выяснилось, когда мы судились с акиматом. Данное решение не проходило государственную регистрацию в органах юстиции, и мы требовали признать его не имеющим юридической силы и пытались этот документ отменить. Нам ответили, что поскольку он рекомендательный, то регистрации не требует. Хотя и влияет на наши права. Маслихат в суде через своего адвоката заявил, что решение не обязательно к исполнению: это лишь рекомендация.

В.Б.: Но выходит, что целые 14 лет рекомендательный документ де-факто имел императивный характер.

А.И.: Да. По сути так.

В.Б.: И теперь каковы перспективы – решение будет отменено?

А.И.: В резолюции митинга мы требуем произвести его отмену в кратчайшие сроки. В понедельник резолюция с подписями граждан передана в маслихат. Будем ждать их реакции.

В.Б.: Когда она ожидается?

А.И.: Мы поставили срок – до 5 июля.

В.Б.: То есть у вас требование провести внеочередную сессию маслихата?

А.И.: Ну это же практикуется.

В.Б.: Они же только в прошлую пятницу проводили внеочередную, когда акима меняли.

А.И.: И, как я понимаю, это было решено за какие-то сутки.

Учитывая лёгкость, с какой они утверждают изменения в бюджет, думаю, для них не проблема на этой неделе встретиться и отменить юридически слабый документ.

Бата дала прокуратура

В.Б.: Теперь обратимся к вашей эпопее под названием "36 заявок". Когда вы подали первое заявление на проведение митинга и против чего тогда намеревались протестовать?

А.И.: 7 мая 2017 года. У меня была история, в результате которой я оказался за решёткой на трое суток. Плюс мне дали пять месяцев домашнего ареста. Я был фигурантом одного уголовного дела – в силу того, что имел приятельские отношения с человеком, которого назвали "лидером ОПГ". Неоднократно с ним встречался, вследствие чего, очевидно, попал в поле зрения органов.

В.Б.: Можно подробнее, чтобы не было кривотолков?

А.И.: Это известное дело Аманбаева, так называемого "чёрного генерала". Он возглавлял алматинский финпол. Ему инкриминировали покровительство лжепредпринимательству, обналичивание денежных средств и т.д. Он осуждён. И одним из фигурантов был Сергей Ильин, осуждённый как лидер ОПГ. А мы с ним в соседних дворах жили, в одной школе учились, он ко мне по юридическим вопросам обращался. И в день его задержания мы встречались. Меня сделали подозреваемым в последний день досудебного расследования – 10 ноября 2016 года. Я даже ничего не успел в свою защиту сказать. Потом, находясь под домашним арестом, я знакомился с этим делом. Не нашёл ничего, что меня в чём-то изобличало: наоборот, было много материалов в подтверждение моей невиновности.

В.Б.: Вы в суде участвовали?

А.И.: У меня дело до суда не дошло. Оно было прекращено прокуратурой города.

В.Б.: По каким основаниям?

А.И.: В связи с незаконностью привлечения к уголовной ответственности ряда граждан. А в отношении меня дело было направлено на доследование. Это было в апреле 2017 года. И после Первомая, числа третьего, я пришёл в прокуратуру знакомиться с материалами дела. И мне сказали: "Альнур, дело в отношении ряда лиц прекратили, в отношении тебя оставили. Материальный ущерб государству – 24 миллиона долларов. Вас там семь человек, поделить – выходит по три с лишним миллиона на каждого. Мы тоже считаем, что это несправедливо, поэтому рекомендуем тебе подать заявление на митинг. У нас есть образец". Конечно, я согласился. Только потом понял: там были внутренние межпрокурорские разборки. А в тот день в течение пары часов вопрос с моей "митинговой активностью" решился.

В.Б.: Как именно решился?

А.И.: Мне объяснили следующий алгоритм аппаратной системы: заявления о митингах поступают в канцелярию акимата и почти сразу автоматически уходят в Администрацию президента.

В.Б.: На рассмотрение или для информации?

А.И.: Для информации.

В.Б.: Так уточните: дело для вас закончилось?

А.И.: Да-да, прекратили по реабилитации. В связи с отсутствием вины и состава преступления. Прокурор, который пытался привлечь меня к уголовной ответственности, сейчас сам находится под судом.

В.Б.: Когда прекратили дело?

А.И.: В сентябре 2017 года было постановление.

В.Б.: Получается, что вашу канонаду заявок благословила прокуратура?

А.И.: Да.

В.Б.: Чего в жизни не бывает.

А.И.: Это Казахстан, здесь я мало чему удивляюсь. А в той ситуации я увидел Божий промысел, поэтому мой лозунг – "С нами Бог и Конституция!"

"Арестуйте меня превентивно"

В.Б.: Ваше недавнее заявление в департамент полиции с просьбой о превентивном аресте за проведение несанкционированного митинга не имеет аналогов. Почему вы решились на такой шаг?

А.И.: Я хотел продемонстрировать свою решимость. Что они не смогут теперь просто так отказать в проведении митинга. Если раньше мне говорили: мы вам разрешение не дадим, не нарушайте закон, – я соглашался. А тут упёрся: если у меня нет законных способов провести митинг, я всё равно проведу его без санкции, но за нарушение готов предварительно отсидеть 10 суток. Через день-два после подачи первого заявления на митинг (в 2017 году) меня пригласили в управление внутренней политики, начали со мной беседы проводить, грозились, что привлекут к ответственности. Говорили: "Зачем вам дёргать тигра за усы?" Я ответил: "Если тигр бумажный, почему бы и не подёргать? Ваш "тигр" сам позволяет твориться таким безобразиям..."

В.Б.: Какие "безобразия" вы имеете в виду?

А.И.: Незаконное привлечение меня к уголовной ответственности в 2017 году – откровеннейшее безобразие. А за участие в митинге санкция может быть то ли 50, то ли 70 суток уголовного ареста.Тем более я в шаге от такого состояния (лишения свободы) находился – что мне терять?

В.Б.: После этого, как я понимаю, шестерёнки завертелись, и вы в конце концов получили разрешение на митинг.

А.И.: Не думаю, что это только со мной связано. Ключевой фактор, по моему мнению, – это события 9, 10 и 12 июня (несанкционированные акции протеста в Алматы и столице. – Авт.).

В.Б.: Как вы считаете, в том, что митинг состоялся, чья доля больше – вашей настойчивости или доброй воли власти?

А.И.: Думаю, власть осознала, что перегнула палку с митингами. Это были откровенные и прямые нарушения конституционного права граждан, причём картинки задержаний, которые разлетались по миру, выливались в самодискредитацию власти.

Над задержанием человека, который ехал на велосипеде домой с продуктами, даже в России смеялись: как могло такое произойти? Нонсенс. Абсурд. Потом г-н Кудебаев (начальник департамента полиции г. Алматы. – Авт.) ездил к Арману Абдуллаханову, извинения лично приносил. Арман мой близкий друг, за день до этого он с нами работал на избирательных участках наблюдателем.

"Произошло пробуждение сознания"

В.Б.: Протестное движение весны-лета этого года берёт начало с флешмоба Аси Тулесовой и Бейбарыса Толымбекова в конце апреля. За невинные баннеры "От правды не убежишь" и "У меня есть выбор" ребята получили по 15 суток. Минуло всего два с лишним месяца, и вот в Алматы уже проходит санкционированный митинг, где люди озвучивают лозунги, прямо скажем, посерьёзнее и держат гораздо более дерзкие плакаты. Что, на ваш взгляд, изменилось за столь короткий срок?

А.И.: Во-первых, произошло пробуждение сознания многих людей, и они задались вопросом: в каком состоянии пребывают мои гражданские права? В ситуации, которую я называю "Абсурдистан", начинали наказывать за простые невинные вещи. Причём жёстко: 15 суток дать – как "с добрым утром". Кто кому хотел что показать? В итоге народ увидел, каково отношение властей к ним, к их правам. Последующей естественной защитной реакцией общества были ирония, сарказм, призывы к сопротивлению, и всё это вылилось в воскресный митинг.

В.Б.: Думаете, у властей предержащих тоже произошёл сдвиг в сознании?

А.И.: Конечно. Иначе они бы не дали разрешение на митинг.

"Я был в напряжении до последнего момента"

В.Б.: Как вы полагаете, санкция на собрание 30 июня – она разовая или станет привычной практикой?

А.И.: Слава богу, мы всё провели, как минимум, мирно, не считая чуть-чуть потоптанных газонов... Честно признаюсь, я был в напряжении от самого мероприятия до последнего момента, пока все не разошлись и мне не сказали со стороны акимата: спасибо, до свидания. Есть люди из органов, которых я часто вижу на своих мероприятиях, в судах. Я подошёл к ним, поздоровался, поблагодарил за то, что правоохранители вели себя сдержанно. Они сказали: молодцы, отлично всё. Здесь меня уже отпустило.

В.Б.: А на митинге намеренно не было людей в полицейской форме? Я и их, и много автозаков, полицейских машин видел только по внешнему периметру, перед кинотеатром.

А.И.: Я так понял, они этот момент учли.

В.Б.: Какой момент – тяжёлую реакцию алматинцев на людей в форме?

А.И.: Согласен с вами. Думаю, этот момент решили смягчить. Понятно, он там находились, но в гражданской форме. Я многих, как мне казалось, вычислял взглядом.

В.Б.: С "искусствоведами в штатском" я лично не знаком, но тоже определял их в толпе – и по осанке, и по характерному взгляду: будто в неприятные гости пришли по долгу службы. Значит, учли несколько раздражённое отношение людей к силовикам после митингов.

А.И.: Что ещё важно, картинка с митинга многими транслировалась. И будь люди в форме, это был бы знак того, что на свободу снова наступают. Хорошо, что этого не случилось.

Оперативный инструмент волеизъявления масс

А.И.: Потом мне говорили, что у многих людей на митинге катарсис произошёл, на видео и фотографиях такие просветлённые лица. Для меня ключевая оценка, если такое было достигнуто.

В.Б.: Общий духоподъём и я заметил.

А.И.: После этого у государства есть все основания самому способствовать тому, чтобы люди выходили и говорили. Чтобы тем самым притуплялась острота той или иной проблематики. Это же хороший инструмент! Митинги не просто так в Конституцию вписали: это оперативная демонстрация волеизъявления масс на текущий момент, мгновенная реакция на какой-то сбой в обществе. Здесь и сейчас. Погибли на пожаре девочки в столице – люди вышли на митинг. Взрыв в Арыси – то же самое.

Проблема раньше заключалась лишь в том, что лидеров, которые до этого были, по сути всех зажали, выдавили, посадили. И наступило "подъездное лидерство". Но с прошлого года на волне начавшихся процессов, особенно после гибели Дениса Тена, пошла консолидация. Образовалась группа "Требуем реформу МВД", экспертное сообщество по смогу, возникает много других инициатив.

В.Б.: Митинг – эмоциональная реакция на проблемы, выплеск накопившихся чувств. Но решить конкретные вопросы на митинге же невозможно: это лучше делать в спокойной обстановке за столом переговоров.

А.И.: Отличие митинга от народного схода в том, что он должен завершиться резолюцией с теми или иными требованиями, которую в конце мероприятия зачитывают организаторы или общественные лидеры, и участники митинга за неё голосуют.

В.Б.: Но резолюцию же нельзя считать решением проблемы.

А.И.: Она является основанием для того, чтобы на базе включённых в неё требований сформировать для решения вопросов рабочую группу с участием представителей уполномоченных государственных органов, экспертов и общественности.

Законопроект о мирных собраниях нужно рассмотреть заново

В.Б.: Альнур, почему всё прошло так легко, мирно и без эксцессов?

А.И.: Нам повезло в том, что ещё 4 июня мы участвовали в общественных слушаниях, организованных проектом о мирных митингах при Казахстанском бюро по правам человека. Вела их Маржан Аспандиярова, которая зачитывала и резолюцию. В принципе, многие вещи я оттуда взял. Например, вопрос о необходимости внесения изменений в закон о митингах: есть уже разработанный ещё в 2007 году главой бюро Евгением Жовтисом проект закона о мирных собраниях, который соответствует всем демократическим требованиям, которые были ратифицированы Казахстаном. В том же году прошло его предварительное обсуждение с уполномоченными органами – парламентом, Минюстом, Администрацией президента. На тот момент они все сказали "да". В итоге законопроект где-то застрял. И сейчас его просто надо поднять и рассмотреть заново.

В.Б.: Конечная цель митинга и ваших единомышленников – принятие новых законов?

А.И.: Да, законов о мирных собраниях, выборах и политических партиях.

В.Б.: Куда направлена резолюция митинга?

А.И.: Наши адресаты: парламент, г-н Токаев, маслихат Алматы и акимат. В последние две инстанции мы уже сдали.

***

После интервью Альнур Ильяшев предложил мне пройтись на Главпочтамт, где на моих глазах он отправил письма с резолюцией в столицу.

Окончание следует