Айтбек Амангельды: "Бишимбаев даёт нам забить последний гвоздь в приговор"

---

Включай и слушай! Наши интервью теперь можно не только читать.

История убийства Салтанат Нукеновой её супругом, в прошлом высоким чиновником, Куандыком Бишимбаевым принесла Казахстану сомнительную известность на всех континентах планеты. О трагедии, случившейся 9 ноября 2023 года, рассказывали ведущие СМИ разных стран.

29 апреля в Астане начались судебные прения. На скамье подсудимых двое – Куандык Бишимбаев и его родственник, экс-директор Гастроцентра Бахытжан Байжанов. Потерпевшим на суде выступил брат Салтанат – Айтбек Амангельды.

Журналисты Informburo.kz взяли эксклюзивное интервью у Айтбека Амангельды о роковой роли, которую сыграли адвокаты подсудимого в выявлении мотива преступления, о том, почему абьюзеры по природе трусливы, а казахстанцы не доверяют органам правопорядка.

Гульжан Мукушева: Эта неделя была ключевой, можно сказать, одной из самых важных. Во вторник, когда вы получили доступ к видеозаписям в телефоне подсудимого, судья неоднократно предупредила о том, что не рекомендовала бы вам просматривать их. Но вы настояли, что это для вас важно и вы справитесь с этой болью. Почему вы решили всё-таки посмотреть?

Айтбек Амангельды: Откровенно говоря, я не представлял, что буду испытывать в этот момент, не представлял, через что мне придётся пройти. Было очень самонадеянно так заявить. Хотя в течение почти шести месяцев я на постоянной основе изучал всё, что произошло в ночь с 8 на 9 ноября: видео, все виды экспертиз (их было 13–14), показания. Детально приходилось изучать в том числе судмедэкспертизу, которая является основной по делу и в которой зафиксированы все повреждения, все диагнозы. Потратив столько времени на изучение всех материалов, в какой-то момент я смирился с тем, что не буду никогда знать, что по факту произошло внутри, не буду знать, что произошло в машине.

И в тот момент (в суде. – Ред.) у меня появился выбор. И я решил посмотреть. Сначала слышал всё, что было. Конечно, было тяжело слушать, пока судья это смотрела со звуком. Но на видео было намного хуже. После этого я всю ночь не спал. У меня внутри просто всё порвалось.

Айгерим Уммат: Айтбек, я побывала практически на всех судебных слушаниях, освещала для нашего сайта. И за это время очень много вопросов накопилось. Как вы думаете, почему подсудимый Бишимбаев дал доступ к своему телефону только ближе к прениям?

Айтбек: У меня есть несколько версий. Вероятнее всего, он был в состоянии очень тяжёлого алкогольного опьянения и забыл о существовании этих видео. Его цель была показать в WhatsАpp какую-то переписку. Если помните, в суде он требовал, чтобы телефон дали его защитнику и чтобы только защитник выборочно показывал какие-то вещи. Когда уже его припёрли к стенке, ему некуда было деваться, он дал пароль.

Вторая версия. Если он помнил о видео, то, как я предполагаю, попытался удалить содержимое телефона. Он ожидал, что мы включим интернет и всё удалится. Ведь адвокаты просили судью открыть WhatsАpp, но приложение не открылось, они замешкались. Им не дали команды, а мы прекрасно понимаем, что они марионетки по сути дела подсудимого.

И первое, что им в голову пришло, – открыть "галерею". По сути дела, эти видео мы увидели с подачи защиты. И защита таким образом завалила своего подопечного.

АУ: Ваша реакция на эти видео очень тронула большинство казахстанцев. И понятно, что нам не транслировали видео. Что именно вызвало у вас такую реакцию?

Айтбек: Нет, не готов говорить...

ГМ: Как утверждают известные юристы, которые так или иначе комментируют этот процесс, в минувший вторник появился предполагаемый мотив. Тот самый мотив, без которого обычно валится любое обвинение. Что вы думаете об этом?

Айтбек: В обвинительном акте выдуманная ревность и лежала в части мотива. Просто до этого у нас были косвенные доказательства этого мотива. Всё, что случилось после, указывает на прямой мотив и прямой умысел – причинение вреда здоровью, убийство.

ГМ: Он так и сказал: "Я хотел отомстить Салтанат". То есть фактически признался. Вам пришлось даже в некотором смысле заступиться за семью Баталовых. Следом за видеообращением Раимбека Баталова вы посчитали нужным поддержать эту семью. Что вас побудило сделать это видео?

Айтбек: Я немного проясню. Когда во вторник разблокировали телефон подсудимого и показали, несколько знакомых людей накануне одновременно мне написали, что им приснилась Салтанат на суде, и она им говорила, что в этот день всё закончится.

Я несуеверный человек от слова совсем, всегда был в науке, айтишник. Но сложилось так, что разблокировав телефон, он дал нам возможность забить последний гвоздь. Причём он пытался поднять переписку с доказательствами того, что якобы Салтанат через окно залезала в квартиру в Алматы, а по факту появилась абсолютно другая переписка, где Салтанат называла его "моральным уродом".

Я думаю, что в какой-то степени Салтанат сама его посадила.

А если говорить о моём вчерашнем видео касательно семьи Баталовых, то я с ними не знаком. Мы этого не скрывали, и мама заявила в тот же день. Они познакомились, когда Салтанат летела в Сан-Франциско к нашим друзьям, где я тоже жил. Они летели в одном самолёте, общались. Вот в принципе и всё. Я так предполагаю, что у подсудимого есть свои счёты. Мне рассказывали, что были моменты, в которых Баталов где-то ему дорогу перешёл, какая-то история была, и у них с тех пор какие-то тёрки.

Этот человек везде сеет разрушения, ему уже терять нечего. Я так понимаю, у него есть некая неуверенность в себе, которую он проецировал на мир. И в Салтанат, наверное, его больше всего привлекало то, что к ней люди тянулись, а от него уходили.

ГМ: С самого начала линия защиты была построена на дискредитации Салтанат, на том, чтобы сформировать максимально негативный её портрет. Это такая ставка на людей, которые часто готовы кого-то осудить, очернить независимо от контекста. Это, может быть, заведомо ущербная, далеко не сильная стратегия…

Айтбек: И она могла бы сработать. До 9 ноября никто не знал, какая Салтанат. Сейчас благодаря тому, как люди прониклись к Салтанат, все стали, конечно, эмпатичнее. Но до ноября её знали в определённом кругу, она была известным астрологом в Астане, уважаемая среди друзей и подруг.  Но это была локальная близость людей. И их стратегия (стороны защиты Бишимбаева. – Ред.) могла бы сработать, если бы люди не узнали, какая Салтанат на самом деле. Я благодарен и клиентам, которые публиковали голосовые консультации (в соцсетях. – Ред.), потому что у меня доступа к ним нет. Они ушли вместе с ноутбуком, который так и не нашёлся.

За это время Салтанат стала для всех родной. Каждый переживал за неё, плакал, у всех сердце болело.

ГМ: Если смотреть те же самые записи: как подсудимый о ней отзывался в самом начале, всё рассыпается на глазах, потому что аудио- и видеозаписи только подтверждают обратное. Мы тоже через них узнаем о ней.

Айтбек: И только в лучшем свете...

АУ: Подсудимый вначале пытался выставить из себя пострадавшего, но оказался, по его же признанию, тираном и нарциссом. Как вы думаете, провалена ли линия защиты Бишимбаева и Байжанова?

Айтбек: Однозначно. Я бы сказал, защитники их и посадили в какой-то степени. Подсудимый и второй подсудимый (я их только так называю сейчас) – оба не дураки. У одного четыре или пять образований, за рубежом учился, министром был. Сказать, что он дурак, нельзя. Мы видим в суде, как он умеет управлять аудиторией, как может подбирать голос, мимику. Конечно, это сейчас всё разбирается тысячью психологов, и всем видна эта дешёвая игра.

И второй ведь тоже не такой уж простой. Все нелегальные схемы, которые проводил первый подсудимый, второй в них точно также участвовал. Он проходил также по первому делу – по холдингу "Байтерек", его имя там фигурировало.

У каждого из них своя актёрская игра. А в части защиты и стратегии, конечно, они выбрали худшую, которую только можно было выбрать.

АУ: Как сейчас ваши родители? Как они справляются? Мы заметили, что они стали реже ходить на заседания. Вы говорили ранее, что они попали в больницу.

Айтбек: Родителям сложнее всего. Для них это всё слушать невыносимо. Действительно, несколько раз уже им скорую вызывали. Это всё сложно, но мы справимся ради Салты.

ГМ: У казахов есть прекрасное выражение "үш қайнаса да сорпасы қосылмайды". В вашей семье наверняка обсуждали, ещё до того, как Салтанат вышла замуж, ваши различия в ценностях, во взглядах с семьей Бишимбаевых?

Айтбек: Немного по-другому было. Во-первых, если говорить в целом, конечно, мы очень близко общались. Мы раньше обсуждали молодых людей, кто за Салтанат ухаживает, она советовалась.

В этом случае всё было наоборот. Я лично узнал о том, что она приняла предложение из Instagram.

Если говорить о ценностях, то при знакомстве с семьёй они себя презентовали, какие они прогрессивные, что сын за рубежом учился.

Казалось, мы люди одного склада ума. Салта была в Америке. Я был в Америке, Это так или иначе откладывается на том, как ты воспринимаешь мир, на твоих суждениях, восприимчивости, толерантности. То есть ты видишь абсолютно другую жизнь и потом уже не можешь не видеть. И у него то же самое было. Наоборот, где-то на уровне верхних ценностей, которые первые считываешь, мы были сопоставимы.

Его мама поначалу говорила, что Салте не нужно убирать, готовить, что-то делать по дому. Она говорила: "Твоя основная задача – ходить по магазинам и быть красивой". Это был посыл матери.

ГМ: То есть сейчас на процессе это больше манипуляция?

Айтбек: Боюсь, что наоборот. В начале это была какая-то манипуляция. В начале была картинка, фасад, который они поддерживали. Со временем мы увидели истинное лицо людей, которые носят маски.

Та же мать, например, говорила, какая прекрасная Салтанат, а после её смерти пихнула кастрюлю, полную сорпы, которая прокисла за три недели. Это мясо буквально накануне своей смерти Салта варила ему. И его мать сказала: "Посмотрите, какая она у вас!" в укор.

АУ: Бывшая супруга подсудимого Назым Кахарман как раз говорила, что она была замужем за тремя людьми: за подсудимым и его родителями. И по личным заметкам Салтанат было видно, как она переживает по поводу реакции его мамы. Как они к ней относились?

Айтбек: Как я и говорил: вначале приняли. Одна из первых ссор была из-за того, что его мать часто приходила к ним просто пообщаться с Салтой. Я считаю, это абсолютно нормально. А его это бесило. В итоге после марта (все знают события марта, когда у нас с ним была драка) его мать, оказывается, обвинила Салту во всём. Что это она плохая, что из-за неё все плохо. Казалось бы, ты же женщина, мать…

ГМ: То есть женской поддержки в этой семье не было. У подсудимого есть сёстры, это достаточно большая семья…

Айтбек: Касательно сестры его родной – это отдельная история. Когда нам следователь сообщил, что в такую-то дату нужно приехать и забрать вещи, она встала у двери, не пускала нас: "Вы не войдёте, кто вы вообще такие? Вы не докажете, что он её убил!" На меня, типа, я конченный, хайпую на смерти сестры, блогером стал зарабатывать. Ушат грязи на меня вылила. Я думаю, это о многом говорит.

ГМ: Не всегда братья и сёстры, даже сёстры бывают так близки. Почему именно с Салтанат у вас была такая тесная связь? Это всегда так было или с возрастом пришло?

Айтбек: Нет, мы были обычными детьми, ссорились и ругались по мелочам. Даже не вспомню из-за чего. Потом я уехал в Алма-Ату, позже она поступила в Алматы, переехала. Естественно, её со мной поселили. И у нас, конечно, в тот момент, как у людей бывает, когда они вместе начинают жить, начались какие-то недовольства привычками друг друга.

Мы вдвоём выходили в кино, на великах кататься, просто попить кофе, ближе к 30 годам выходили поужинать, по бокальчику вина на террасе где-нибудь выпить, обсудить новости. Делали селфи, одно подписали: "One selfie a day makes parents happy" ("Одно селфи в день делает родителей счастливее").

АУ: У Салтанат были увлечения, вы выставляли в stories, что она играла на фортепиано. Как её воспитывали родители? С кем, помимо вас, в семье она была наиболее близка?

Айтбек: У мамы есть младшая сестра. И в детстве она часто становилась нашей няней. Мы относились к ней как к старшей сестре. И, конечно, у нас много секретов, которые дети не рассказывают родителям, но при старшей сестре можно. Она присматривала за нами, Салта часто с ней советовалась.

А если брать нас четверых, то как это обычно бывает, у сыновей с матерями связь. А она - папина доча, папина принцесса.

АУ: Часто девочкам внушают, что в первую очередь ты жена, ты мать. В некоторых семьях девочек воспитывают для того, чтобы в первую очередь она вышла удачно замуж. Нам кажется, что в вашей семье было не так.

Айтбек: У нас традиционная семья. Папа – добытчик, мама оберегает домашний очаг. Было время, когда они оба занимались одним бизнесом – крестьянским хозяйством, потом разделились. Папа продолжил заниматься своими делами, мама открыла своё, что ей по душе было.

В нашей семье бизнес-мышление присутствует. Несмотря на то, что у родителей была возможность давать деньги, они нас мотивировали зарабатывать. Они всегда говорили: "Мы не вечные, вам нужно друг друга поддерживать, выстраивать свою жизнь". Это очень важный момент, который мы всегда слышим от мамы с папой: это наша жизнь и нам решать, как её прожить.

ГМ: У вас, как мне кажется, всегда была сильная ментальная связь с Салтанат.

Айтбек: Девятого числа (ноября. – Ред.), когда я проснулся утром, у меня по плану была встреча с делегацией из Германии. Это очень важная встреча по проекту, в котором, кроме меня, никто не смог доложиться и ответить на вопросы. Поэтому мне обязательно нужно было быть там.

В тот день я проснулся с нереальной головной болью. Я подошёл к зеркалу, правый глаз был красный (у меня даже фото есть, я отправлял его директору), все капилляры вздулись. Не знаю, что это было, оно само по себе потом прошло. Мама говорит, что настолько у нас с ней сильная связь, что даже физические ощущения передаются.

ГМ: Мы как редакция написали за последнее время не одну статью о том, как не стать жертвой абьюза, как избежать потенциальных тиранов в отношениях. И, знаете, у меня сложилось мнение, что материалы могут определённо кому-то помочь, но всё же риск полностью не исключают. Он всегда остаётся. Ни один тиран, неважно какого пола, не раскрывает своего истинного лица до брака. Это какой-то капкан созависимости, в который попадают два человека. Что вы думаете?

Айтбек: Я знаю, что мне за такие слова, наверное, очень большое число людей, приверженцев традиционной модели семьи захейтят. Но за рубежом очень распространена практика – пожить до брака.

Я понимаю, с нашим менталитетом, чтобы девушка с парнем просто жили вместе без брака, считается "уят". Но когда с человеком живёшь, начинаешь видеть многие моменты, которые раньше не замечал.

Три часа вы провели. За три-четыре часа оба красавчики идеальные: никто не пукает, отрыжки не делает. Но когда ты начинаешь жить с человеком, тут уже всё, что скрыто… А абьюзер скрывает, во-первых, очень хорошо и, во-вторых, очень красиво. Фасадом закрывает – цветами, подарками, красивыми словами.

И мы любим приятные вещи слышать, нас это подкупает. А когда вы живёте вместе, всё уже по-серьёзному. Если есть какие-то предпосылки к токсичным отношениям, то они там проявятся. Это, я считаю, очень хорошая практика, и она могла бы снизить количество разводов.

АУ: Вы говорите про символизм таких моментов. И даже дата, в которую президент подписал закон против бытового насилия, который прозвали законом Салтанат. Вы говорили, что это очень символичная дата. Можете рассказать, почему?

Айтбек: В конце ноября мне большое число людей писали о том, что ко всем Салта приходит во сне. Знакомая рассказывала, что ей плохо было. И Салтанат во сне пришла и успокаивала. Я читал истории людей о том, что Салта им снится, и мне по-человечески становилось обидно, потому что ко мне во сне она не приходила. Мне так хотелось просто её увидеть.

В ту ночь я уснул и мне приснился сон, в котором я её ищу. И в конце концов я её нахожу в этом сне. Мы в какой-то комнате, и она что-то пытается сначала объяснить словами, но это… Знаете, когда по телефону разговариваешь, и вдруг какое-то нарушение связи. Вот она мне что-то говорит, а я не могу разобрать.

В итоге она мне просто пальцем показывает "11", и в этот момент я просыпаюсь. И так получилось, что первое предварительное слушание на 11 марта назначили.

Сенат потом рассматривал, закон 11 апреля приняли. Это тоже была стопроцентная победа, потому что этот закон направлялся на отработку с подачи президента, его подписание – это был вопрос наличия у него свободного времени, а сенат пройти было очень сложно.

ГМ: С учётом того, что у данного закона очень большой бэкграунд, на разных этапах было очень много противников, не говоря о том, что до этого закон либерализировали в части бытового домашнего насилия.

Айтбек: Сейчас новости разные выходят. Меня сильно задело убийство четырёхлетнего мальчика. По действующему законодательству за преступление до 20 лет срок даётся. Хотя что может быть хуже на этом свете?! Поправки приводят к тому, что это пожизненно. Закон официально вступает в силу с середины июня. Очень обидно, что он сейчас не действует. Потому что эти люди заслуживают. Я не знаю, какое может быть справедливое наказание за убийство ребёнка. Неужели 20 лет достаточно за беззащитного маленького ребёнка? Я считаю, что этого мало!

Я уже не раз растолковывал и другие нормы. Уже закон приняли, а меня продолжают уверять, что в законе нет нормы по отделению абьюзера от семьи. Приходится брать и показывать – вот статья 54: до 30 дней можно отселить. В текущей редакции закона при наличии у агрессора места для проживания, в новой редакции наличие места исключено. Это личные проблемы агрессора, где он будет жить. Я считаю это справедливым наказанием.

Для статьи, которая вводит психологическую коррекцию по решению суда, нужно назначить обязательное посещение психолога агрессором. Я считаю, что государство должно предоставить эту возможность, потому что если у него не будет денег на психолога, то это бесполезная статья.

Одним из аргументов, когда мы пытались этот закон продвинуть, был такой: "Вы что, всех собираетесь пересажать? Пол-Казахстана собираетесь пересажать?"

Но есть разные уровни насилия, разные уровни наказания. Первый шаг – это образовательная часть. Многие мужчины даже не понимают, что переходят личные границы.

Недавно иду в наушниках, в очках, чтобы меня никто не отвлекал. Ко мне подбегает молодой парень: "Здравствуйте, Айтбек!" Руку мне протягивает. Жму. Он: "Мы за вас переживаем, поддерживаем. Удачи вам в суде". Я улыбаюсь, говорю: "Рахмет, спасибо большое за поддержку".

Он продолжает идти рядом: "Можно вас спросить об одолжении?" Думаю, он сфотографироваться хочет. Не вижу в этом ничего такого, всегда соглашаюсь. Считаю, что это нормальное желание людей.

Он: "Можно с вами видео записать? Вы можете попросить мою девушку простить меня, извиниться за меня?"

Я говорю: "Конечно, не могу". "Нет, вы не подумайте, что я её избил. Просто я ей сказал, чтобы она с дня рождения пришла пораньше, а она не пришла".

"Ты понимаешь, что с твоей стороны это тоже абьюз?" "Там ничего такого нет. Я просто просил пораньше прийти, она не пришла. И вот мы из-за этого поругались". Я говорю: "Во-первых, девушка не твоя собственность, чтобы приходить тогда, когда ты этого захочешь, Она взрослый самостоятельный человек, сама может решать, где, когда и во сколько ей быть. Второе. Просить меня сейчас извиниться за тебя перед ней это как минимум не по-мужски. Это твой косяк, сам разгребай. И ещё это однозначно путь давления на неё, чтобы она тебя простила. И ты сейчас меня хочешь в этом просто использовать".

Понимаете, он даже не понял, о чём он попросил, в чём проблема просьбы. Я знаю, что множество мужчин меня в этом вопросе не поймут, Я не всегда эту тему сам понимал так глубоко.

Мужчинам, наверное, не дано понять, насколько страшно жить в этом мире девушкам.

АУ: Бытует мнение, что закон не до конца проработан, в него не вошли нормы по харассменту и сталкингу. Хотя отношения Салтанат и Бишимбаева как раз и начались со сталкинга, верно?

Айтбек: Если сравнить наше законодательство по семейному насилию с другими странами, то оно очень базовое, примитивное. Конечно, принятые поправки – это большой шаг вперёд для Казахстана. Но это ещё только начало пути.

Сталкинг и харассмент – очень серьёзные темы, которые законом не регулируются. У нас в волонтёрской сети есть кейс по харассменту на рабочем месте. Как, наверное, любой другой недалёкий мужчина я не до конца понимал суть проблемы, честно скажу. У меня, хоть это звучит неправильно, всё равно в голове возникали мысли: "А почему бы просто не уволиться, не пойти на другую работу?"

Я изучил этот кейс, мы проговорили с пострадавшей обстоятельства её жизни. Ей уходить с работы не вариант. У неё отец больной, она единственный источник дохода в семье. Что возмущает в этом кейсе, так это отношение работодателя – университета к этому. Они заставляют девушку в одном кабинете с абьюзером сидеть, то есть по сути дела пытаются её вытравить с работы.

ГМ: Нет человека – нет проблем...

Айтбек: Да, примерно так работает у них в голове. Так как нет статьи за харассмент, то какие инструменты доступны? Например, создать комиссию внутри учреждения по этике. В крупных организациях за рубежом такие комиссии есть. Но в Казахстане есть свои особенности. Если посмотреть на абьюзера, то окажется, что он дружит с ректором. И я думаю, продолжение этой истории понятно. Вдобавок ко всему на девушку написали заявление за клевету. Короче, всё перевернули с ног на голову, и это просто кошмар...

ГМ: Самое главное, в таких историях очень легко всё перевернуть с ног на голову, потому что есть элемент субъективизма оценки событий. И если говорить о том же сталкинге. Его доказать очень непросто. Начнём с того, что в законе нет этого понятия. Когда жертва обращается в полицию, ей говорят: "Слушай, нам нечего ему предъявить, нет состава".

Айтбек: У меня тоже такой кейс есть в Алматы. Девушка к нам обратилась: молодой человек её постоянно преследует, звонит и угрожает, она его блокирует, это даже не её молодой человек. Он ей с Каспи по 100 тенге и сообщения отправляет.

Он ещё звонит не со своего номера, просто на улице у кого-нибудь возьмёт чужой телефон "Я вам 1000 тенге заплачу за звонок". А потом ты не докажешь, что это он угрожает. Его привязать очень сложно. В итоге девушка несколько раз обращалась в полицию по поводу этих преследований. "А что мы сделаем? Никто же вас не трогает. Живая же". Он приехал к ней на работу. Благо, в тот момент она уже была под опекой волонтёрской сети. Она сразу написала заявление, мы вызвали "102" самостоятельно, начали связываться с юристами. В итоге он оттуда сбежал. И вроде бы этот случай его успокоил.

Хорошо или плохо, но абьюзеры в основном трусы. Как только возникает угроза того, что они могут быть пойманы, что девушка не одна, за неё могут постоять, они отступают.

ГМ: Вы неоднократно говорили о правоприменительной практике. Что у вас есть опасения в этой части, как это в регионах происходит, как статистика подводится.

Айтбек: Очень сложный вопрос. Сейчас правоохранительные органы бьют себя в грудь, что у нас заявительный характер регистрации случаев насилия перешёл в выявительный, то есть заявления от жертвы больше не нужно.

Но у нас до сих пор есть кейсы, когда девушки пишут заявления, а их не принимают. Есть кейсы ещё хуже. Муж бывший пытался убить свою жену. Он ездил за её машиной, у него было какое-то там приложение для слежения за машиной, и он ехал за нею. Это было в Талгаре, рядом с Алматы.

Она приехала в РОВД, участкового не было на месте, и женщину просто туда не пустили. Вот она стоит в тамбуре: внутрь её не пускают, а снаружи на улице в машине сидит чувак, который угрожает убить. Женщина была под нашей опекой, позвонила посреди ночи и передала трубку охраннику. Я начал орать, он услышал.

Он услышал мужской голос, который орёт: "Я сейчас приду, я с тобой разбираться буду!", и сразу её запустил. Ну почему нужно ждать, пока тебе второй мужик позвонит, на тебя наорёт, когда девушка перед тобой? Твоя работа защищать. А они этого не делают.

Или та же 54-я статья, которая позволяет отселять абьюзеров, если им есть куда идти. То есть абьюзеру можно просто сказать: "Мне некуда идти" – всё, никто не будет по базам проверять сколько у него квартир, есть ли мама с папой, которые живут в этом городе. Никто не хочет напрягаться.

Поэтому люди не доверяют органам правопорядка, люди их боятся.

ГМ: У меня в этом плане одна надежда, что мы дошли до критической точки. Мы максимально далеки в части защиты наших прав и свобод, наоборот, стараемся избегать правоохранительные органы, не обращаться к ним за помощью. Куда уже дальше от этого отходить...?

Айтбек: Справедливости ради стоит отметить, ситуация немного меняется. Сейчас на вызовы по семейно-бытовому насилию органы реагируют так же, как на изнасилования и убийства. Они большой командой выезжают, с протоколами, сразу приезжают заряженные вязать. Раньше такого не было. У них в голове, по-моему, поменялась установка, что кухонного бойца нужно валить.

Служители правопорядка – это тоже люди, конечно, они тоже всё это видят. У них тоже в голове происходит перестройка, они начинают понимать, что их задача помогать людям, тем более женщинам и детям.

АУ: Вы говорили, что в вашей волонтёрской сети очень много кейсов, очень много обращений. Как вы думаете, почему история с Салтанат получила такой общественный резонанс? Что стало общим триггером для людей?

Айтбек: Я думаю, в первую очередь потому, что это проблема знакомая, не каждой второй, а каждой девушке.

Волонтёрская сеть началась с того, что девушки начинали рассказывать, что они понимают, что пережила Салтанат. Ну кто я? Не психолог, не правозащитник, но у людей накипело внутри, когда это всё случилось, повторная травма произошла, и старые шрамы снова открылись. Им это нужно было высказать.

ГМ: Поддерживают совершенно разные люди: разных национальностей, вероисповедания, возрастов по всему миру. И это всех их объединяет по сути.

Айтбек: Согласен. Когда митинги начались, я, конечно, в шоке был. И в прямом эфире поблагодарил. Под этим эфиром началось: мы отсюда, мы оттуда, мы поддерживаем. Мужчины и женщины – это обычно антиподы друг другу, все сошлись. Я так полагаю, что у нас у всех один противник. Неважно, какая и у кого религия, кто и с кем воюет. Вопрос насилия – это вопрос зла в его чистом виде.

Почему сейчас очень многие, в том числе из других стран, подключаются к этому вопросу? Они хотят точно таких же изменений. Мы уже видим, что в Якутии инициированы поправки в закон о семейно-бытовом насилии. По-моему, это самый крутой флешмоб, когда все страны, особенно в СНГ, начинают ужесточать закон о семейно-бытовом насилии в поддержку женщин и детей.

ГМ: На мой взгляд, сейчас имя подсудимого имеет все шансы стать нарицательным. Так было с Максатом Усеновым, который неоднократно избегал наказания после наезда и убийства людей на дороге. Все начали говорить: "Усеновщина". Что такое, по вашему, Бишимбаевщина?

Айтбек: Вседозволенность, обусловленная властью, отсутствием ответственности и наказания за свои поступки.