Теперь, когда страсти улеглись, когда от идеи отказались и пар выпущен, можно, приложив некоторые усилия, превозмочь историческую ненависть к коммуналкам, впаянную в наш генетический код, спокойно разобраться в ситуации и понять, что идея, вероятно, была интересная, вероятно, мысль стоила того, чтобы её развить.

Кто откуда, но мы все знаем, каково это было жить в тесных комнатах, делить свой закуток с кем-то ещё, про тараканов, сушащееся на кухне на верёвке белье, про жестяную посуду, текущие трубы, про этот бесконечный карцер для человеческого духа, унижающий всякое человеческое достоинство… Впрочем, по свидетельству антропологов и культурологов, жизнь в коммуналках была не такая двумерная, и хорошее там тоже было.

Во всяком случае, наконец-то мы свободны, мы независимы и свободны. Наконец-то мы эмансипированы от государства, от соседей и коллег и вольны жить так, как нам хочется.

Но строить ничего лучше хрущёвок, по крайней мере, в секторе социального жилья, мы не стали, а может, даже хуже, если рассмотреть поближе планы советских архитекторов на микрорайоны.

В качестве полемики и общего обзора предлагаю небольшую ретроперспективу и быстрый экскурс по современным версиям коммуналок.

"Призрак бродит по Европе – призрак коммунизма," – писали Маркс и Энгельс в 1848 г. Вообще, призрак этот бродит по миру давно, аккурат после неолита, когда разные формы угнетения начали сменять друг друга с завидным постоянством, если верить Луису Мамфорду. И с тех самых пор разные люди в разное время пытались теоретизировать его основные положения и выкристаллизовать форму образа жизни коммуны.

С некоторым допущением можно сказать, что в числе первых это удалось Шарлю Фурье, родившемуся в 1772 году. Он не только выдвинул фалангу, состоящую из 1600-1800 людей как элементарную ячейку общества, но и выдвинул идею фаланстера – как форму организации жизни фаланги.

С тех самых пор воплотить идею фаланги и фаланстера пытались многие. Говорят, что Вальтер Гропиус, например, задумывал школу Баухаус именно как коммуну.

Самые яркие и смелые эксперименты, попытки осмыслить коммунизм и коммуну, разумеется, были в стране победившего социализма. Как известно, 1920-е годы в советской стране были временем неслыханного эксперимента, временем веры в утопию, её активного строительства, радикальных попыток обобществления быта и гениев авангардного искусства и архитектуры в частности.

В 1921 г. в Москве состоялся "Съезд по оздоровлению населённых мест". На этом съезде и было решено разработать новый тип жилья, тип дома-коммуны, который бы отвечал "всем санитарным, техническим и эстетическим требованиям современной науки и искусства…".

Меж тем коммуны и дома-коммуны в силу кризисной ситуации с обеспечением жилья создавались сами по себе стихийно, со временем, после изучения их опыта, им пытались придать форму – наложить физическое на социальное.

Так возникло два самых прекрасных, на мой взгляд, эксперимента, воплотивших веру авангарда и художественного, и политического в коммунальные способы организации жизни.

Это всемирно известный памятник архитектуры – дом Наркомфина и Дом-коммуна на улице Орджоникидзе в Москве. Изумительные по исполнению, стилю и замыслу строения.

Если дом Наркомфина являлся ещё, согласно трактовке Моисея Гинзбурга, переходным типом жилья, то дом на Орджоникизде – это уже воплощение обобществления быта и перехода "к новым социально более высоким формам бытового уклада". Информации про эти дома достаточно в сети и в печатных изданиях, поэтому пройдёмся только по основным принципам.

Проект дома Наркомфина предусматривал комплекс из 4 блоков: жилой, коммунальный (столовая, спортзал, библиотека и клуб), детский сад и служебный (гараж и сушильня).

Предполагалось, что новый советский человек будет проводить досуг, питаться, стирать и заниматься спортом в обществе, детей отводить в сад, а домой возвращаться – поспать.

Дом-коммуна архитектора Николаева же пошёл дальше. Для того чтобы понять насколько, приведём описание процессов жизнедеятельности студентов в доме самого автора комплекса из книги Селим Хан-Магомедова:

"После пробуждающего всех звонка студент, одетый в простую холщовую пижаму (трусики или иной простой костюм), спускается для принятия гимнастической зарядки в зал физкультуры или поднимается на плоскую кровлю для упражнений на воздухе, в зависимости от сезона. Закрытая ночная кабина подвергается, начиная с этого времени, энергичному продуванию в течение всего дня. Вход в неё до наступления ночи запрещён. Студент, получив зарядку, направляется в гардеробную к шкафу, где размещена его одежда. Здесь же поблизости имеется ряд душевых кабин, где можно принять душ и переодеться. В парикмахерской он доканчивает свой туалет. Приведя себя в порядок, студент идёт в столовую, где за стойкой принимает короткий завтрак или пьёт чай; после чего ему предоставляется право распорядиться временем по своему усмотрению: он может уйти на занятия в вуз или идти в общую комнату для учёбы, или, если он готовится к зачёту, взять отдельную кабину для занятий. Кроме того, в его распоряжении находятся общая читальня, библиотека, чертёжная, аудитория, студия и пр. После обеда и промежутка после него возобновляются краткие вечерние занятия с неуспевающими, ведётся общественная работа и т.д. В выборе способа использовать свой вечер студент совершенно свободен. Коллективное слушание радио, музыки, игры, танцы и др. разносторонние способы самодеятельности создаёт сам студент, используя инвентарь коммуны. Вечерний звонок, собирающий всех на прогулку, заканчивает день. По возвращении с прогулки студент идёт в гардеробную, берет из шкафа ночной костюм, умывается, переодевается в ночной костюм, оставляет своё платье вместе с нижним бельём в шкафу и направляется в свою ночную кабину. Спальная кабина в течение ночи вентилируется при помощи центральной системы. Применяется озонирование воздуха и не исключена возможность усыпляющих добавок".


Дом-коммуна на улице Орджоникидзе в Москве / Фото из Википедии

Но жилья все равно никогда не хватало, потом политический ветер сменит направление, появятся привилегированные категории, коммунизм как идеологию отвергнут вовсе, и умрёт с ней надолго фаланстер. Да и человека, этого рационального спокойного человека, сверхчеловека, который был центром всей затеи, оказалось, не существует.

С тех пор коммунизм теряет всякую популярность, и вот уже при мысли о социальном жилье нам в голову приходит только отдельная квартира. Хрущёвка – новый болевой порог.

Тут мне бы хотелось привести слова Эль Лисицкого из журнала СА, 1929 г. Фрагмент из прений по докладу Моисея Гинзбурга о новых типах жилья:

"... Что нам нужно, мы абсолютно не знаем. Мы знаем, что сегодня у нас есть норма 9 кв. м; мы знаем, что это ненормальная норма, это паёк, временное явление. Если мы будем строить сегодня на 50 лет, основываясь на такой норме, то это значит, что мы ни во что не верим, это значит быть пессимистами. Нам нужно раньше статистически вычислить, сколько лет мы должны жить при такой норме. Здесь мы строим же пятилетки и т.д. Я считаю, что если мы будем строить на 50 лет, исходя из нормы в 9 кв. м, то лучше повеситься".

Так мы ничего и не узнали про дом-коммуну.

Но призрак этот всё ещё бродит, и реинкарнация фаланстера возникла неожиданно в "капиталистических" странах: США и странах Западной Европы. Советский эксперимент не удался, а они там стали жить в коммуналках с общими туалетами и кухнями.

Стоит ввести в строку поиска слова co-living, и сеть высыплет на экране радужные картинки того, как молодые, модные и улыбающиеся люди живут вместе в пространствах, далёких от тех, что рисует нам наше воображение со сменными подписанными крышками унитаза. Они живут в клетушках, покрытых дизайнерской краской, и счастливы делить досуг в общественных пространствах с незнакомыми людьми.

В разных домах обобществлены разные функции. Где-то только досуг, а где-то все те функции, которые нам кажутся сугубо личными – готовка, стирка и санузлы.

Об этих новых коммунах писали все СМИ мира: вот статья с заголовком "Коммуна миллениалов" в The New York Times, "Обобществлённая жизнь: разрушение стен между семьями и общинами" в Forbes, " Совместное проживание – компании переосмысляют идею соседей по комнате" в The Guardian.

Компании, предоставляющие такого рода жилье, превращаются в стартапы, готовые потеснить на пьедестале экономических чемпионов – гаражных миллионеров.

А в 2015 году появилась новость о том, что архитектурное бюро The Stratford Collective будет строить 30-этажный небоскрёб, где 223 квартир будут коммунального типа: резиденты будут делить кухню, ванные и общественные пространства, и такие апартаменты будут доступны для молодых людей.

Разумеется, такой тип жилья не подходит людям семейным, людям, которым нужно вести полноценное домашнее хозяйство, он, как говорит один историк архитектуры, подходит тем, чья жизнь требует мобильности и доступности.

Так сразу не получится: наш рынок недвижимости за парой исключений достаточно примитивен, и схем управления этой недвижимостью нет никаких, кроме создания кондоминиумов и управления на уровне КСК. Но эти дома работают для кого-то, значит, этот опыт стоит изучить на будущее.

Вместо послесловия.

Миссия co-living компании OpenDoor: "Когда вы смотрите на историю цивилизации, можно сказать, что это, в конечном счёте, история людей, которые пытаются жить вместе. На протяжении многих лет мы становимся лучше в этом, с невероятными достижениями в области демократии, гражданских прав и повышением уровня жизни миллиардов людей. Однако когда мы смотрим в будущее, становится понятно, что мы все ещё в пути. Впереди – одни из самых серьёзных проблем, с которыми мы когда-либо сталкивались: от усугубляющегося неравенства доходов до деградации экосистем.

В то же время никогда раньше у нас было инструментов, ресурсов и коллективов лучше. Появление интернета, устойчивых технологий и глобальной сетевой экономики свидетельствует о новом, общем будущем, возможном для нас. В конечном счёте, OpenDoor – это приглашение жить вместе как семья – переосмыслить наши города, здания и дома как места, которые могут позаботиться как о людях, так и о планете.

Если десять человек смогут научиться хорошо жить вместе, возможно, десять миллиардов могут научиться делиться этим общим домом под названием Земля".