Интерес к тюремной тематике гипертрофировался в эпоху развала СССР, когда грань между законом и понятием стала совсем тонкой, а фигура законопослушного гражданина – совсем жалкой. Пенитенциарная романтика захватила литературу и кинематограф, блатной жаргон занял достойное место в лексиконе артистов и политиков.
Однако вор должен сидеть в тюрьме. Вместе со всей прочей незаконопослушной братией. Думаю, что даже сегодня с этим согласится большинство сознательных граждан. Как и всё вершимое, не только героизированная тема "преступлений", но и куда более прозаичная область "наказаний" имеет свою историю. Для нас, разумеется, любопытнее всего то, что происходило в этой сфере в наших родных краях и корнях. За что и как сидели наши преступники в первых десятилетиях XX столетия?
Давайте посмотрим на примере Семиречья и его столицы. Для начала обратимся к старорежимному 1907 году.
Всего по уголовным делам "общей подсудности" Верненским окружным судом было привлечено в тот год 376 мужчин и 13 женщин. А по делам подсудных мировым судьям – 10 406 мужчин и 238 женщин. Преобладающими преступлениями были банальные кражи и "оскорбление чести" (то есть мелкое хулиганство). Но, что может показаться удивительным для нынешних знатоков уголовной статистики, ещё одной соразмерной провинностью было в то время в крае похищение и повреждение леса. Следует добавить, что подавляющее число проступков кочевого населения разбиралось по законам обычного права, сор из юрты не выносился и общую статистику не портил.
Многие непотребности совершались в Семиречье под воздействием винных паров. Но, несмотря на горячую любовь жителей к горячительному, из 85 "случайных" смертей, к примеру, по пьяному делу преставились всего 8 человек. Хотя, наверняка, многие из 27 самоубийц, которые в тот год решили расстаться с жизнью, и 38 убийц, осуждённых в тот год Верненским окружным судом, также не обошлись без пагубного влияния Бахуса.
Многих приговорённых отправляли на каторгу в ссылку в Сибирь. Но часть осуждённых оставалась отбывать тюремное наказание в родной Семиреченской области. На начало 1908 года в шести местных тюрьмах содержались 500 мужчин и 18 женщин.
Условия в тюрьмах по традиции были ужасные. Таково мнение тогдашних независимых наблюдателей. Посудите сами. В Верненской тюрьме "арестантов накопилось до 184 человек, которые не могли быть размещены в 28 существующих камерах, почему пришлось устроить камеры в служебном корпусе".
Обеспечение продовольствием тюрем Семиречья велось "хозспособом". Для пущего разнообразия арестантской пайки существовали даже тюремные огороды. Часто это были показательные хозяйства, возделанные не только с любовью, но и с некоторым артистизмом.
"Единственный в городе огород, в котором, кроме луку, капусты и картофеля, можно найти и разные, более ценные сорта овощей, как, например, цветную и брюссельскую капусту, сельдерей, шпинат...". Это – про подсобное хозяйство Джаркентской тюрьмы. Излишки овощей от тюремного стола продавались к столу горожан.
Семиреченские уголовники не сидели просто так. А работали – как "по дому", так и в мастерских. За 1907 год их труд был оценён в 4 544 руб. 16 коп. Из них 2 029 рублей было выдано на руки самим арестантам, а остальные поступили в казну и "пользу мест заключения". Правда, за тот же период только на лечение арестантов тюремным комитетом было затрачено 3 284 руб. 20 коп.
Со сменой власти положение дел в консервативной сфере поменялось мало. Преступления как совершались, так и продолжали совершаться, пойманные как сидели, так и продолжали сидеть.
Обратимся к сведениям 1923-1924 годов.
Тюрьмы хотя и стали называться исправительными домами, сути своей не поменяли. Из 6 тюрем Джетысуйской области (она захватывала в то время ещё и север современной Киргизии), нам интересны 4 "наши".
Крупнейшим исправдомом числился алма-атинский. Рассчитанный на 250 сидельцев, он в среднем содержал 270 осуждённо-подследственных. За ними денно и нощно надзирали 49 сотрудников. А вот в Джаркенте стал отмечаться некоторый недобор – в камерах, рассчитанных на 150 человек, сидели всего 120. Так же пустовал и Талды-Курганский исправительный дом, где на 75 нарах чалились всего 54 несознательных гражданина. Зато в таком же по вместимости заведении Лепсинска отбывали своё 99 подследственных и преступников.
Архивные документы вопиют о разрухе и неудовлетворительном санитарном состоянии тогдашних тюрем. Белья и одежды не хватало не только заключённым, но и надзирателям. Но если первые терпели (а чего ещё делать?), то вторые терпеть не хотели. Среди сотрудников исправдомов ощущался явный недобор. Следствием слабого материального обеспечения, как сообщает источник, являлся невысокий качественный состав служащих и отсутствие их, то бишь охранников.
Не лучше было и в судах, где главной проблемой, однако, было не отсутствие судей Народного суда, а отсутствие у них юридического образования. Без судебной подготовки оставалось 50% народных судей и следователей. Хотя и финансирование оставляло желать лучшего.
Ревтрибунал в 1923 году был преобразован в Областной суд и обеспечивался из госбюджета, но народные суды на местах содержались на местные средства. Средства эти местные, между тем, поступали так, что судьям не хватало элементарного – бумаги и карандашей для ведения протоколов. А следователям не на чем было выезжать на места преступлений для расследования – потому трупы иногда лежат неделями в ожидании Нарсуда и врача.
Неудивительно, что на первое полугодие 1922 года количество нерешённых дел в судах области составляло: среди уголовных – 548 арестантских и 7 499 неарестантских, а среди гражданских – 7 487 исковых, 970 бракоразводных и 229 частных. И в последовавшем 1923-м это число не сократилось, а стало ещё значительнее.
Интересно, что и спустя ещё 10 лет советской власти, в то время, когда в СССР начал всплывать зловещий "архипелаг ГУЛАГ", в судебно-пенитенциарной системе Алма-Аты всё ещё царил благодушный бардак. Несмотря на то, что наш город приобрёл к тому времени столичный статус и по Турксибу к нам потянулся "гастролирующий элемент" из Туркестана и Сибири.
Сохранился любопытный секретный протокол заседания областного бюро ВКП(б), в котором имеется следующий пассаж, характеризующий положение дел:
"…За 20 дней июля имели место свыше 260 побегов заключённых, среди которых значительный процент лиц, приговорённых к 10 годам изоляции за крупные уголовные и антисоветские преступления".
Всё это привело к массовому разбою и грабежам на ночных улицах Алма-Аты. Тем более вольготно чувствовали себя преступники в молодой казахстанской столице ещё и потому, что в составе местной милиции в 1932 году вообще не было никакой ночной оперативной группы.
Но – лафа для уголовников (сегодня речь именно о них!) заканчивалась. По крайней мере на ближайшие 60 лет. Методы, с помощью которых власть налаживала порядок в милиции, могут показаться до боли знакомыми нынешним казахстанцам. Началась массовая чистка правоохранительных органов. Спустя некоторое время фигура милиционера и вправду стала весьма уважаемой и даже популярной в советском обществе. Было даже такое время, когда милицию боялись не законопослушные граждане, а нарушители этих самых законов.
