Убийство Гамлета: рецензия на новый спектакль Немецкого театра

В жизни практически любого алматинского театра наступает момент, когда иностранный режиссёр приезжает ставить новый спектакль. Последствия этого события могут быть разными. "Оккупация", деградация и бесконечное падение, как в случае с русским ТЮЗом имени Натальи Сац. Появление прекрасных спектаклей, надолго прописывающихся в репертуаре театра, – как в "ARTиШОКе". Чередование явных удач со столь же явными промахами, как в Театре имени Лермонтова.

В Немецкий театр (Deutsches Theater Kasachstan – DTK) летом приехал Джефф Чёрч. Поспособствовал этому British Council, который реализует масштабный проект, посвящённый 400-летней годовщине смерти Шекспира, с символичным и одновременно по-английски остроумным названием Shakespeare Lives ("Шекспир жив"). Не менее остроумный Чёрч, уже ставивший в 2000-х в DTK "Макбета" (совершенно с другой труппой), для алматинской части этого проекта выбрал пьесу, в которой умирают практически все – то есть "Гамлета".

"Запоминается последняя фраза – это Штирлиц вывел для себя, словно математическое доказательство. Важно, как войти в нужный разговор, но ещё важнее искусство выхода из разговора". Сомневаюсь, что Джефф Чёрч смотрел телефильм Татьяны Лиозновой или читал книгу Юлиана Семёнова, откуда приведённая цитата практически дословно перекочевала в экранизацию, но это "математическое доказательство" британский режиссёр определённо знает. Третий акт спектакля "Я Гамлет" оставляет яркий след в памяти зрителя, хотя бы частично затмевая то, что было ранее, и скрашивая впечатление. "Вход" в постановку тоже обставлен с должным антуражем.

Начало действия ещё в фойе – находка не новая. Например, она удачно применена Сергеем Женовачем в "Записных книжках" Чехова, поставленных в СТИ. Обстановка, музыка, короткие диалоги задают тон, настраивают зрителя на "чеховские мотивы". В DTK публику также готовят к тому, что дальше будет непривычный "Гамлет", и трансформация названия в "Я Гамлет" это нечто большее, чем нежелание наносить на афишу классический титул.

На старом паркетном полу следы преступления, здесь работает "опергруппа", причём, работает не автономно, а во взаимодействии с публикой, иногда происходящее сваливается в суматоху, но это ещё цветочки.

Ягодки начинаются, когда зрителей всё же приглашают в зал, где "интерактив" продолжается. О том, сколько актов в спектакле "Я Гамлет", можно спорить, как и том, есть ли они вообще, я для себя условно выделил три. И первое иначе, чем словом "провал", обозначить нельзя. Походы "в народ" и разговоры со зрителем – это настолько избито, что находится буквально в двух шагах от пошлости.

Говорят, в финском языке (я не специалист, ручаться не могу) есть слово Myötähäpeä. Оно обозначает чувство стыда, которое испытываете вы, когда глупость делает кто-то другой. Практически весь первый акт я находился в состоянии Myötähäpeä."У кого из вас были суицидальные настроения? Кому хотелось покончить с собой? Как вы с этим справлялись?" И находились люди, не подставные (я узнавал), которые вставали, брали микрофон, после чего начинался поток то ереси и чуши, то банальностей и штампов. Часть зрителей, привыкших к "гаснет свет, актёры на сцене начинают играть", видимо, вообще не поняли, что спектакль уже начался, поэтому спокойно снимали происходящее, говорили по телефону или сидели в "Фэйсбуке".

Моральные мучения продолжились, когда буквально через несколько минут действие вновь перенеслось в коридоры Эльсинорского замка. "Давайте выйдем из зала", "Давайте вернёмся в зал", "А теперь снова выйдем". Апологеты современного театра могут, конечно, заявить, что я в нём ничего не смыслю, зато я понимаю, что любое действие должно быть рационально. Гнать под сотню человек на узкую лестницу и пытаться что-то им там показывать – это антидействие, несущее последствия в виде отдавленных ног, непонимания происходящего (как результат отсутствия визуального и аудиоконтакта) и взгляда за окно с немым вопросом "А не кончился ли там дождь?"

Дождь пошёл на благо спектаклю и в ином ключе: его шум создал настроение, когда Шекспир всё же завладел сценой. Тут, впрочем, надо понимать, что "Я Гамлет" от и до, все три часа, это не трагедия Шекспира в чистом виде. Скорее, некая мозаика из отдельных фрагментов произведения. Поэтому не нужно искать причинно-следственных связей в происходящем, удивляться, почему некоторые персонажи до сих пор живы, а из монологов пропадают отдельные куски.

На пресс-конференции накануне премьеры Джефф Чёрч уверял, что собственно Гамлета в спектакле не будет. И что вообще это чуть ли не первая в мире подобная постановка.

Британец лукавил. Увы (потому что "Гамлет" без Гамлета был бы действительно бомбой), Гамлет есть. Отличие лишь в том, что каждый раз он разный. То он доброволец из зала (опять-таки не подсадной, как можно было подумать); то он сам зал, когда актёры рассредотачиваются по рядам, репликами создавая иллюзию единого организма; то он член "опергруппы" (и труппы DTK,) который во всем этом авангарде вдруг выдает такую академичность, что ты снова чувствуешь себя финном.

Как ни странно, а, скорее, наоборот, закономерно, спектакль приобретает стройность и становится интересным, когда актёры DTK наконец начинают делать то, что у них получается лучше всего – играть. Александр Дар (Полоний), как и обещает его герой "первого уровня", артист бродячей труппы, призванной разыграть перед следователями все произошедшие события, "крадёт" спектакль у других актёров. Его роль – это очень тонкая, ненавязчивая, лёгкая работа настоящего таланта и профессионала. Собственно, фамилия обязывает. В остальных ролях дамы (Галина Табала – Гертруда, Ксения Мукштадт – Офелия) хоть и переигрывают кавалеров (Дмитрий Хольцманн – Клавдий, Антон Дукравец – Лаэрт), но это больше плюс актрисам, нежели минус актёрам. И только жаль, что Горацио не убивают первым.

Второй акт оставляет надежду, что сбегать всё-таки не придётся, а в третьем Чёрч "включает Штирлица".

И становится понятно, зачем художественно-постановочной частью позвали заниматься Эльдара Шибанова, Диаса Шибанова и Юлию Левицкую. Но прежде – ещё несколько сцен в фойе на четырёх из упомянутых выше актёров (персонажа пятого, конечно же, убьют).

Последний акт – единственный, о котором сожалеешь, что он короток. Наконец коридорные скитания зрителя вознаграждены – он попадает в совершенно новую обстановку. Обстановку морга, где вроде бы должно быть холодно, но при помощи тепловой плёнки на креслах создаётся обратный эффект, вызывающий ощущение естественного дискомфорта. На фоне которого идёт та самая сцена, которую в фильме "Берегись автомобиля" сопровождала гениальная фраза мамы Деточкина "Юра, я здесь!"

Если бы все предыдущие три часа были так же хороши, как третий акт, я первый бросился бы к Чёрчу с благодарностью, что его нога вновь ступила на казахстанскую театральную землю. Но Шекспир жив, а Гамлет мёртв.

Следующие показы спектакля "Я Гамлет" - 24 и 25 сентября.