18+. Внимание: текст содержит описания сцен насилия.
В Беларуси после акций протеста, которые начались после президентских выборов, задержаниям, арестам и издевательствам подверглись тысячи людей. Многих избивали, унижали и морили голодом. "Би-би-си" поговорила с несколькими людьми, которые подверглись жестокому обращению в белорусских автозаках, тюрьмах и отделах милиции.
Алина Береснева, 20 лет
С 9 на 10 августа мы с друзьями возвращались из центра Минска и попали под раздачу ОМОНа. В акции протеста мы не участвовали, но меня всё равно повалили на землю – на руке ещё остались царапины, и нас упаковали в автобус.
Нас привезли на улицу Окрестина (в Центр изоляции правонарушителей ГУВД Мингорисполкома. – Би-би-си). На входе стоял мужчина, он приговаривал: "Быстрее пошли!". Я спрашиваю: "За что вы так с нами разговариваете?". Он взял меня за шею и пнул в стену, сказав: "Осматривайте пол, будете знать, где ходить, где гулять".
Нас, 13 девочек, посадили в камеру на четверых. Мы спрашивали сотрудника: можно ли нам сделать звонок, можно ли позвать адвоката, на что он нам отвечал: "Вы, что, насмотрелись американских фильмов? Это вам не Америка, вам ничего не положено".
Прошла ночь, примерно в 12 часов дня нас начали пересчитывать, спрашивали имя и фамилию. Мы понимаем, что не ели уже больше суток, у всех скрутило животы, все были голодные, мы начали просить еду. Мы были готовы заплатить. На это нам ответили: "Нет, будете знать, за кого голосовать". Мы были в жутком шоке, что нам так отвечают. Это было ужасно.
Потом настал вечер, и мы начали замечать (у нас была щель между кормушкой и дверью), что людей выводят и заставляют подписывать что-то, хотя они кричали и возмущались. Подошла наша очередь подписывать эти протоколы. Мы с девочками договорились отказываться от того, что нам приписывают.
Я попыталась ознакомиться с протоколом, начала его читать. Говорю: "Дайте мне, пожалуйста, ознакомиться, под чем я подписываюсь". Мне в ответ: "Я тебе сейчас расскажу, давай быстро подписывай, а то я тебя ****** [изнасилую] и ещё на 20 суток засажу". У меня был шок, у меня текли слёзы, их следы остались на том протоколе. Я подписала "согласна", поставила свою подпись, даже не знала, за что я подписываюсь.
Читайте также: "Мне не по себе от кадров, где люди с дырками в теле". Интервью главреда Nexta – крупнейшего протестного канала в Беларуси
Нам обещали, что отпустят сегодня же. Мы думали, что забудем про всё как про страшный сон, но не тут-то было. Нас завели обратно в камеры, потом переместили в другую, где уже было 20 девушек, всего нас стало 33. Это было полное издевательство.
Когда не было еды – это самый страшный момент. Я сама по себе сильный человек. Но меня в тот момент сломали. Я просто сидела, у меня настолько скручивало живот, что я не знала, что мне делать. Ты сидишь и понимаешь, как твой организм пытается справиться с этим, но не получается. И ты сидишь, просто как маленький ребёнок. Ты озлоблен, но у тебя нет сил и тебе никто не поможет.
Я не знала, что мне делать, просто сидела, свернувшись в кулёк, у меня пошёл холодный пот, и мне позвали врача. Я еле встала и через эту кормушку говорю: "Понимаете, я не могу стоять, мне плохо, у меня кружится голова". Она говорит: "Будешь знать, где ходить в следующий раз". Мне в итоге дали таблетку валидола на голодный желудок. Я её пить, конечно, не стала, чтобы не сделать себе ещё хуже.
Прошла ещё одна ночь. Мы решили, что если нам не принесут еду, то мы начнём кричать и звать на помощь. К 11 августа к нам приехали ещё автозаки. Мы через окно видели, как над парнями издеваются. Они стояли почти полуголые на коленях попой кверху, руки у них были за головами. Если кто-то шевелился, то их били палками.
У одной из наших девочек начались месячные. Она попросила: "Дайте, пожалуйста, туалетную бумагу". Ей сказали: "Майкой своей подтирайся". В итоге она просто снимала нижнее бельё, стирала его и ходила, пока оно снова не пачкалось. Потом, когда была пересменка, пришла женщина, которая в итоге принесла нам бумагу. Мы её просто боготворили.
Окна выходили на улицу. Мы видели людей, которые кричали: "Отпустите наших детей!". В соседней камере был мужчина, который сильно кричал, у него были проблемы с ногой. Ему три дня не могли вызвать "скорую", он не выдержал и начал кричать в окно, чтобы люди его услышали. Так сотрудник милиции открыл дверь (это было хорошо слышно) и начал его бить и говорить: "Разминай свою жопу, сейчас я тебе кровь обратно в очко запихну".
Читайте также: "Не жалею. Но опасаюсь за семью". Белорусский милиционер, который отказался разгонять протесты
Если бы была возможность как-то наказать тех людей, я бы с удовольствием это сделала. Всё это разделило жизнь на до и после. Я раньше хотела поступать в МВД, быть сотрудником милиции, защищать народ, права человека, но после того, как я побывала там, я больше не хочу этого. Теперь я просто хочу уехать из этой страны, забрать всех родных и близких, чтобы здесь не оставаться.
Сергей (имя изменено по просьбе героя), 25 лет
Меня задержали на третий день акций, 11 августа, около торгового центра. Работал не просто ОМОН, это был спецотряд "Алмаз" – элита, которая борется с террористами.
Когда мы увидели, как к нам идёт колонна спецтехники, мы поняли, что можно только прятаться. Я сидел в укромном месте, какое-то время найти меня не могли. Так вышло, что я видел, как на площадке перед ТЦ на коленях стоят люди, которых избивают. Один из них упал, к нему наклонился омоновец, он поднял глаза, и мы встретились взглядом. В тот момент я подумал, что мне ***** [конец].
Меня тоже вывели на площадку. Тех, кто что-то говорил, били. Меня положили, немножко побили. У меня был с собой рюкзак с респираторами, масками. Один из офицеров посмотрел на него и сказал: "О, это какой-то организатор". Начали искать владельца.
Я решил не признаваться – понимал, что будет применяться дополнительное насилие. После нескольких минут избиения меня опять спросили, мой ли рюкзак. Я сказал, что не мой. Меня вывели за угол торгового центра три человека из спецназа. Руки у меня были связаны. Достали боевую гранату (я знаю, чем они внешне отличаются от светошумовых) и сказали, что сейчас достанут чеку, положат мне в трусы, я подорвусь, а они потом скажут, что я подорвался на самодельном взрывном устройстве, что никто ничего не докажет и им ничего не будет.
Я продолжал говорить, что рюкзак не мой. Они положили мне в штаны гранату, отбежали. Потом вернулись и сказали, что я ****** [обнаглел], снова начали бить. Били в пах, били по лицу. Рюкзак велели нести в зубах. Пока мы шли в автозак, они продолжали меня бить руками по лицу. Если ронял рюкзак – били. У меня сейчас в итоге сколы на зубах.
Меня завели в автозак, там было человек 20. Нас кидали одного на одного. Сверху стоял омоновец, который ходил по людям. Ноги ставили на шею, начинали душить. У людей отекали руки из-за стяжек – кто жаловался, того били по рукам. В нашей машине был астматик, он начал задыхаться. Омоновец подошёл к нему, положил ногу на горло, начал душить и сказал: "Если ты сдохнешь, нам всё равно".
Читайте также: Как Беларусь осталась без интернета. Главное
Когда нас вывели на улицу, на земле была разлита краска. Мне обмазали ей лицо, пометили таким образом. Потом меня пересадили в другую машину. Там были четыре сотрудника с дубинками. Тебя кладут на пол, и они бьют тебя по ногам, приговаривая: "Это чтобы не бегал! Добегался!" Там я был один, возможно, туда водили и других. Девушек при мне не били.
Потом меня вернули в общий автозак. Там были две девушки лет 18. Их провинность была в том, что они поднимали голову и обращали внимание на то, что кому-то в салоне стало плохо. После нескольких таких обращений к одной из них подошёл омоновец, начал на неё кричать, схватил за волосы. Он каким-то образом отбрил у неё часть волос и сказал: "Мы вас вывезем в СИЗО, закинем в камеру к мужикам, вас там ****** [изнасилуют], а потом в лес увезём".
Был парень, который не хотел разблокировать телефон. Его раздели догола и сказали, что если он не скажет пароль, его изнасилуют палками. Тогда он согласился, его кинули лежать к остальным.
Нас привезли на какой-то переправочный пункт. Мы вышли из автозака. Там был коридор из 40 человек до другого автобуса. Когда идёшь по нему, тебя бьют. Падаешь – бьют, пока не встанешь: по ногам, головам. Когда я дошёл до автобуса, я упал от удара. На меня опять обратили внимание спецназовцы, потому что у меня была майка солидарности с российскими политзаключёнными. Меня дополнительно побили, а потом взяли за руки и за ноги и кинули в автобус, как мешок.
На меня орали, говорили ползти в определённую точку. Я полз медленно, меня снова били. Когда я дополз, я уже просто не мог двигаться. Ко мне подошёл другой сотрудник, поставил ногу на спину и начал бить по голове дубинкой, но уже не простой резиновой, а с металлическим стержнем. Я это понял, потому что после первого удара меня выключило. Я перестал что-то чувствовать.
Он бил какое-то время. Потом сверху меня навалились люди. Мне было тяжело дышать. Тех, кто был сверху, продолжали избивать. Был странный выбор, непонятно, где хуже – наверху, где ты с воздухом, но бьют, или внизу, где ты задыхаешься, но тебя не бьют.
Потом нас высадили, был ещё один "коридор", где били, нас пересадили в автозак в камеру "стакан". Он был рассчитан на три человека, туда затолкали восемь. Я был прижат к стене, и увидел кровь – только тогда я понял, что у меня разбита голова. В какой-то момент я потерял сознание, это повторилось несколько раз.
Когда нас довели до учреждения, из-за травм и духоты я просто не мог стоять. Я вывалился из камеры. Они сказали: "Кажется, этот уже готов". Меня выкинули из автозака и бросили. Ко мне сразу подошли медики, они сказали, что у меня рассечена голова, всё побито, точно есть сотрясение. Меня тошнило, изо рта шли слюни. После этого меня уже не трогали. Уже сами омоновцы стояли и рассуждали: умру я или нет.
"Скорых", чтобы всех вывезти, не хватало, я лежал час. В итоге за мной приехали. В "скорой" я просил отвезти меня домой, а не в больницу, потому что оттуда участников акций забирают. Но из-за разбитой головы и подозрения на перелом ноги меня всё же увезли в больницу.
Врачи понимают, что людей пытают, они стараются вывезти кого могут. Суммарно мне наложили 12 швов на три раны, сделали операции, снимки. Через несколько часов меня из больницы забрали друзья. Из-за того что у меня не было ни паспорта, ни телефона, мою личность так и не установили.
Пока меня били, я большую часть времени ни о чём не думал. Мне было страшно, я не ждал такого насилия. Я думал о том, чтобы сгруппироваться, чтобы сохранить здоровье. Но если честно, ещё думал про эмиграцию. Что, если ничего не изменится, мне будет страшно жить в стране, где тебя могут в любой момент убить и никто не будет наказан. Страшно думать, что рядом с нами живут сотрудники этих структур, которые пытают людей и продолжают жить обычной жизнью.
Олег, 24 года (имя изменено по просьбе героя)
Я дальнобойщик, к политике никак не отношусь, не враг народа. Приехал неделю назад из рейса из Сибири. Посмотрел, что творится в интернете. Увидел, что дети выходят, бабушки. Я подумал: что я – молодой парень и буду дома отсиживаться? И пошёл тоже.
Меня задержали [в ночь] с 10 на 11 августа, ближе к полуночи. Был хлопок недалеко от меня. Меня оглушило. Я увидел, что на земле лежит парень. Я хотел помочь подняться, у него практически была оторвана нога. Ему светошумовая граната попала прямо в чашечку, колена уже не было.
Телефон куда-то завалился, я побежал искать "скорую". Мимо одна проезжала, я попросил медиков подъехать. Они попросили меня и ещё нескольких парней остаться помочь. Метрах в двадцати стояли сотрудники ОМОНа со щитами, оружием, автоматами.
Они нас не забирали, передавали другим нас не трогать. А потом подбежали со спины, положили быстренько, ударили по ногам. Завели руки за голову, избивали ногами. Врач пытался объяснить, кричал: "Что вы творите, мы тут не справимся, люди помогают!"
Нас сначала подняли, а потом через полторы минуты опять подбежали, избили дубинками. По пути в автозак били, в автозаке тоже били, кричали: "Ах вы твари конченые!". Были ногами, руками, прилетало по всему телу. С нами сидел мужчина лет 50, инвалид второй группы. Он попросил таблетку, сказал, что ему плохо. Его постоянно избивали.
Когда большая камера в автозаке заполнилась, нас начали сортировать по маленьким – по шесть человек. Нечем было дышать, была только маленькая форточка. Мы полтора часа сидели в этой дымовухе. После этого нас отвезли на Окрестина. Когда мы выбегали, выстроился коридор из сотрудников милиции и ОМОНа. Мы бежали к забору, они нас избивали. Улыбались, говорили: "Хотели перемен? Будут вам перемены!"
Полтора часа мы стояли с опущенной головой на коленях перед бетонным забором. Там были камни, у меня до сих пор колени все синие. Если кто-то возмущался – избивали. Один человек кричал, что он офицер ФСБ. Его окружили, дали в солнечное сплетение, его человек пять месили дубинками. Репортёра из России избивали, он кричал просто до ужаса. Били за любой вопрос.
Я пока стоял, не думал ни о чём. Было очень жалко людей, которых избивали. Мне периодически тоже прилетало. Потом нас завели в здание, пока мы бежали, чтобы сдать вещи, нас продолжали бить дубинками. После нас загнали в прогулочный дворик, там было человек 130, все стояли один на другом. Раз в два часа по десять человек водили в туалет и ещё раз в час давали по две двухлитровые бутылки воды. Некоторые на них посмотреть не успевали, как они уже заканчивались.
Потом нас опять повели на улицу, по пути избивали, поставили на колени и допрашивали. Затем всех отправили в камеру, пока мы туда бежали, нам продолжало прилетать. В камере 120 человек, за сутки дали только воду и одну буханку хлеба на всех.
На следующее утро были суды, нас к тому моменту в камере осталось около 25 человек. Меня на суде согласились освободить, арест не назначили. Но после этого ещё продержали до вечера. Мои личные вещи так и не нашли, пообещали отдать потом. Вывели на улицу, я видел толпу парней, лежащих лицом вниз. Их избивали, они кричали. А через забор стояли их родственники.
Сам милиционер, который с нами стоял, говорил, что это ужас, это страшно. Когда нас выводили через задние во двор, нам сказали, что, если мы подойдём к толпе, где были родственники и пресса, нас заберут и мы будем синего цвета. Но когда мы вышли, люди к нам подбежали как к героям – предложили сигарет, дали позвонить родственникам. В итоге у меня полностью отбиты ноги, спина и лопатки.
Марыля, 31 год
12 августа мы с друзьями после 23.00 возвращались домой на машине по пустому проспекту – в Минске уже не было пробок, как в первые дни протестов, когда машины блокировали. И недалеко от стелы, где народ собирался в день выборов, нас остановил гаишник и велел съехать к обочине. Кроме машины ГАИ, там стояло несколько "бусиков" (микроавтобусов. – Би-би-си). Подошли люди в чёрной защитной форме, в чёрных балаклавах, кажется, у них были нашивки МВД, но точно я не разглядела. Их было много, только на нашу машину было человека три. Они не представились, сказали, чтобы мы вышли из машины.
Нам сказали разблокировать телефоны, потом сотрудники стали смотреть, какие у нас есть фото и видео. Меня отвели в сторону, а парней поставили руками на машину. Парни открыли телефоны, и в галерее у всех были видео с предыдущих ночей, как машины стоят в пробке и гудят и так далее. Мы знаем, что по закону не обязаны это показывать, но когда около тебя стоит куча чёрного народа с автоматами или каким-то другим оружием… Они начали материться, кричали: "Вы хотели перемен? Мы сейчас покажем вам перемены!". Начали обсуждать, что с нами делать, решили везти в РУВД.
Забрали ключи от нашей машины, завели в бус, лицо водителя мы тоже не видели. С нами сели двое с оружием, и кто-то ехал сзади в нашей машине. Тут вспомнили про меня, сказали набрать пароль от телефона. Я говорю: "У меня руки трясутся". Один из них даже сказал: "Отстань от неё, зачем тебе это нужно". Второй, самый агрессивный, всё же забрал у меня телефон и тоже начал говорить: "Вот, там видео с протестов…".
Нас завели во внутренний двор РУВД, там уже лежали на асфальте парни c машины, которую привезли перед нами, и девушка стояла возле стены. Меня поставили недалеко от неё тоже лицом к стене, а парней – вдоль другой стены. И я услышала удары и поняла, что бьют моего мужа, потому что тот, кто бил, говорил: "Зачем тебе белый браслет?". Это был белый резиновый браслет у мужа на руке – символ того, что мы за Тихановскую и за мирные перемены. Я хотела посмотреть, но те, кто стоял за мной, сказали: "Не дёргай головой".
Пришли переписывать данные. Ко мне подошёл сотрудник, видимо, РУВД, без маски и в гражданской одежде. Его лицо рассмотреть я тоже не могла, потому что стояла лицом к стене. Он сказал мне ввести пароль на телефоне, но говорил: "Машенька", "Если что нужно, обращайтесь" – такой супердобрый полицейский.
Пока я разблокировала телефон, успела удалить из него Telegram и что-то ещё, потому что слышала, как они говорили, что будут смотреть наши подписки. Он сказал: "Я сейчас посмотрю, что вы удалили", но у него не получилось.
Ребят с девушкой из другой машины увели куда-то и потом нас тоже начали вызывать по фамилии. Пока я шла, тот, кто похож на омоновца, стал кричать, чтобы я опустила голову. А сотрудник в гражданской одежде говорит: "Не лезь к ней, всё нормально". И тут произошла такая история. Нам уже сказали забрать свои вещи, отдали телефоны, но одному из друзей всё время звонила жена, а у него была установлена на рингтоне песня Цоя "Перемен!". Ему велели выключить звук, а кто-то сзади сказал: "Не увозите их, они ещё не выучили свой урок".
Нас повели и поставили лицом к другой стене двора. Парней – с руками за головой, я держала руки просто за спиной. Мужа, за то что он хмыкнул, ударили по ногам, сказали расставить ноги шире. Мне сначала сказали, что я могу стоять как хочу, но потом подошёл ещё один омоновец и сказал, чтобы я тоже поставила ноги шире. Всё время давали разные команды, и сложно было понять, чего они хотят. Парню, у которого затекли ноги, один омоновец разрешил поприседать, а другой подошёл, ударил его ногой по ногам и велел встать к стене опять.
Стояли у нас за спиной и издевались, говорили: "Сидели бы дома". У нашего друга онемела рука, ему запрещали шевелить ею, но стали говорить: "Чего ты шляешься по протестам, если такой хилый". Говорили в основном теми же фразами, которые я уже слышала от знакомых, которых задерживали: "Вы в нас кидаете коктейли Молотова", "Это Запад всё оплачивает".
В конце мы услышали, как привезли ещё какого-то парня, и ритмичные звуки дубинок о тело – несколько людей его очень жестоко избивали. Он просил не бить, но они матерились и били. Это было очень страшно. Потом его увели, а нам сказали, что будем стоять до семи утра, конца их смены. Потом кто-то подошёл и спросил: "Кто тут самый буйный? Только не девушка". Его коллеги стали смеяться и показали на нашего друга. И его заставили отжиматься под счёт, говорили, чтобы он застыл в самой неудобной позиции, и обещали, что, если не отожмётся нормально, будут бить – всё с издевкой и матом. Потом сказали приседать.
Потом нам сказали, что отпустят без протокола: "Надеемся, вы больше нигде не будете участвовать". Мы вернулись домой примерно в два часа ночи. У парней большие синяки от резиновых палок. Но мы останавливаться не собираемся, потому что это была их главная цель – запугать, но они сами нас боятся и воспринимают больше как врагов.
Никита Телиженко, журналист Znak.com, 29 лет
Я пошёл в магазин, мне нужно было купить одежду, потому что после предыдущих акций у меня прежняя поизносилась. Взял пакет с вещами. Доехал до улицы Дворец спорта и на полпути я увидел, что всех молодых людей, которые выходят из автобуса, сразу с остановки пересаживают в автозаки. Я начал это описывать для редакции. В момент, когда я это делал, ко мне подъехал автобус, оттуда выбежали люди, схватили меня за руки.
У меня выхватили телефон. Решили, что, раз я что-то пишу и у меня есть интернет, я координатор. Они увидели фотографии спецтехники, предыдущих акций. Погрузили в машину и отвезли к автозаку, в котором я просто сидел два часа. Я пытался объяснить, что я журналист, это их не очаровало.
Жесть началась возле РУВД "Московский", куда нас привезли. Автозаки открывают, людям заламывают руки. Если голова выше, чем надо, сразу прилетает по затылку либо дубинкой, либо щитом. Тащат волоком. Я увидел, что парня, которого вели передо мной, просто ради шутки со всего размаха долбанули головой о дверной косяк. Он закричал, поднял голову, ему ещё прилетело.
Смотрите также: "Журналистов не трогать". Что говорят в МВД Беларуси о нападениях на журналистов
Дальше то, что меня больше всего поразило, – "людской ковёр". Нас завели на этаж, и первое, что я вижу, – люди, которые просто лежат на полу. По ним идут как омоновцы, так и ты. Мне пришлось наступить на мужчину, потому что, когда я пытался его обойти, мне опять прилетело.
На полу кровь, испражнения. Тебя бросают на пол, голову поворачивать нельзя. Мне повезло, что у меня была маска. Рядом был парень, который попытался повернуться, ему со всего размаху берцами прилетело по голове, хотя он и до этого уже был сильно избит. Были люди с перебитыми руками, которые не могли ими шевелить.
Людей заставляли молиться. Завели парня, который молил: "Дяденьки, не бейте". Ему сказали, что его сейчас уроют, начнут зубы считать. Несколько ударов. Он уже захлёбывается кровью, и омоновец ему говорит: "Читай "Отче наш!". И вот ты сидишь и слышишь, как парень разбитым ртом читает: "Отче наш, иже еси́ на небесех".
Самый страшный момент – это когда ты сидишь, а людей в коридорах, этажом ниже, избивают до такой степени, что они не могут говорить и воют. Ты поворачиваешь голову – на полу кровь, кричат люди, а на стене доска почёта с улыбающимися милиционерами, которые это творят. Ты понимаешь, что попал в ад.
После пересменки выяснилось, что два человека из задержанных пропали. Они поняли, что уже путают людей, нас спустили в одиночные камеры – в каждую по 20-30 человек. Вентиляции не было, стоять можно было около стены. Через час от испарений всё было мокрым. Тем, кто был в возрасте, становилось плохо, один парень потерял сознание.
Потом примерно через 16 часов после прибытия в РУВД нас стали очень жёстко выводить и закидывать в автозак. Сидеть запрещалось, людей складывали штабелями в три слоя. Некоторые люди с травмами оказались внизу, им было нечем дышать. Они кричали от боли, к ним просто подходили, били их по голове дубинками, унижали. Это напоминало пытки гестапо, в обычной жизни невозможно представить, что это возможно.
Ходить в туалет было нельзя. Тем, кто просил, говорили ходить под себя. В итоге люди действительно ходили под себя, в том числе по большому. К тому моменту все уже перестали что-то просить – ещё в РУВД поняли, что помощи не будет. Тех, кто жаловался, жесточайше избивали.
Когда автозак двинулся, людям разрешили расползтись. Но если кто пытался опираться на сиденья или поднимал голову – сразу прилетало. Потом омоновцам стало скучно и они сказали встать на колени и петь гимн Беларуси. Это снимали на телефон. Когда автозак ехал, окружающие машины сигналили. Но если бы водители знали, что творится внутри, они бы не сигналили – штурмом бы брали эти автозаки.
Я потерял самообладание через полтора часа. Я говорил: "Извините, я российский журналист, что я такого сделал?" Мне начало прилетать по почкам, шее, голове, ответа я не получил. Со мной был один парень, который говорил: "Пожалуйста, расстреляйте нас, зачем вы нас мучаете". А ему отвечали, что расстреливать никого не будут, потому что в тюрьме нас ждёт ещё больше боли и "петушить" нас будут по очереди.
Когда нас привезли в [изолятор] Жодино, нам сказали: "Прощайтесь с жизнью, тут вас будут убивать". Но, к нашему удивлению нас там приняли нормально. Сотрудники колонии проявляли жестокость, только пока собровцы не уехали. Люди были рады, что попали в тюрьму, – больше всего они боялись, что их автозаками повезут обратно в Минск.
Там я оставался три-четыре часа. За мной пришёл полковник, меня вывели, пошли искать мои вещи. Те, с кем я был, были рады, что меня отпускают и я смогу рассказать о том, что происходит. На выходе нас встретил представитель консульства. Меня выслали из Беларуси с запретом въезда на пять лет и увезли в Смоленск.
Если бы запрета не было, я бы вернулся работать в Беларусь. Там уникальные люди. Они воспринимают перемены со знаком плюс и объединены одной целью.
Наталья, 34 года
Мы шли по улице без приключений с подругами. Потом позади нас появилась толпа людей, убегавших от ОМОНа, затем и сам ОМОН. Несколько омоновцев пробежали мимо нас, а один, видимо, который устал бегать, прицепился к нам с подругой. Он говорил: "Чё ты ржешь? Я вижу, тебе весело. А то, что милиционеру сегодня лицо порезали осколком бутылки, тебе тоже смешно, да?". А я не смеялась, я хотела, чтобы он с миром от нас ушёл.
Но почему-то его это разозлило, он потащил меня в микроавтобус. В микроавтобусе уже были люди. Нас спрашивали: "Что, нравится быть мясом? Где ваша Тихановская? Где ваша Цепкало?"
Смотрите также: "Пацаны, это уже позор": в Беларуси бывшие силовики публично выбрасывают форму
Мы приехали в РУВД "Советское". На улице всех поставили лицом к забору, руками на забор. И мы возле этой стены простояли до утра следующего дня. Нас периодически переставляли. Отвели в подвал, где изъяли вещи, телефон забрали, отправили опять к этой стенке.
Кто-то [за стеной] подъезжал на машине и пытался включить Цоя "Перемен!". И мы слышали, как милиция переговаривается между собой, что надо их тоже затащить сюда вместе с "переменами". Какая-то девушка искала парня. Она, наверное, встала на крышу машины, потому что мы видели её лицо за заборчиком. И менты переговаривались между собой: "Смотри, там какая-то кобыла стоит, иди сгони её оттуда!". Они вот так про людей говорят.
Парней били. Одному парню сломали ребро, судя по всему. Девочка была с перебитой ногой – это её [травмировали], когда брали, видимо. В первую очередь получали самые дерзкие. Потом подъехали автозаки, и туда начали грузить парней. Там явно кого-то били. Видимо, туда грузили помногу человек, и я слышала: "Ноги под себя! Ноги под себя!" – и слышны были удары и крики. Целыми автозаками их увезли куда-то.
Остались девчонки. Нас начали вызывать в здание РУВД и предлагать подписать протокол. В протоколе был написан бред, что я активное участие в митинге принимала и выкрикивала лозунги "Стоп, таракан!". Я решила, что я его подписывать не буду. Тех, кто подписал, отпустили сразу домой. Тех, кто нет, повезли на Окрестина в Центр изоляции правонарушителей (ЦИП).
На самом деле там не все уроды. Нам попался "добрый милиционер", который сказал: "Так-так, пока никто не видит, можете написать эсэмэски домой". Не знаю, это роль такая или он действительно хороший, но хочется думать, что что-то есть человеческое в них.
В связи с наплывом огромного количества людей там была полная неразбериха. Нас должны были поместить в ЦИП, но оказалось, что там нет места, и нас решили поместить в изолятор временного содержания. В ИВС тоже не было места, и временно нас решили определить в так называемый стакан – помещение метр на меньше метра, нас туда засунули вчетвером.
Затем нас поместили в камеру на двух человек. Выдали один матрас. Из поверхностей, помимо кроватей, уже занятых двумя женщинами, были стол, скамеечка и пол. Мы спали кто где: кто на столе – можно сказать, на книжной полке, кто на матрасе поперёк. Сутки мы, наверное, не ели, но потом начали кормить.
Когда подходили к концу наши третьи сутки и мы говорили, что нас должны выпустить, нам отвечали: "Вам тут никто ничего не должен". С тобой там говорят, будто ты какой-то зверь. Да даже разве со зверями можно так? Это другой какой-то формат людей, который и с нами общается как с уголовниками, и друг с другом.
Спустя 74 часа, в ночь на 13 августа, нам сказали выйти из камеры, вывели на улицу, поставили лицом к стенке. Сказали, что вещи не отдадут – а в моём случае это телефон, паспорт, права, деньги. У кого-то это были единственные ключи от квартиры. Две девчонки продолжали возмущаться, тогда их ударили и сказали, что они идут назад в камеру.
Я повернулась на них и спросила: "Что вы делаете?", за что получила удар по лицу рукой и дубинкой по ногам. Злой мент спросил: "Кому тут ещё вещи?", потом сказал убегать. У всех ботинки без шнурков, но нужно бежать к выходу. Нам говорили: "У нас там оцепление, попадёте в него – вернётесь назад".
