Если опираться на цитируемость в местных источниках, то может сложиться впечатление, что в этих местах любителю древностей и делать-то нечего. Пустыня и пустыня. Как будто и не разбросаны здесь, среди староречий Сырдарьи, "600 памятников древней культуры".
Странное молчание, которым обходят их наши корифеи, объясняется легко. Во времена Советского Союза здесь, на огромном пространстве от Сырдарьи до Каспия, была "территория" знаменитой Хорезмской археолого-этнографической экспедиции. Московской как по сути, так и по содержанию. Организованная ещё в 1937 году неистовым и вдохновенным Сергеем Павловичем Толстовым, эта комплексная экспедиция просуществовала в задуманном виде 65 лет.
За годы своей деятельности Хорезмская экспедиция проделала колоссальную работу по планомерному закрашиванию огромного бледного пятна, вокруг Арала. Оказалось, что пустыни на территории Узбекистана, Туркмении и Казахстана, были некогда переполнены высокоразвитой жизнью. Тут, на окраине Ойкумены, неожиданно отыскался древнейший очаг человеческой цивилизации, почти неизвестный историкам предыдущих поколений. Древний Хорезм встал в один ряд с Древней Месопотамией, а берега Сырдарьи и Амударьи оказались "невдалеке" от культовых долин Нила, Инда и Хуанхэ.
В сферу интересов Хорезмской экспедиции входила и древняя дельта Сырдарьи. Большая часть из тех "600 памятников" была открыта именно москвичами. Потому-то для наших археологов они не представляли особого интереса – были за пределами научного досягания.
На самом закате Советской государственности (в августе 1991-го) мне довелось побывать в отряде Ларисы Михайловной Левиной, которая уже после смерти Толстова возглавила работы по исследованию "казахстанского сегмента". Она работала в сотне километров от Ленинска-Байконура, – на древнем городище Алтын-асар, в "зоне отчуждения" строившегося водовода.
Большой московский отряд Левиной представлял собой весьма пёстрое образование. Он состоял из нескольких классных специалистов, для которых участие в Толстовской экспедиции было делом и смыслом жизни, кучки столичных интеллектуалов, привыкших интересно проводить в экспедициях свои отпуска, гордых студентов-практикантов и разномастных раскопщиков (среди которых встречались и такие, кого просто увезли подальше от соблазнов города). Соседство всех этих очень разных людей, невозможное в обычной жизни, здесь, в пустыне, представляло собой тонкий механизм, равновесие которого поддерживалось весьма искусственно. С тонкостями экспедиционной жизни мне и предстояло ознакомиться, вовсе того не желая.
…Попутный вертолёт (сейчас это звучит нелепо, но в проклятые советские времена такой вариант был возможен) высадил меня у лагеря археологов аккурат 15 августа. А 15 августа в экспедиции отмечался праздник – так называемый День археолога. История этой достопочтенной даты не связана ни с какими событиями и открытиями. Говорят, что её весьма произвольно установил один из патриархов, который никогда не пил. Не без повода. В советском календаре, благо, повод находился всегда. И лишь 15 августа отличалось непорочной девственностью. Вот и решили, что день этот просто идеален для неформального профессионального праздника работников археологического фронта.
Когда я свалился с неба, лагерь как раз пребывал в нервном возбуждении по поводу предстоящего торжества. Работа остановилась тотчас, как только одна из экспедиционных машин сгоняла в Ленинск и привезла флягу с горячительным. Участники ходили вокруг в предвкушении и строили планы. Вторым магнитом был огромный казан с пловом, возле которого священнодействовал Сергей Баялин – заместитель Левиной по оперативной работе. Сама же Лариса Михайловна сидела под навесом, что-то записывала в полевой дневник и обречённо осознавала, что в этот момент уже никак не контролирует ситуацию в отряде.
Праздник был неизбежен. Фляга с бормотухой стала детонатором той адской машины, которая в момент разрушила всю стройную настройку экспедиции и оборвала на несколько дней все запланированные работы и незапланированные открытия. Потому что за первой флягой появилась вторая. За второй пошли банальные разборки и разговоры о взаимоуважении. За второй… Наконец наступило тяжкое и хмурое похмелье.
И в этот-то тяжёлый момент до отряда дошли слухи о путче в Москве. Нужно сказать, что известие это моментально отрезвило всех, даже самых увлечённых, – лучше, чем ушат ледяной воды. Работы на раскопках возобновились, но с постоянной "оглядкой на Москву". Это, кажется, был последний полноценный сезон работы Хорезмской экспедиции в Казахстане…
