Что "Игра в кальмара" говорит о современном капитализме? Отвечают философ и политолог

Корейский сериал "Игра в кальмара" стал самым просматриваемым на платформе Netflix, причём одновременно в 90 странах мира. Он стал настолько популярным, что его режиссёр пообещал снять второй сезон, несмотря на то, что обычно корейские сериалы ограничиваются только одним.

Сериал рассказывает историю корейского бедняка-неудачника, который отправляется играть в смертельную игру, созданную неизвестными богачами. Они развлекаются, наблюдая за тем, как бедные корейцы сражаются на смерть в борьбе за 46 миллиардов вон (около трёх миллиардов рублей).

"Русская служба ВВС" попросила декана факультета международных отношений РАНХиГС Евгения Рощина и философа Вячеслава Данилова поразмышлять о том, что сериал "Игра в кальмара" и его мировая популярность говорят о жизни в современном капиталистическом обществе.

Евгений Рощин

"Не удивлюсь, если популярность сериала будет максимальной в тех странах, где высок показатель Индекса Джини Всемирного банка. Этот индекс измеряет степень экономического неравенства в обществе. В России и, например, в США он достаточно высок. Зрителю в обществах растущего неравенства, особенно на фоне пандемии, достаточно просто соотнести происходящее в сериале со своим опытом. Мы всё чаще видим, что желание следовать правилам каким-то образом зависит от материального положения человека.

Но "Игра в кальмара" – не просто очередная сага о неравенстве. Это более сложное высказывание. Оно в действительности о свободе. О свободе выбора и неравенстве возможностей. О том, что свобода – не абстрактное и чисто правовое понятие, а состояние, обусловленное жизненными обстоятельствами человека, среди которых, как мы понимаем, экономическое доминирование одних и уязвимое положение других играют ключевую роль.

Сериал прямолинейно – может быть, даже слишком – показывает, как неравенство возможностей оборачивается разрушением всех базовых человеческих ценностей. Я бы сказал, что именно в этом и кроется сила художественного высказывания. Это критика извода либеральной мысли, согласно которой достаточно лишь защитить право человека на выбор, поскольку всё остальное будет непозволительным вмешательством государства в частную жизнь.

Но в фильме мы видим, как ловушка бедности, помноженная на призрачную перспективу получить кучу денег в буквальном смысле слова, превращает вопрос о правах, а с ним и вопрос о человеческом достоинстве, в никому не интересный трёп. Героям нарочито предлагается выбор – и герои выбирают ложь, предательство, насилие по отношению к слабому, убийство. В тех обстоятельствах, в которых они оказываются, всё, что имеет цену в жизни, становится не более чем условностью.

Игра дает выбор, но это выбор между моральным действием и аморальным. Будет ли человек действовать согласно моральному кодексу, когда на кону собственная жизнь? Способной устоять перед искушением оказывается только героиня, закалённая жерновами северокорейского режима. Для большинства же выбор оказывается без выбора. Это откровение гипнотизирует зрителя, шокирует его грубым разрывом социальной ткани.

Этот конфликт между легалистской трактовкой свободы и достоинством человека указывает на то, что в реальной жизни значение часто имеет не сам выбор, то есть не само право, а что именно предлагается вам на выбор. И "Игра в кальмара", и наша собственная история говорят о том, что выбор, умаляющий достоинство гражданина, недопустим в принципе. Должны быть вещи, на которые невозможно согласиться даже под невыносимым гнётом обстоятельств. В этом смысле сериал выбирает раздражающе назидательный тон – и напрашивается на вопрос о том, возможна ли вообще свобода гражданина в капиталистическом обществе, плотью которого является экономическое неравенство.

Вероятно, и на этот вопрос у создателей сериала есть ответ. Он появляется в лице международного капитала, использующего серые деньги из офшоров панамского досье на коррупцию, обход формальных правил и покупку человеческих страстей. Известный тезис "власть развращает, а абсолютная власть развращает абсолютно" создатели сериала переводят на язык капитала. Такое политическое высказывание неизбежно заставляет зрителя искать ответ на вопрос "Что делать?" и всерьёз задумываться о вещах, которые ещё недавно звучали слишком спекулятивно, а именно – о деофшоризации, прогрессивных шкалах налогообложения и штрафообразования, безусловном базовом доходе.

В левой прессе сериал был встречен на ура. Журнал "Якобинец", ведущий среди американских демократических социалистов, выпустил большой материал про этот сериал, и он вызвал у них восторг. Конечно, для них это всё непосредственно связано с критикой буржуазии, буржуазных порядков, новой пост-фордистской экономикой. Они там находят массу цитат из абсолютной реальных историй в Южной Корее. Например, реальную забастовку на Hyundai Motors, после которой главного героя как раз и увольняют с работы механика, после чего он не может устроиться работать таксистом из-за большого давления на рынке труда. Сериал тем и прекрасен, что там много отсылок к реальности.

Среда, на которую ориентирован фильм, – средний класс, который переживает не лучшие годы во всём мире, испытывает давление после кризиса коронавируса, и он себя в сериале узнал. Средний класс увидел тут фантазматическое отражение собственного положения – некой гонки за то, чтобы отдать долги. Потому что долг понимается как то, что нельзя вернуть, не поставив свою жизнь на кон. Долг – это что-то такое, во что ты всегда влезаешь, пытаясь его вернуть, и в конечном итоге ты оказываешься в бесконечном круге возвращения этого долга, который даже с твоей смертью не заканчивается. Это самый типичный способ интерпретации того, что мы увидели.

Я уже читал интерпретации о том, что на самом деле этот сериал – это розыгрыш нашего желания, розыгрыш гонки за богатством и за неким шансом, который может выпасть в конце. Это опять фантазматическое оправдание не просто жажды наживы, а специфического удовольствия, которые ты получаешь, когда дорываешься до результата, расталкивая всех локтями.

И, с другой стороны, это ещё и попытка разделить то удовольствие, которое получают зрители сериала. Как наблюдатели мы оказываемся в несвойственном положении: мы смотрим на то, как буржуй, который заказывает это шоу, смотрит на него. Это такая театральная ситуация, когда перед нами разыгрывается спектакль, в котором изображают нас, но мы смотрим на него глазами тех, кто его создал. Наше зрение оказывается удвоенным, и наше удовольствие от сериала совпадает с удовольствием вот этих первых зрителей – богачей. Отсюда и возникает желание ходить в этих комбинезонах, играть в эту игру – это извращённое удовольствие, которое мы получаем глядя, например, и на "Королевскую битву", где дети также боролись за право выжить.

И в финале этого фильма (без спойлеров не обойтись) главный герой побеждает, получает приз и не хочет им пользоваться. Он отдает деньги матери одного из героев, который погиб, и сам отправляется снова на это шоу, играть в кальмара. Что здесь произошло? Это закольцовка и открытая дверь в следующий сезон, но если бы авторы играли в игру до конца, то, скорее всего, главный герой покончил бы с собой.

Фишка в том, что это очень напоминает историю выживших в концлагерях. Например, итальянского писателя Примо Леви. Человек, который выживал в концлагере и оправдывал свое выживание тем, что он будет свидетелем. Возможно, делал не самые благовидные поступки, чтобы избежать газовой камеры. Некоторые заключённые были капо или членами похоронных команд. И после того, как эти люди выжили, некоторые из них закончили самоубийством, как философ Жан Амери.

Есть стандартная интерпретация: они не выдержали этого ужаса, память о нём их преследовала. И здесь ситуация похожа на концовку сериала, где главный герой чувствует себя убийцей. Система построена так, что даже тот, кто в ней выжил, остаётся её жертвой, о чём и писал Леви. Может быть, даже большей жертвой, чем те, кто погибли: жертва, оставшаяся в живых, как будто ещё и несёт ответственность за то, что она выжила. И своим выживанием она уничтожает других. То есть главный герой фактически убил всех остальных, победа в этой игре означает то, что он оказывается виноват в смерти 454 человек. И он не может вынести этот груз убийства на себе.

То есть для меня это такой психоаналитический слэшер, когда вполне осознанный убийца не понимает, что он убивает всех остальных, и видит здесь игру. Поэтому самое главное здесь для меня – это проблема удовольствия, наслаждения, которое закатывает нас вот в эту капиталистическую шарманку и заставляет слушать и самим воспроизводить её ритмы.

Это садомазо-капитализм. Угнетённые, рабы получают извращённое наслаждение от того, что играют роль рабов. Когда ты становишься дважды рабом – не только господ, но и своего желания подчиняться, потому что никакого другого удовольствия тебе не предлагается. У Сартра был хороший пример, когда он объяснял парадокс буржуазного сознания. Он писал, что когда я вас обслуживаю в ресторане, я не превращаюсь в слугу, а играю в того, кто вас обслуживает. Но нужно сделать и следующий ход: что тот, кто думает, что он только работает официантом, а на самом деле он художник или поэт, обманывает себя. Он думает, что он художник или поэт где-то там, только для того, чтобы здесь и сейчас обслуживать нас.

Читайте также:

• Ке Хюи Куан: от забытого ребенка-звезды "Индианы Джонса" до героя "Оскара"
• Умерла легенда итальянского кинематографа Джина Лоллобриджида