"Наших", в начале 1990-х в Урумчи попадалось много. Так много, что за короткое время отношение к нам китайцев изменилось кардинально. И изменилось, увы, не в лучшую сторону.
Чаще всего соотечественников можно было увидеть на "Среднеазиатском оптом рынке" – "Пифа". "Пифа" ("оптом") и "чифа" ("кушать") –эти два главных слова, исковерканные произношением, и определяли программу пребывания 99,9 процентов наших "туристов" в Урумчи. За рамки "пифа-чифа" выходили тогда очень немногие. Оно и понятно – народ выживал. А когда выживаешь – не до восхищения красотами и изысками чужой культуры.
Отсюда и тот сложившийся образ "русских" (сиречь – "советских"), по которому в Урумчи очень скоро стали судить обо всех наших людях. В глазах благоверных китайцев типажи "наших" сводились к двум карикатурным образам: нагловатому и потному мужику-тяжеловесу тюрко-кавказско-славянской принадлежности и коренастой обесцвеченной бестии в юбке и полукедах на босу ногу. То и другое с двумя обязательными баулами в руках. То и другое в режиме лихорадочного рыскания, с единственной целью – найти где чего подешевле.
В туристической иерархии "наши" в Урумчи оказались на последнем месте. Ниже поляков, торивших торговые пути.
Однако был всё же один момент уважения в отношении приезжих из-за северо-западных границ, характерный для практичных китайцев. "Наши" везли в Китай деньги. И готовы были вывозить из Китая всё. Деньги и были нашим товаром. Потому что ничего другого разворованный Советский Союз и возникшие на его руинах независимые государства предложить для обмена не могли. Производства не было, приватизированные разными хорошими людьми промышленные предприятия наперегонки распродавали оборудование "на металлолом".
Понятно, что рядовые челноки к правообладанию народным добром имели весьма отдалённое отношение. Здесь оперировали иными категориями и суммами, не позволявшими накапливать капитал, а заставлявшими крутиться до изнеможения в колёсах примитивных челночных бизнес-схем. В Китай везли деньги, полученные от реализации на родине товара, приобретённого в Китае.
Однако, в первые годы нашего массового "туризма" в КНР челноки-коробейники всё же ухитрялись находить что-то, что могло бы заинтересовать китайского потребителя. И это был любопытнейший ассортимент, на котором можно остановиться подробнее. Ибо в нём много специфичного и показательного для той полудикой эпохи существования, через которую нам довелось перешагнуть.
Итак, что же везли в Китай через казахстано-китайскую границу в начале 90-х? Про экспорт собак я уже рассказывал. А какой ещё товар заполнял купе международных поездов и салоны заказных автобусов?
Помню, в одну поездку через Дружбу-Алашанькоу в купе со мной оказалась опытная коробейница-уйгурка. Её опыт проявился на границе и выразился в умении оперативно "решать дела" с суровыми стражами по обе стороны. Соседка везла в Урумчи несколько бидонов со сливочным маслом, которого в Китае не было, и за килограмм которого там давали аж восемнадцать юаней. Она не таила бидоны (да и где?) – они стояли прямо на столике, под столиком и на полу в центре. И, конечно же, зажгли маковым цветом зоркий глаз опытного сотрудника санитарной инспекции.
По всем законам торговке грозили неприятности конфискации. И тут… Тут меня и прочих попросили выйти в коридор. А вскоре из купе вышел и инспектор, видимо, вполне удовлетворённый разговором при закрытых дверях и вескими аргументами нашей соседки. Масло осталось на месте.
Но торговка везла с собой ещё и два приличных баула с пальто, которые стали индикатором бдительности следом проверяющего вагон таможенника. Увидев, какой урон наносит эта несознательная гражданка молодой экономике суверенного Казахстан, инспектор страшно рассердился и вышвырнул оба баула в коридор. Однако стоило ей поговорить с таможенником минуты три за вновь закрытыми для нас дверьми, как таможенник, сменив гнев на милость, не только вернул ей всё добро, но и сам положил его на место.
Про пальто. Пальто, старые, советские, добротные, драповые, с цигейковыми воротниками, годами висевшие на вешалках наших магазинов из-за старомодных фасонов и массового единообразия, в тогдашнем Китае пользовались повышенным спросом.
Любопытно, что "на ура" в Китае шли и наши армейские шинели. Обычные, солдатские. Их охотно приобретали не только маргиналы, но и сельчане, и даже обычные горожане. А всё потому, что войлок, из которых шились наши шинели, был также вполне доброкачественной защитой от холода.
Ещё одна статья нашего народного экспорта в тогдашний Китай может озадачить и позабавить неискушённого человека. Из Казахстана везли костюмы – классические "пары" и "тройки", одежду советской интеллигенции, имевшуюся, впрочем, в гардеробах всех прочих мужчин – для специальных случаев.
Китай эпохи Реформы представлял собой весьма причудливую смесь старого и нового. Впервые за много веков "открывшись" миру, китайцы с азартом воспринимали мировые тенденции, черпаемые в основном из кино и рекламы. Они внешне становились вполне себе "европейцами", хотя при этом всё равно оставались тем, чем сделали их тысячелетия собственной истории, и внутренне почти не изменились. "Европейская упаковка" была во многом результатом усиленной рекламной артподготовки индустриально развитых стран в борьбе за местный рынок. Наивные заморские капиталисты думали завалить китайскую страну предметами своей фабрикации.
Но тогда потребительский рынок Поднебесной не достиг ещё сегодняшней гибкости, провисал, и на нём случался определённый дефицит. Так, несколько лет в КНР сходили с ума от европейского мужского костюма, который был предметом вожделении каждого уважающего себя китайца. Вот тогда-то костюм и стал предметом выгодного вывоза из Казахстана. Очень "стремительным" предметом вывоза. И дело даже не в том, что мы проворно распродавали то, что уже не производили. Дело, опять же, в самих китайцах, которым очень скоро стало не потребно всё это модельное старьё из советского наследия.
Через год китайский рынок оказался под завязку забит костюмами собственного производства самых разных марок, фасонов и качества: хочешь – "от Кардена", хочешь – "от Версаче". Сбылась мечта сотен миллионов потребителей! Как незадолго до того получил свою кожаную куртку, каждый китаец теперь заимел в гардеробе и костюм. А сам костюм превратился в традиционную одежду, вытеснив повсеместный маоцзэдуновский френч и рабочую робу мышиного цвета.
Костюмами обзавелись все. Так что легко можно было встретить развозчика, например, завалившегося в "тройке" в свою тачку или в грязный кузов велорикши в ожидании подходящей работы. В костюмах не возбранялось вообще-то залезать и в постель. У всех тогдашних "директоров" в кабинетах стояли за занавеской кровати с панцирными сетками (послеобеденный отдых официально длился два часа), где шефы почивали после обеда не переодеваясь – в том, в чём принимали посетителей или устраивали разнос подчинённым. А ещё фирменной формой фирменного ношения европейской одежды было сидение на официальных приёмах с закатанными до колен штанинами брюк…
Очень скоро челночный экспортный потенциал Казахстана иссяк окончательно. Последние его следы можно было обнаружить (да и до сих пор можно) на антикварных развалах. У уличных нумизматов лежали горы советских двушек-гривенников, как-то в одночасье исчезнувших из нашего тогдашнего оборота. Среди пачек старых, чаще всего – иностранных ассигнаций также присутствовала масса и советских купюр разного достоинства. Полный набор – от "рваного" до "четвертного", – в начале 90-х стоил два юаня.
