Каждому казахстанцу по две жены? Не получится

Всяк казахстанец, чьи предки почитали Аллаха, знает о том, что совсем недавно, ещё 4-5 поколений назад, его прапрадедушки имели по две-три законные супруги. Знает и в заветных мечтах ставит себя на место славных пращуров. От того-то в обществе, будоража нервические натуры суфражисток, перманентно возникают задорные дискуссии о том, что хорошо бы конституционно вернуться к гендерным традициям предков. (Я касался этой темы вскользь – "Почему многожёнство не либеральная ценность?"). Причём, что любопытно, к заветным чаяниям мусульман в данной теме внимательно (и сочувственно) прислушиваются и многие немусульмане.

Социальный запрос опирается на историческую почву. Но есть ли на то основание – вот в чём вопрос. Сколько же жён имели правоверные степняки до той поры, пока власть народа не освободила своими декретами порабощённую женщину Востока? В пылу мечтаний никто отчего-то даже не пытается руководствоваться логикой демографии, одним из постулатов которой является всеобщее и всемерное равенство в численности полов. А это значит, что если у одного правоверного было три жены, то двум другим оставались только… собственные мускулистые руки?

Понятно, что каждый защитник старины мнит себя только тем, первым. Ну а если обратиться не к сказкам и мифам, а к реальной статистике – сколько многожёнцев было в Степи 100 лет назад? Увы, реальная статистика часто очень жестока по отношению ко всяческим "золотым временам".

Согласно данным переписи населения 1897 года выясняется, что на 1000 женатых мужчин приходилось в Казахстане 1071 замужняя женщина. (Соотношение несколько колебалось по областям: так, в Семипалатинской оно составляло всего 1000:1045, зато в Семиреченской – 1000:1086). Один из исследователей брака у казахов – Халел Аргынбаев резонно отмечал в своей докторской диссертации: "Если учесть, что крупные баи имели по несколько жён, то число многожёнцев значительно сократится".

Все точки в многожёнстве казахов расставил ещё "Геродот казахского народа" (мнение Чокана Валиханова) – Алексей Лёвшин в своём фундаментальном труде "Описание киргиз-казачьих или киргиз-кайсацких орд и степей", выпущенном в Санкт-Петербурге ещё в 1832 году.

"…Следуя Ал-Корану, киргизы соблюдают многожёнство. Число жён, однако же, редко соответствует у них желанию мужей, потому что они приобретают их покупкою, которая называется калым, и возрастает с количеством жён, так что вторая стоит дороже первой, третья – дороже второй и так далее. По сему правилу несколько жён может иметь токмо богач, а недостаточные простолюдины вообще имеют по одной. Нурали, хан Меньшей орды, имел 16 или 17 жён и сверх того около 15 наложниц (которых также можно держать и которых дети мало отличаются от законных), а потому он был отцом 32 сыновей и 33 или 34 дочерей".

Одним словом, иметь желание и иметь способность – вовсе не одно и то же. Но не стоит думать, что у реальных многожёнцев, вроде хана Нурали, не возникало юридических внутригаремных противоречий (по крайней мере, формальных), связанных с несоответствием законов ислама с традициями степняков. "По шариату, – пишет известный исследователь наших южан Николай Гродеков, – в одно и то же время нельзя иметь более четырёх жён. Адат не ограничивает числа жён… Муж, имеющий более четырёх жён, живёт как супруг только с четырьмя, взятыми позже всех. Остальные становятся суфи, воздержанными, и не живут по-супружески…".

Однако наблюдателям, не столь компетентным в вопросах этнографии, вроде директора Ташкентской астрономо-метеорологической обсерватории Франца Шварца, казалось, что у каждого казаха, действительно проживает в юрте как минимум пара жён. Правда, и он объясняет всё это отнюдь не альковными пристрастиями женолюбцев, а куда более прозаично.

"Киргиз-кайсаки живут, как правило, в полигамии. Редко они довольствуются одной женщиной, они имеют, если они вообще женаты, по крайней мере, двух жён. Причина, очевидно, в том, что одна женщина была бы не в состоянии выполнять всевозможные домашние работы самостоятельно, особенно установку юрты, поскольку институт женской прислуги в Киргизии и Центральной Азии вообще неизвестен. Киргизский отец семейства посчитал бы неслыханным оскорблением, если бы он принимал участие в каких-либо домашних делах".

О том, что зачастую появление в доме токал было связано вовсе не с игривыми помыслами стареющего супруга, а с суровой необходимостью, пишут и более сведущие в данном вопросе исследователи. Например, известный ориенталист Василий Радлов:

"Он (муж. – Авт.) редко пользуется своим правом на многожёнство… Редко можно увидеть в одном доме двух или трёх жён. В большинстве случаев многожёнство встречается лишь тогда, когда старшая жена бездетна или, по крайней мере, не рожает сына, а это киргиз считает величайшим несчастьем".

Так что реальная история, как правило, бывает куда более прозаичной, чем история легендарная. Здесь я специально не касался тех сложностей, перипетий, коллизий, драм и трагедий, которые обычно сопровождали совместное проживание в рамках одной семьи единственного мужа и нескольких жён. Ведь речь, в данном случае, идёт не о каких-нибудь забитых шариатом мусульманках оседлого Туркестана, а о гордых дочерях степей, вольному нраву которых позавидовали бы даже русские крестьянки того времени.

Ну а мечтать, конечно, приятно. И не вредно.