Жорж Батай использовал слово “симулякр” в контексте размышлений об искусстве, которое копирует действительность. Акт или произведение искусства отражают какую-то часть реальности, однако используют определенный субъективный взгляд, ракурс (назовем это “авторское Я”; хотя саму концепцию авторства подвергают критике как минимум с середины 20-го века), и создают продукт отдельный от реальности – симулякр. Жан Бодрийяр заимствует у Батая этот термин, но придаёт ему другое значение: знак, который ничего не значит.
Именно симулякр у Бодрийяра становится главным инструментом критики общества и культуры.
Мир уничтожен. Бодрийяр говорит об этом без надрыва и алармизма. Никого не нужно ни о чем предупреждать, ничего не изменишь. Войны нет (мы видим только симулякр войны, не способны увидеть и понять всё, так как часть информации нам недоступна, даже и именно в условиях её переизбытка), культуры нет, реальности нет. Мы хотим не вещи, а символы вещей, мы влюблены не в людей, а в собственные идеи о людях. Распространение технологий формально лишило нас права на приватность, но в то же самое время атомизировало общество до предела.
Читайте также: Новые технологии делают нас глупее?
"Я пишу стихи, потому что хочу быть один и хочу говорить с людьми" – говорит американский поэт Ален Гинзберг в книге “Призыв гражданина мира”. И это наиболее точно характеризует сегодняшний уклад жизни. Формально лишенные личного пространства, люди и хотят и не хотят быть одинокими, а при помощи технологий это одиночество Шредингера больше нельзя считать оксюмороном.
Технологии создали не физические пространства для коммуникаций: границы между создателем, потребителем и распространителем контента стерлись, как границы между типами контента (текст, аудио, видео) и их восприятием; больше нет “пьедесталов” профессий, сословий и других конструктов социальной иерархии. Как для компьютера весь контент – одно и то же (обрабатываемое одним и тем же типом кодирования), так и для компьютерной культуры нет разницы между людьми.
Как технологии меняют профессии
Вы совершенно точно слышали, что искусственный интеллект вот-вот заберёт у человека работу.
Где-то говорят, что "под нож" новой трансформации общества первыми пойдут гуманитарные профессии, кто-то уверен, что рабочая сила. Где-то говорят, что мужчин проще заменить искусственным интеллектом, чем женщин. Утверждать ничего нельзя. Во всяком случае, рано. Футурологические прогнозы в 21-м веке ничем не отличаются от астрологических. Но компьютерная культура изменила людей. Границы профессий стерты. Используя ресурсы не физического пространства, каждый человек может получить навыки, которые 50 лет назад были доступны только "избранным".
Причем говоря об “избранных” теперь нужно иметь в виду только одну социальную привилегию – доступ к возможности овладеть функциональной грамотностью. Здесь как раз и происходит (уже произошла) цифровая трансформация человека, и профессия как “вещь” перестает существовать, превращаясь в копию себя – симулякр. Овладевая определенным навыком (тоже копией “навыка-как-вещи”), границы которого больше не определяемы, человек превращается в копию собственного представления о том, что такое “профессионал в такой-то сфере”.
А профессии, между тем, строили социальную иерархию; принадлежишь к такой-то общности, и значит, надо действовать и думать определенным образом, у тебя есть символический идеологический враг и друг. Все понятно и просто. Сегодня структуру профессиональных общностей больше определить нельзя (также и Бодрийяр отказывался определять структуру культуроиндустрии, останавливаясь только на рассуждениях), но стремление к самоопределению относительно других никуда не делось.
Читайте также: "Консерватизм – защитная реакция перед большими переменами". Что нам показал феномен Байзаковой?
Поэтому в последнее время всё больше и больше разговоров о национальной и культурной идентификации. Прошлое – понятный, хорошо структурированный механизм, который позволяет встроить себя в некий контекст. Будущее не определено. Настоящего, если верить Бодрийяру – не существует. Поэтому кажется, что путь один. И этот путь необходимо пройти. Включая и крайности (и учитывая тот факт, что войны нет).
Технологии и симулякр борьбы за права и свободы
Другая история о поиске идентичности – борьба за свои права представителей ЛГБТ-сообщества. Технологии сделали так, чтобы любая ущемленная группа могла быть услышана. Раньше такой возможности не существовало. Однако размер не имеет значения. Общность условно “не таких” стала больше, но дискурс внутри этой общности функционирует ровно так же, как, положим, в националистской среде. Право говорить подменяет собой возможность что-то изменить, и в то же время успокаивает ум, замыкаясь на себя самоё.
Благодаря технологиям, в частности, изменению принципов создания и распространения информации, люди получают возможность увидеть, что “они не одни”. Увидеть и не физически приблизиться к огромному количеству как соратников, так и противников.
Читайте также: "Казахи не должны быть такими". В чём причины гомофобии в Казахстане?
Но то, что пространство борьбы стало в десятки, а то и сотни раз шире, совершенно не тождественно действительным изменениям в обществе. Потому что в какой-то момент любое “гетто”, вне зависимости от размеров и идеологии, замыкается на себе, собираясь в условно самодостаточную стаю, и отказывается вести диалог с другими стаями. Это нужно для выживания вида. Так было всегда. Только теперь стая не “вещь”, а виртуальная общность, в которой стерты границы территории, навыков (каждый представитель ЛГБТ-сообщества – социолог, каждый националист – историк) и, собственно, людей. Компьютерная культура обрабатывает нас всех по одному алгоритму.
Первую из технологических революций совершили еще гоминиды, создав примитивные орудия труда, увеличившие качество и даже продолжительность жизни. Затем история знала немало технологических модернизаций, каждая из которых была предназначена для того, чтобы делать жизнь проще и проще.
Здесь "на сцене" и появляется "уничтоженный мир", о котором говорит Бодрийяр. Простые открытия были вещественными и имели структурное значение в укладе жизни каждой социальной группы. Социальные группы не были связаны между собой, а территории и расстояния играли определяющую роль. Грубо говоря, никто не имел возможности что-то с чем-то сравнить и подвергнуть ценность или реальность “вещи” сомнению. Новая технологическая революция – это прежде всего глобализация сознания, к которой мы, возможно, не готовы.
Поэтому, как в философской рефлексии и историко-научных исследованиях последних 50-ти лет сложные технологические полиструктурные системы, как правило, редуцировались к одному из своих компонентов (чаще всего к технике), так и массовое сознание (если иметь в виду, что этот термин имеет право на жизнь), низводит глобализацию сознания, то есть возможность и необходимость поиска новых смыслов, до использования ряда инструментов, облегчающих быт.
Рассуждая о том, что технологии изменили и продолжают менять нас как вид, мы стараемся не думать о белой обезьяне.
Правильного ответа нет. Технологии – экран, за которым нет реальности, отражение в воде, в которое влюбился Нарцисс, идея вещи. И в таком взгляде на рассматриваемый вопрос нет никакого новаторства. Общество издревле подчинено сложным технологическим системам. Так, в “Надзирать и наказывать”, Мишель Фуко понимает дисциплину, паноптизм и власть как технологии, тюремное заключение и трансформацию человека в качестве технического проекта, а также судей нормальности как “техников поведения”. Однако эти “технологии” как бы незримы, сложны для понимания, так как не имеют иллюзорной вещественности. В отличие от компьютера, смартфона, мессенджера, “френдов”, свободных энциклопедий, дейтинговых сервисов и прочая (до чего, собственно, низложена сегодня функция технологии из страха перед т.н. глобализацией сознания). Но никакие технологии не дадут человеку свободу говорить, выбирать, самоидентифицироваться, бороться, – только он сам. Но большая часть людей об этом и не задумывается, а философы так и вообще отказывают людям в существовании.
Рамки социальных групп, территории, взгляды, сексуальная идентичность, институт семьи, закон, принадлежность к идейным общностям, орудия труда, феодальный строй, религия, Whatsapp и Tinder – всё это упрощает, структурирует жизнь, а историко-философская рефлексия, – область вопросов без ответов – усложняет. Человек же – пусть и сложное, но очень ленивое создание. И таких, кто хотел бы создавать и называть (язык конструирует действительность) новые социальные инструменты, слишком мало для того, чтобы что-то действительно изменилось.
