Для понимания логики происходящего важно посмотреть ситуацию за последние 40 лет.
Примерно до 80-х годов с экономикой США было всё понятно и просто. Корпорации продавали товары по американским ценам американским гражданам, которые зарабатывали деньги своим трудом. Профсоюзы и акционеры (труд и капитал) бились между собой, стараясь обеспечивать баланс интересов. Рост прибыли вызывал рост занятости и зарплат, что вело к росту продаж. Доходы акционеров транслировались в доходы среднего класса. Тезис "что хорошо для "Дженерал Моторс" – хорошо для Америки" исправно работал.
В 70-х корпорации начали снижать издержки переносом производств в другие страны. Заводы перемещались в развивающиеся страны, где копеечные зарплаты и нет профсоюзов, а продажи осуществлялись на богатом американском рынке. В этот момент и началось расхождение: рост доходов корпораций стал транслироваться не в доходы американцев, а в третьи страны. Это было началом глобализации.
В начале 80-х Рейган предложил новую модель, которую назвали "рейганомикой". Смысл был в стимулировании конечного потребления через снижение налогов и наращивание госрасходов (госдолга). В результате налоговой реформы 1986 года наибольший налоговый выигрыш получили владельцы капитала (акционеры). С точки зрения идеи "что хорошо для бизнеса, то хорошо для Америки" всё было как бы в порядке, но сама идея уже плохо работала. Ниже представлена соответствующая динамика доходов акционеров.
Тут же и динамика почасовой ставки оплаты рабочих. С 1973 по 2013 год она выросла на 9,2%, а производительность за это же время подскочила на 74,4%.
С 80-х годов американская экономика функционировала следующим образом. Акционеры инвестировали средства в развивающиеся экономики третьего мира: строили там заводы и фабрики, внедряли инновации, инфраструктуру. Полученные же товары продавались на богатом американском рынке. В результате доходы среднего класса в США стагнировали, и чтобы поддерживать его покупательную способность, акционеры давали гражданам деньги в долг. Расширяя эти возможности ссужать покупателя, ФРС (Гринспен) либерализовал финансовую систему таким образом, что это привело к бурному росту инвест-, хедж- и прочих фондов и организаций, которые называются теневой банковской системой (shadow banking). Ниже показана динамика активов традиционной (красная линия) и теневой (синяя) банковских систем.
Это был идеальный свободный рынок: экономика, капитализация компаний, богатство в целом росло, – счастье было всем. В реальности же американский средний класс терял квалифицированную работу или работал на старом заводе, а китайский рабочий трудился по 10 часов в сутки, получая всё более современное технологическое оборудование. Акционеры – "финансовая элита" – стремительно богатели, средний класс беднел. А идеологически всё это поддерживалось красивой идеей глобализации, либерализации и свободного рынка. Развал Союза укрепил веру в то, что США на верном пути.
В глобализации Штаты фокусировались на развитии рынков труда и капитала, не сильно обращая внимание на повышение уровня товаров и услуг. Во-первых, товары из развивающихся стран не могли конкурировать на американском рынке, а во-вторых, инвестируя в локальные производства, американские компании автоматически получали доступ к локальному рынку, не особо заморачиваясь удовлетворением интересов тамошней клиентуры. Наибольшую выгоду из этой модели получил Китай, выбрав позицию аутсорсинговой мастерской: не надо в нас инвестировать и строить заводы у нас – давайте заказы, а мы сами всё сделаем. В рамках этой стратегии его экономика постепенно нарабатывала соответствующую квалификацию и создавала национальные активы.
Но в 2000-х начали проявляться проблемы модели. Быстрый рост экономики в развивающихся странах, в первую очередь, в Китае, сократил разницу в стоимости рабочей силы, а значит, и прибыли акционеров. С другой стороны, товары этих стран, произведённые на национальных предприятиях, стали эффективно конкурировать с американскими, сокращая их долю рынка. Это ещё сильнее подорвало покупательную способность населения США, что в свою очередь стимулировало расширение кредитования.
Сложилась принципиально новая ситуация. Если раньше экономика США зависела от переговоров – акционеров с профсоюзами, республиканцев с демократами, элит с народом – то теперь переговоры пошли между американской элитой и развивающимися странами, которые заменили профсоюзы американских рабочих. Переговорная сила развивающихся стран росла.
В 2006 году в США родился термин "Чимерика" (China-America), под которым понималось, что союз США и Китая (потребителя и производителя) является суперблагом для обеих стран и мира. Однако Китай не принял идею, а в 2007-м Путин заявил о конце однополярного мира. Логическим завершением стал финансовый кризис 2008 года, который Фукуяма назвал "концом рейганизма". После 2008 года всё двигалось по инерции на росте госдолга и необеспеченных напечатанных деньгах, потому что изменение модели требовало отказа от идеи гегемонии, глобализации и либерализации, и вообще масштабы изменений стали пугающими.
С 2008 года развивающиеся страны начали выходить из-под контроля США и доллара. Китай создал систему торговли в юанях, протестировал альтернативную платёжную систему, юань признан резервной валютой. Создан Азиатский банк инфраструктурных инвестиций, называемый альтернативой Всемирному банку, произошёл разворот в стимулирование внутреннего спроса, активизировались региональные союзы. Ответом США стало подчёркивание идеи американской исключительности и переход к тактике "урони соперника" через прямую или косвенную физическую дестабилизацию стран – конкурентов и партнёров. Этот очевидно тупиковый путь закончился в Сирии, где армия США фактически чуть ли не напрямую столкнулась с армией РФ.
Ценность и важность Трампа в том, что официальная Америка признала реальность и в его лице готова работать с этим. Инаугурационная речь признана мрачной, но это честный взгляд на факты. Трамп нужен всем и в первую очередь – американской элите. Думаю, что раскол в ней является мифом – и "финансисты", и "производственники" его поддерживают, потому что без изменений наступит банкротство. Всякие протесты и прочее связаны не с реальным расколом элит, а с персональными моментами: признание проблем требует имён их виновников. Трамп удобен своей эпатажностью, бизнес-опытом и отсутствием политического прошлого, что даёт ему возможность ломать принятую идеологию и дискурс. Он, может, и не станет президентом второй раз, но главное, что он меняет парадигму.
По первым действиям похоже, что он действительно собирается сделать Америку сильной, а не ослабить партнёров и соперников. Эта принципиальная разница проявилась в выходе из Транстихоокеанского партнёрства. Соглашение вредило США, зато ослабляло Китай. Отмена его принесёт пользу Китаю, но, главное, принесёт пользу США.
Резкая антикитайская риторика – также всего лишь признание факта, что Китай – реальный конкурент, с которым нужно разговаривать жёстко. Отмена ТТП делает разговор жёстким, но конструктивным. Речь Си Цзиньпина в Давосе является ответом, что Китай готов к разговору, но не в качестве развивающейся страны или мастерской ширпотреба, а в качестве равного глобального игрока.
Мировые взаимоотношения будут меняться, какие-то кризисы внезапно разрешатся, но где-то в других точках возникнут новые обострения, тем не менее мир станет более предсказуемым. Когда партнёр действует исходя из собственных интересов, то логика даже самых жёстких переговоров ясна. В последние же годы США действовали в ущерб своим интересам только потому, что потери в результате необходимых изменений для кого-то казались более крупными. С этой точки зрения Трамп выгоден всем.
