Как настоящий блогер Танирберген постоянно с телефоном и, что называется, в телефоне. При встрече с журналистом Informburo.kz депутат прошлого созыва читал комментарии и вопросы своих подписчиков на очередное опубликованное видео. Последний был из разряда: "А вы проект Акорды?".
– Раз вы сами только что затронули эту тему, давайте с этого и начнём. Вы проект Акорды? Если нет, то чей вы проект, что это за проект, расскажите подробнее.
– Скажу "нет" – не поверите, скажу "да" – не поверите. Поэтому воздержусь от прямого ответа на данный вопрос, он не предполагает изначально восприятие интервьюера. Но хочу сказать следующее: я вернулся к тому, с чего начинал. В далеких девяностых, когда было только одно "Казтелерадио", начали появляться коммерческие каналы. И на одном из них я работал с самого основания, это канал Арманжана Байтасова – "31 канал". Тогда до новостной программы "Информбюро" была программа "Бизнес-блокнот", которую делали Джамиля Аимбетова и Гульвира Илахунова-Яри. Мы были второй программой на канале – молодёжной, музыкальной, которая начала производство на VHSных кассетах, на линейных монтажных аппаратах. Тогда интернета не было вообще, но тем не менее мы с 20-летнего возраста с ребятами начали делать видеоконтент. И сейчас, уже к 40-летнему возрасту, я вернулся к видеоконтенту, потому что моя депутатская деятельность и работа в общественных организациях ещё раз подтвердили убеждение, что лучше один раз увидеть. Депутат ли, политик ли с бумажкой может часами убеждать своих сограждан в чём-то, но легче просто сделать видео об этом, показать факты, и тогда мы придём к истине более коротким путем. Вот почему я пришёл к видеоконтенту в блоге.
– Сколько человек стоит за вашим каналом?
– Один. Я снимаю сам, монтирую сам, снимаю на камеру FDR SonyX-3000, монтирую на Mac в программе Final cut, с Adobe недавно перешёл. Иногда приплачиваю видеооператору, который должен снимать издалека, когда мы боремся с госслужащими, которые ездят на служебных автомобилях, или иногда заходим в магазин с проверкой просрочки. Но в основном я снимаю сам, потому что самое главное в блогинге – это контент. Ты можешь выставить прекрасный свет, снимать на замечательную камеру с широчайшим объективом, дать красивую картинку, но если не будет содержания, тебя не будут смотреть и воспринимать в целом. Контент может встретить тебя совершенно случайно, в любом месте в любое время, поэтому я всегда беру с собой видеокамеру. Снимаю на сотовый, зачастую ношу в кармане ещё маленькую экшн-камеру. Она предназначена для съёмок экстремальных видов спорта. Но вся наша жизнь – это экстремальный вид спорта.
– За какое время вы собрали свою аудиторию, и где берёте темы? Иногда в комментариях вас обвиняют в том, что некоторые темы вам сливают, заказывают, как, например, с домом Аблязова. И параллельно расскажите, для чего вы снимали этот дом, и если это заказали, то кто заказал?
– Темы беру из жизни. Последнее видео было из суда, там я освещал работу нашей судебной системы. Попал я туда по причине того, что моя мама явилась соучастником ДТП, но в результате из суда пришла повестка – нарушитель. Я подумал: как действует у нас презумпция невиновности, если до решения суда никто не может получать ярлык правонарушителя? Начал знакомиться с этой судебной системой, прошёл всё, от момента регистрации судебного заседания вплоть до получения решения суда, и на основании этого процесса делал видеоблог. Он получился, на мой взгляд, достаточно интересным, потому что он обнажает все трудности, проблемы судебной системы. Это наша жизнь, и сама жизнь подкидывает темы. Сейчас 90 000 подписчиков канала активно следят, комментируют и оценивают моё видео, потому что основной контент – это проблемы казахстанцев и формат их решения. Под это подпадает абсолютно всё: продукты, которые мы едим; госслужба, с которой мы сталкиваемся; рядовые вопросы, как провести время, заканчивая политическими вопросами – какие изменения надо внести в законопроект, – абсолютно всё. На мой взгляд, смотрибельность этих видео обеспечена тем, что мы не только поднимаем проблему, мы показываем свой формат её решения, и в дальнейшем эту проблему уже не оставляем, потому что сейчас, когда я работаю в общественной организации, моё соучастие в ней даёт возможность в дальнейшем письменно заниматься решением этих проблем, а не только тем, что попало в видеоряд. По Аблязову. Моя внутренняя позиция: Аблязов является руководителем искусственно накачанного банка, привлечены капиталы и в размере шести млрд долларов выведены в офшоры из бюджета Республики Казахстан. После этого, дабы избежать уголовного преследования, человек начинает активную политическую деятельность, начинает активно критиковать власть, чем до этого он не занимался. Я сторонник того, чтобы на моей земле были мир, согласие и справедливость. И когда, допустим, выступают отдельно взятые политики, которых до этого не было слышно, и призывают дестабилизировать обстановку в моей стране, я начинаю прежде всего для себя самого интересоваться, насколько правильны и справедливы его речи. И потом в результате выявляются некоторые факты, которыми возникает естественное желание поделиться, тем более что это очень интересно для зрителя.
– Дом его был опечатан, как вы попали на территорию?
– Дом – это не его собственность, уже 9 лет он находится на балансе БТА банка. Пишешь заявление, как любой журналист, блогер с большим количеством подписчиков или простой гражданин, обосновываешь причины, почему бы ты хотел снять видео, и руководство БТА банка принимает решение: разрешить или нет. Я так понял, БТА банк заинтересован в том, чтобы показывать правду, потому что у банка сейчас очень большие проблемы с репутацией, восприятием граждан, и, в принципе, они эту правду не скрывают, поэтому они легко дали мне разрешение на съёмку. Я пришел туда и с участием охранников прошёлся по всем объектам.
– То есть вам никто не звонил, вам никто не писал, вы проснулись и решили: надо показать?
– Всегда из суда от судьи выходят две стороны, два человека. Один боготворит судью, второй критически к нему настроен. В любом вопросе есть люди, которые поддерживают и которые критикуют. И тем, кто критикует, бесполезно доказывать, что ты белый и пушистый. В моём случае, к примеру, бесполезно доказывать тем людям, которые поддерживают Аблязова, что дом не является частной собственностью, что я решил это сделать по собственной инициативе, почему я против Аблязова и поддерживаю действующую власть в этой позиции, – это бесполезный процесс. А почему я поддерживаю действующую власть, потому что я имею возможность к своим 40 годам анализировать ситуацию, что происходит у нас и у наших соседей. Условно, на центральной площади Украины, где произошёл "майдан", погибли люди. Вроде бы они стремились к демократии, в результате сейчас недовольны Порошенко. Демократично? Вы скажете: да, свобода митингов и шествий – да, свобода высказываний – да, но в результате потребительская корзина и уровень жизни рядовой украинской бабушки упали почти в ноль. Я просто не хочу, чтобы это произошло у нас стране.
– Какой-то доход ваш канал приносит, монетизацию на YouTube сделали?
– Пока нет, но если будут предложения, уговор такой: рекламодатель платит сумму, ровно половину от этой суммы я отдаю на благотворительность, нуждающимся – туда, куда решат в комментариях мои подписчики. Потому что я использую их внимание, выхожу на их аудиторию. То есть получается, врезая рекламу в сюжет, я должен спрашивать у своих подписчиков, кому они хотят отдать половину от этой суммы, для того чтобы кому-то помочь. И людям приятно, что они смотрят видеоблог с пользой для себя и для других, и, конечно же, этот видеоблог не только контентом, но и материальной стороной приносит людям пользу.
– Если блог вам не приносит доход, вы занимаетесь общественной деятельностью, на что живёте?
– Я предприниматель, у меня компания, она занимается IT-проектами. Мы создаём сайты, порталы, реализуем системные сетки. А видеоблог я оставил для себя, что называется, для души. Приведу небольшой пример. Приехала одна симпатичная журналистка, не буду называть её имени, она делала сюжет о парламентской деятельности, но в эфир выдала то, что попросил сделать главный редактор канала, потому что редактура на другом канале, жёлтом ли, чёрном ли, красном ли, есть всегда однозначно. Если вы провластный канал – вы поддерживаете власть, если оппозиционный – вы поддерживаете оппозицию. И всё диктует главный редактор канала. То есть не важно, что ты говоришь, – достаточно определённого искусства монтажа, и через некоторое время в эфире канала будет то, что хочет главный редактор. Поэтому у многих депутатов нет возможности самовыразиться, донести до зрителя, до народа информацию о своей работе. В результате чего, когда я покинул депутатский корпус, достаточно распространённым и частым был вопрос: "Танирберген, что ты сделал, будучи депутатом?". Я начинал объяснять людям, что Парламент – это коллегиальный орган, один Танирберген не бог, сам лично законы не принимает; перечислял запросы, которые делал, статьи, которые инициировал. И ещё раз пришёл к истине, что лучше один раз увидеть, чем сто раз услышать. Если ты человеку показал видео, уже в дальнейшем вопросов не возникает, – вот, собственно говоря, для чего мне такое хобби. Проще говоря, самовыражение – моя гражданская позиция.
– Вы считаете, что на всех каналах всё диктуют главные редакторы, свободы слова нет?
– Свобода слова есть в интернете, в YouTube. Вот у меня на канале есть свобода слова, во всяком случае, я имею возможность говорить то, что я думаю, представлять мир таким, каким я его вижу. И более 90 000 подписчиков говорит о том, что есть как минимум 90 000 человек, которые мои убеждения поддерживают. И надо мной нет главного редактора, потому что главный редактор всегда исходит из позиции руководства. Канал получает деньги от госзаказа, и источник госзаказа диктует ему основную директиву. Получая деньги от спонсоров, к примеру, если ты получаешь от Coca-Cola, вряд ли ты будешь что-то о Pepsi хорошее говорить. И главный редактор чётко координирует работу журналистов. В моём случае я себе и оператор, я себе и видеоинженер, я себе и эфир, соответственно, у меня нет главного редактора, вся редактура – это я один. Я также не пойду на сговор с собственной совестью. Когда приходят рекламодатели и говорят: Танирберген Маратович, расскажите о нас, мы такие классные. А я внутренне с этим не согласен. С их какой-то позицией, политикой, товарами. И моя предпринимательская деятельность мне позволяет отказываться от тех рекламодателей, с которыми у нас есть определенное непонимание.
– Я смотрела ваше интервью с Нарымбаем, вы сказали, что на телевидение сейчас можно "забить", его никто не смотрит, достаточно YouTube. С одной стороны, справедливое замечание, но тут возникает вопрос: будучи депутатом, почему вы всегда голосовали за принятие бюджета, когда очень большая доля идёт на содержание наших госканалов? Зачем, если это деньги впустую, и эти каналы никто не смотрит? Почему вы не поднимали этот вопрос там?
– Информационные технологии очень быстро растут, изменяются. В те времена, когда я был депутатом, скорость интернета была настолько мала, что ни казахстанский YouTube, ни любой какой-то видеохостинг и контент не работали и не двигались. Скорость загрузки была настолько мала, что если бы я тогда запустил свой видеоблог, я бы 15-минутное видео грузил с утра до вечера. А представьте, сколько бы я его монтировал на тех технологиях, и помимо этого совмещал со своей депутатской деятельностью. Сейчас же, к примеру, рендеринг занимает минуты, загрузка при хорошем случае занимает 10 минут. И сейчас у меня есть возможность создавать видеоконтент каждый день по любому вопросу. "Хабар" – смотрят его или нет? Его, как и прежде, смотрят регионы, где слабый интернет. Его, как и прежде, смотрят по телевизору бабушки и дедушки, ему, как и прежде, верят, и на нём, как и прежде, лежит большая ответственность за ту информацию, которую он подаёт. Как правило, на главных редакторах ответственность. Соответственно, когда мы голосовали за бюджеты для госканалов, мы понимали, что сейчас это является единственным рупором. Интернета достойного на тот момент не было. За последние два года скорость интернета увеличилась в несколько раз, соответственно, если бы сейчас происходило то голосование, я бы попросил забрать бюджет у госканалов и уполномоченному министерству эти деньги инвестировать и финансировать в создание достойных пабликов, достойных видеоканалов, которые бы люди смотрели. И чтобы это исходило не от государства, а чтобы рядовым гражданам, которые делают интересный для других граждан контент, и другие граждане голосуют за это своими лайками и просмотрами, на основе госзаказа выделялись государственные средства.
– Вы считаете, что государство должно платить за информацию?
– Информация бывает разная. Как мы знаем, она бывает объективной, хвалебной и критической. Я за то, чтобы выделялись денежные средства для поддержки каналов, которые выдают объективную информацию. Но политическую борьбу никто не отменял. В том же YouTube существует несколько каналов, достаточно популярных, которые финансируются оппозицией. Они, соответственно, ту же информацию выдают с оттенком критики, у них свои политические цели, то есть они свои деньги отрабатывают. Поэтому в политическом поле всегда будут присутствовать те каналы, которые хвалят государство, которые критикуют государство, и я сторонник того, чтобы объективная информация, которая передаётся гражданским обществом, поддерживалась из государственного бюджета.
– Вы отвечаете всем своим хейтерам, комментируете всё. Вас задевает критика, почему так реагируете?
– Я отвечаю не всем своим хейтерам, хейтеры тоже бывают разные. Они тоже неоднородные. Одни пишут просто оскорбления – как правило, это люди без аватарки и без конкретного имени. В информационном поле такие люди называются ботами. Боты есть у всех, как у провластных организаций, так и у оппозиции. Соответственно, их основная задача – создать в комментариях образ того, что блогер или тот, кто опубликовал статью, не прав, якобы народ против. Но когда начинаешь кликать на аватарку и смотреть количество его друзей, наталкиваешься на пустой аккаунт. Соответственно, с этим пустым аккаунтом нет смысла дискутировать, из-за того что технологии понятны: человек получает деньги и начинает создавать негативный оттенок комментариев. То есть смысла дискутировать нет. И для того, чтобы это не повторялось, есть такая функция: заблокировать пользователя и больше его никогда не видеть, не встречать. Меня очень радуют комментарии с конструктивной критикой. Мало того, недавно мне подарили абонементы в какой-то фитнес-зал, и я сказал, что передам эти абонементы именно хейтерам, но только тем, кто аргументированно, чётко изложит претензии к моему каналу и моей жизненной позиции. В результате два хейтера получили эти абонементы и сейчас занимаются спортом. Критику я люблю конструктивную, потому что она позволяет мне совершенствоваться. А когда человек становится совершеннее, он становится сильнее. И чем сильнее становится человек, тем легче ему справляться с жизненными невзгодами, и с хейтерами в том числе.
– Давайте вернемся к вашей депутатской деятельности. Вы проработали три срока, и ваши хейтеры кричат, что вы, будучи депутатом, ничего не делали. Можете вспомнить и рассказать, какие именно из законодательных изменений – ваша личная заслуга?
– Прежде всего, я бы хотел выразить благодарность хейтерам, потому что чем больше у человека хейтеров, тем больше мотивация с большей скоростью двигаться вперёд, работать над собой и совершенствовать ту деятельность, которую ты ведёшь. Вся моя депутатская деятельность началась с того, что на первом пленарном заседании ко мне обратились студенты Евразийского национального университета имени Гумилева. Тогда вуз в нарушение всех договоров поднял стоимость обучения. В результате чего запрос мною был озвучен, меня поддержал на тот момент депутат Серик Абдрахманов, и через несколько дней на это отреагировал очень позитивно глава государства. На тот момент министру образования Куликееву сделали выговор, а позже министр лишился своей работы, и в итоге не только Евразийский, но и ряд вузов, которые совершили подобное, откатились обратно, к условиям договора. В результате вопрос студентов был решен. Или последний вопрос, после которого я распрощался с Парламентом: за две недели до роспуска парламента мы поднимали вопрос о запрете рекламы алкогольной продукции с надписью "безалкогольное пиво". Вы знаете, что многие вопросы не решаются на заседании палаты или на совместных заседаниях, все споры проходят в рабочих группах. И когда мы заседали по вопросу запрета, я один отстаивал эту позицию. Там были приглашены те люди, которые рекламируют алкоголь, и депутаты Парламента, которые по какой-то причине приняли позицию алкогольных компаний, и они очень жёстко лоббировали эту статью. В результате после моих аргументов нам удалось продавить запрет в законопроекте о рекламе, и сейчас мы подобную рекламу видим всё меньше и меньше. Но надо понимать, что любой закон принимается большинством голосов палаты. Нас должно быть как минимум 51%, соответственно, надо понимать: для того чтобы провести какой-либо закон, изменения в Парламенте, нужно проводить огромную работу, прежде всего с фракцией правящей партии, с коллегами-депутатами, убеждать их. Соответственно, вся эта работа остаётся за кадром. Когда ходишь, встречаешься, аргументируешь, доказываешь, проводишь часы, сидя за депутатским столом, когда рядом с тобой стопка законопроектов, их нужно проверить на смежность, на реализуемость с другими законодательными актами, чтобы аргументированно выступить на рабочей группе, вся эта работа, к сожалению, остаётся за кадром. Но для простоты восприятия, чтобы потом не доказывать, что называется, на пальцах, что я, будучи депутатом, работал, я создал сайт tan.kz, там все публикации по законопроектам, по статьям, по видео, которые выходили.
– Для многих народных избранников место в Парламенте – это либо старт на высокие посты, либо, наоборот, – возможность досидеть до пенсии. Скажите, почему, когда вы ушли из Мажилиса, вы не пошли на госслужбу и почему вдруг занялись блогерством?
– Жизнь человека разделена по этапам. Есть время разбрасывать камни, есть время собирать камни. Я очень поздно женился, в 34 года, и всё это произошло потому, что с 1999 года я активно принимал участие в общественной работе в рамках партии "Нур Отан" и общественных организациях, и за всё это время не получал зарплаты как таковой от партии. Моя зарплата от партии пошла в 2004 году, когда я стал депутатом Парламента. Хочу сказать, что нынешний мой доход несопоставим с зарплатой депутата. Все люди говорят: наверное, он хочет вернуться в депутаты. Поверьте, это не так. Во-первых, у меня сейчас есть возможность более активно, более результативно реализовывать свою жизненную позицию, во-вторых, сейчас мой доход превышает зарплату депутата. И при всех этих обстоятельствах, соответственно, на чаше весов преобладает то, чем я занимаюсь сейчас. Плюс сейчас у меня двое детей, семья. Я хотел бы дать детям лучшее будущее, обеспечить им обучение в достойных учебных заведениях, обеспечить семью. На моём попечении находятся родители. Несмотря на то что депутатская зарплата достаточно большая, тем не менее я несу ответственность за большое количество членов семьи, и этой зарплаты не хватает. Поэтому это послужило решающим фактором. Каждый день с 7 до 9 вечера, перед тем как дети засыпают, я поставил себе задачу проводить время с ними. Будучи на госслужбе или будучи депутатом Парламента, так бы не получалось, я бы пропадал на работе до 9 вечера. Тем временем дети растут, формируются как личности, я потом не хочу плакать из-за того, что вырастил какого-то очередного Усенова или ещё какого-нибудь невоспитанного члена общества.
– Почему вдруг IT-компания, ведь вы по образованию юрист?
– Это мне близко, получается, что сфера политики, социума, публичная деятельность, видеопродакшн, IT-технологии, которые сейчас в тренде, – всё это в совокупности сошлось к тому, что именно направление этой деятельности было предопределено давно, в те девяностые годы, когда мы делали видеоконтент на VHS-ных кассетах. Я являюсь соучредителем ряда компаний, по секрету скажу, почему. Потому что "Закон о госзакупках" в Казахстане несовершенен, и, к сожалению, государственные органы получают не самый качественный продукт. Согласно "Закону о госзакупках" они получают самый дешёвый продукт. И когда участвовать в госзакупках выходит несколько компаний, они предлагают, соответственно, разные ценовые предложения, разные условия, и у этих компаний больше шансов для того, чтобы выиграть тендер и предоставить госоргану определённую услугу. И для того, чтобы наш проект двигался, мы создали несколько компаний и работаем в этом направлении.
– То есть эти несколько компаний всегда участвуют в одном тендере, и всегда какая-нибудь из них выигрывает?
– Не всегда. Они участвуют абсолютно в разных проектах, в разных тендерах. И, обращаясь через вас к руководству госорганов и депутатам, хочу сказать: сфера госзакупок переживает серьёзный кризис. Мы вроде стремимся к тому, чтобы устранить коррупцию в сфере госзакупок, но в результате получаем недобросовестных поставщиков, которые демпингуют по ценам, в результате чего госорган долгое время бодается в судебных инстанциях с невыполняющими свои условия компаниями или получает такой продукт, из-за которой реализация госуслуг населению падает на более низкий уровень. И сейчас есть такая прекрасная возможность, уважаемые депутаты, внести изменения в закон о госзакупках.
– А почему, когда вы сами были депутатом, не предложили внести изменения в "Закон о госзакупках"?
– Причина проста. Вообще, я бы усилил роль юротдела в Парламенте, потому что у депутата согласно закону только один помощник, и, как правило, он не обладает юридическим образованием. Тем временем законодательная инициатива есть ещё у Правительства, а у Правительства целая структура: курирующий вице-министр, юротдел, куча юристов, и когда законодательная инициатива реализуется, пропорция такая: 10-15% – инициатива депутатов, остальное – инициатива Правительства. Это неправильно, потому что в любом случае Правительство исходит из своих интересов, а депутат Парламента больше исходит из интересов тех избирателей, с которыми он встречается, и, весьма логично, он должен быть подотчётен перед ними. Законов в портфеле Парламента великое множество, и ты, соответственно, узко специализируешься на одном-двух. Я в рамках Комитета по экологии и природопользованию специализировался именно на этой тематике, в сфере госзакупок есть свои комитеты, есть свои депутаты, и даже они не могут объять необъятное, потому что для того, чтобы внести одну статью и формулировку в закон, просто запятую – "казнить нельзя помиловать", нужно перелопатить кучу законов, для того чтобы они не пошли вразрез с другими смежными законопроектами. Нужно давать обоснование, доказывать в рабочих группах, и фактически один депутат и один помощник не справляются с этим большим объёмом работы. Как только обращаешься в отдел законодательства Парламента к юристам: вы не могли бы мне помочь сформулировать правильно, – они говорят: извините, у нас и так много работы, мы не сможем с этим справляться. Поэтому для того чтобы законопроекты из Парламента выходили более качественными, нам нужно всё-таки сейчас предложить Парламенту, чтобы они провели перестановку, больше профессиональных юристов взяли в юротдел, и юротделу вменили обязанность обслуживать обращения депутатов Парламента на постоянной основе.
– А как вы относитесь к идее упразднить Верхнюю палату?
– В принципе, я за.
– Кормим дармоедов, да?
– Ни в коем разе. Вообще, изначально двухпалатный Парламент подразумевал, что сенаторы от регионов будут представлять регионы, их интересы, являться системой сдерживания борьбы противовесов. Когда в Мажилисе идут жаркие споры, может быть, где-то необдуманно, где-то на волне популизма отдельно взятые депутаты инициирует какие-то законы, и тогда Сенат вроде как с более холодным рассудком, не имея каких-то постоянных взаимоотношений с депутатами Мажилиса (они даже сидят в разных зданиях), должен "устаканить" этот процесс. После этого произошла реформа законов, связанных с выборным процессом. Депутатский корпус Мажилиса стал избираться по партийным спискам, роль фракции внутри Парламента увеличилась, и вот эту функцию стабилизатора сейчас взяла на себя фракция партии в Парламенте. И поэтому, на мой взгляд, как таковая функция сенаторов становится не столь актуальной, как в ранние годы. Тем более что она усложняет путь законопроекта от первоисточника – народа, через депутатов Мажилиса, Сената – на подпись Президенту. То есть она этот путь делает длиннее. А жизнь постоянно идёт, постоянно меняется. Для чего мы имеем дело с Парламентом на профессиональной основе – потому что в Казахстане законопроекты меняются под существующую реальность, под новые правила игры. В своё время – условно 200 лет назад, в Англии, к примеру, Парламент мог собираться раз в месяц, раз в год, и этого было достаточно. Жизнь не была столь активной. А сейчас жизнь меняется, появляются новые термины, понятия. Вот, к примеру, Bitcoin, криптовалюта – то, чего не было пару-тройку месяцев назад, сейчас активно входит в жизнь рядового казахстанца. И это должно быть регламентировано законопроектом.
– Кстати, сами вложились?
– Нет, это лохотрон. И для чего депутатский корпус должен динамично реагировать на эти процессы? Криптовалюта появилась – нужен закон, который бы регламентировал это, а то сейчас наши сограждане вложатся, а потом вся эта пирамида рухнет, и через некоторое время большое количество людей с плакатами будут выкрикивать лозунги рядом с Верховным судом. Потому что в свое время депутатский корпус неактивно отреагировал законопроектом на эти требования. То же самое у нас получилось с дольщиками. Казалось бы, рыночная среда, застройщик договаривается с дольщиком, тот финансирует, этот строит, в результате один кинул другого, а виноват акимат. Надо изначально было активно принять участие, для того чтобы обеспечить эту сферу законом, и в дальнейшем уже регламентировать роль акимата как организации, которая ведёт контроль за застройщиком и несёт дальнейшую ответственность. Из-за того, что депутатский корпус очень долго раскачивался, законопроект был принят, но гораздо позже. В результате мы сталкиваемся с волнами социального негатива.
– Вы были основателем "Жас Отана". После того как вы оттуда ушли, вы довольны работой своего детища?
– Нет, не доволен. Мне кажется, на данный момент молодёжная организация правящей партии должна оказывать большее влияние на формирование молодого поколения. Во-первых, и брать на себя ответственность за решение вопросов этого поколения. Это взаимосвязано. Нужно чтобы каждый молодой человек знал, что любой спорный момент, проблемный вопрос может быть представлен моей молодёжной организацией, которая инициирует поправки в закон через своих старших коллег в партии или же на локальном уровне помогает решению молодёжных проблем. Отсюда и возникает доверие, так как это правящая партия, партия главы государства, так как она держится на уважении к Президенту, молодёжной организации все карты в руки для того, чтобы активнее развивать эту деятельность. К сожалению, мы тоже по земле ходим, такой популярностью данная организация не пользуется.
– Когда вы работали в Парламенте, вы как-то сказали, что вас продолжают ассоциировать с героем сериала "Перекрёсток" – избалованным молодым мажором. Сейчас уже это отошло на второй план, или продолжают вешать ярлык?
– Нет, это продолжается. Помните, когда вы позвонили, сказали: хотим взять у вас интервью, я спросил, где. Вы сказали: в Olivier – это достаточно гламурное местечко, по всему видно. Соответственно, для меня это немаловажно, потому что люди во многом складывают своё восприятие личности, исходя из совокупности некоторых внешних факторов. Посмотрев это интервью, они подумают: человек, наверное, из гламурных заведений не вылезает. Потом, внешность во многом налагает отпечаток на человека. Вот у меня, в отличие от вас, узкие глаза миндалевидной формы. Восприятие человека каково: всегда миндалевидная форма ассоциировалось с хитростью лисы или тюрка, и, соответственно, когда я улыбаюсь, у меня такая улыбка с хитрецой, это играет мне плохую службу сейчас. И когда в своё время меня брали на отрицательную роль в сериале "Перекрёсток", взяли именно по этой причине играть роль самого негативного персонажа.
– Вы довольны ситуацией в стране? Вы бы хотели, чтобы в этой стране росли, учились ваши дети, или вы думаете о том, чтобы дать им будущее и отправить на учёбу за границу?
– Я недоволен ситуацией в стране и буду недоволен всегда, даже когда она станет самой лучшей и самой идеальной. Есть категория людей, которые всегда выявляют недостатки и всегда стремятся к тому, чтобы решить эти недостатки. Я хочу и искренне желаю, чтобы уровень образования в нашей стране вырос настолько, чтобы мои дети учились именно в этой стране. Я хочу, чтобы мои дети жили в этой стране, потому что слаще Родины никакой другой страны не будет больше никогда. Но, с другой стороны, я как активный гражданин и член общества не хочу, чтобы те недостатки, с которыми каждый из нас встречается в жизни, замалчивались, я хочу, чтобы по каждому из них принимались решения, и я считаю это своим гражданским правом – соучаствовать в изменении собственной страны. Да, безусловно, с девяностых годов и по нынешнее время Казахстан стал другим, он стал лучше, многие вопросы решились. Теперь на наших улицах горит свет, у нас нет проблем с теплом в домах, мы не мёрзнем так, как в девяностые, мы не вынуждены стоять с вещами на барахолках, для того чтобы как-то прокормить семью. Окна многоэтажек пластиковые, оттуда не торчат трубы буржуек, но нет предела совершенствованию, у нас ещё есть много вещей, которые каждый из нас может изменить в нашей стране. И это не красивые слова, потому что зачастую получается, что большая часть общества пассивна, и свой негатив склонна выражать только в комментариях в Сети. Высказались, выпустили негатив и забыли. Но мне кажется, любую проблему, с которой мы сталкиваемся, во-первых, нужно выявлять, находить соучастников в процессе её решения, определять, как она будет решаться. И если решением этих проблем не будет заниматься только Президент или Правительство, на которое мы все уповаем, а мы будем соучаствовать всем гражданским обществом в этом процессе, тогда эти проблемы будут, во-первых, решаться, во-вторых, решаться в большем объёме и качественно. Поэтому я призываю всех граждан не быть пассивными наблюдателями за тем, как Правительство решает их же собственные проблемы, а конкретно заниматься ими по мере своих возможностей. Допустим, у меня свой бизнес, и я параллельно занимаюсь общественной деятельностью. Кто-то сходил на работу, а параллельно принял участие в работе благотворительной организации. Не просто так сидеть, закрывшись дома.
– Скажите, вы сталкивались с бытовой коррупцией? Как решали эту проблему? К примеру, с дорожным инспектором.
– Да, я сталкивался. С инспектором решать не пытался, потому что я убеждён, сотрудники полиции получают очень небольшие деньги, и это сильно сказывается на их компетенции и знании законов. И я как человек, который знает законы лучше, чем рядовой полицейский, всегда могу обосновать, где он прав, а где нет. И в свою очередь как человек, который знает законы, стараюсь не нарушать Правила дорожного движения, потому что для меня как публичного человека это чревато. Завтра где-нибудь припаркуюсь на бордюре или на стоянке для инвалидов, превышу скорость, к примеру, – это люди зафиксируют. Бывает, что случайно нарушил, например, стоп-линии не видно после зимы, или дорожный полицейский вменяет тебе стоп-линию, а на поверхности лежит слой снега, из-за которого её не видно, и тогда юридические знания очень сильно помогают.
– То есть у вас административных штрафов нет?
– Скажу по секрету, есть. Три. Потому свою машину я подарил маме, а она любитель иногда ездить
– Когда я готовилась к интервью, видела материал в газете "Караван". Там был показан ваш путь от депутата к блогеру, и там было сказано, что вы должник по налогам. Это те самые штрафы, 52 000 тенге?
– Так точно.
– Вы ждёте, пока вам лично принесут извещение, что вы должны? Почему вы не заплатили, где же гражданская позиция?
– Нет, я узнал об этом из газеты "Караван" и решил юридически снять эти штрафы согласно закону о сроке исковой давности.
– В 2015 году вы не знали об этих штрафах?
– Нет, моя мама жила в Алматы, я её перевёз в Астану в начале этого года. Я теперь счастлив, что мама ездит и нарушает правила в моём городе, и я всегда могу прийти ей на помощь.
– Вы после Мажилиса занимали ещё должность советника министра по инвестициям и развитию. Сейчас продолжаете этим заниматься?
– Нет, это общественная должность. На государственной службе всегда есть две категории советников: одни советуют, будучи госслужащими, другие – общественными советниками. Я являюсь общественным советником министра по инвестициям и развитию, вхожу в специальную мониторинговую группу по мониторингу госорганов в агентстве по делам госслужбы, и целый ряд общественных советов с тех пор, как я стал президентом Гражданского альянса. То есть эта общественная деятельность не прекращается, и почему я трачу своё время, для того чтобы поучаствовать в заседаниях всех этих общественных структур? Потому что ты получаешь информацию из первоисточника и понимаешь, где и как можно решить эти проблемы. Я не понимаю многих оппозиционеров, я закончил эфир с Ермеком Нарымбаем, вызывал на дебаты Мухтара Аблязова. Не совсем понимаю оппозиционеров, которые, сидя где-то за рубежом, пытаются решить проблемы своей страны. Я считаю, что проблемы рядового гражданина нужно решать в контексте властных структур. То есть зачем позиционироваться как будущий премьер-министр страны или заявлять о коррупции, клясть эту "гниду" на расстоянии
– В своей анкете на сайте Парламента вы указали, что самый выдающийся человек для вас – Нурсултан Назарбаев. Почему?
– Потому что на данный момент в жизни моей и жизни любого рядового казахстанца личность Президента сыграла главную роль во многих процессах. Так исторически сложилось, что мы, вся наша осознанная жизнь прошла в государстве, лидером и руководителем которого является бессменно этот человек, поэтому все положительные и отрицательные моменты, вся наша жизнь напрямую связана с периодом, когда нашей страной руководил этот человек. Поэтому в моей жизни этот человек занимает большую часть, играет большую роль, и очень большое влияние на формирование моей личности наложил этот человек.
– Не помню, вы тогда были ещё депутатом или уже нет, вы объявили о том, что трудоустроите граждан, которые вам пришлют резюме. Сколько человек к вам тогда обратилось, ваша компания имела какой-то успех, скольких удалось трудоустроить и удалось ли предложить им достойную зарплату?
– На тот момент это был эфир "Перископа", мы искали сотрудника в наш офис и, собственно говоря, нашли, но проработал он недолго, потому что помимо того, что он был трудоустроен, необходимо ещё подтверждать свою компетенцию. На самом деле просьбы о трудоустройстве ко мне приходят постоянно, как правило, в личку. Каждый день два-три человека обращаются с просьбой их трудоустроить. Человек пишет: я такой-то, нужна работа, – я спрашиваю: что умеете? А он: что можете предложить в данный момент? А я должен предложить? Когда я был депутатом, тоже подходили люди и говорили: мы закончили юрфак с красным дипломом, мы юристы. Единственный вопрос, который от меня звучал: какие три ветви власти есть в Казахстане? Они не могли перечислить. Вот такая у нас компетенция выпускников, и когда ко мне обращаются с просьбой о трудоустройстве, единственный вопрос: что вы умеете лучше других? У всех потребительское отношение, что кто-то им что-то должен предложить: условия лучшей жизни, работы. Но на самом деле, когда вы трудоустраиваетесь, нужно обратиться к работодателю и сказать: я умею лучше других, условно, снимать на видео, монтировать видеоблоги, я знаю юриспруденцию лучше других, и вы как работодатель сможете мои знания и умения продавать. Я как работодатель должен как минимум получать сумму заработной платы работника плюс символически 1 доллар. Но в результате чего достаточно потребительское отношение, особенно у молодёжи, сложилось, что всё им кто-то что-то должен. Допустим, я закончил работу в Парламенте, формат видеоблогинга – это для меня новая сфера. Я не имею возможности платить видеоинженеру, я сам научился монтировать, я могу даже снимать и монтировать свадьбы, для того чтобы кормить свою семью. Вот мне пишут: я хорошо учусь, я приду к вам, вы меня всему научите. И я им пишу в ответ: а сколько вы будете мне платить за то, что я буду выступать в роли вашего учителя? То есть получается, многие люди не имеют всех навыков, которые можно работодателю продать, но считают, что работодатель им всем обязан, мало того, он должен ещё обучить их бесплатно. И после этого клянут судьбу за то, что они живут на минимальную зарплату, из-за того что сами не прилагают никаких усилий, чтобы обрести тот навык, который можно продать. Я считаю, здесь прореха в воспитании современного молодого поколения и общественными организациями, и государством, и обществом, и родителями в том числе, что сейчас подросло такое потребительское поколение, которое считает, что им все должны, и не хотят прилагать усилий, чтобы обретать навыки.
– Удалось кого-то трудоустроить, кроме юриста, или все, кто обращался, – с потребительским отношением?
– В частности, в Гражданский альянс. Все сотрудники, которые туда пришли, пришли ко мне по интернету. 99 человек получили отказ, а вот, например, бухгалтера – совершенно стороннего человека – мы взяли, причём она является инвалидом определённой группы. Видеооператора, который мне периодически помогает со съёмками, менеджера, который ведёт контакт с региональными гражданскими альянсами, – все они нашли работу после того, как написали мне в личку.
– Вы сказали, что хотите много времени уделять своим детям. Сейчас у вас столько общественных нагрузок, ещё и плюс бизнес. Как удаётся выкроить время?
– Сейчас всё время зависит только от меня, я сам распоряжаюсь своим временем. На госслужбе или в депутатском корпусе – там были регламентированные мероприятия, где ты должен принимать участие, это от тебя не зависит. Сейчас я свободный человек, предприниматель, общественник. Хочу – иду на совещание, не хочу – не иду, никому ничем не обязан. И если я регламентировал общение с детьми с 7 вечера до 9, пока они не лягут спать, это на моей совести – соблюдать это правило или нет. Я соблюдаю, потому что я хочу вырастить таких детей, которыми я мог бы потом гордиться.
