Недавно её роман "Дневник мамы первоклассника" вышел на экраны, а главную роль в нём исполнила блистательная Светлана Ходченкова. Насколько гармонично актриса сыграла эту роль, судить зрителям, а вот то, что Маша Трауб писала эту книгу о себе – ни для кого не секрет.
– Маша, знаете, в последнее время книги, написанные в жанре дневника, набирают всё большую популярность. Таких ярких примеров много: Слава Сэ, Наринэ Абгарян и – Маша Трауб. Когда вы писали свои книги: "Дневник мамы первоклассника" и "Вся la vie", вы хотели рассказать читателям о себе?
– Дневник – это именно литературный жанр, а не автобиография. И все персонажи в книгах – лирические герои, у которых могут быть прототипы, но не более того. Мы говорим о художественных произведениях, а не об информационном сообщении. Я не рассказываю читателям о себе. Я рассказываю обо всех нас – мамах, жёнах, дочерях, невестках, – женщинах. У нас одинаковые проблемы, мысли, страхи, обиды, радости. Я пишу об обычной жизни, а не о личной. Иначе это никому не было бы интересно.
– Ваши книги понятны любому интеллигентному человеку, который вырос в хорошей семье, учился музыке или живописи, то есть пай-мальчикам и девочкам, которые выросли и стали кем-то. Вы в детстве были пай-девочкой или предпочитали играть в казаки-разбойники и класть на стул учителям кнопки?..
– Я много раз слышала другое мнение. Что мои книги чересчур тяжелы, от них становится слишком больно, потому что ничего общего с "благополучием" они не имеют. У меня есть книги о женщине, которая воспитывает чужого ребёнка, о женщине, которая осталась совершенно одна, о двух сёстрах, которые ненавидят друг друга. Есть книга "Плохая мать" – о моей маме и обо всех матерях, которые были вынуждены выживать любой ценой ради своих детей. Меня в детстве тоже учили выживать: готовить, делать ремонт своими руками, много и тяжело работать, пробиваться и рассчитывать только на себя. Кнопки я в детстве не подкладывала. Зато меня научили драться куском арматуры. Я училась в то время, когда в школе читать "Лолиту" Набокова было нельзя – наша учительница шла нервными пятнами. Нельзя было носить золотые серёжки: директриса сорвала у меня их на линейке, порвав мочку – так она боролась с социальным неравенством. Так что я писала сочинения в стихах, читала "запрещённую" литературу и в случае чего могла обрушить стул на голову обидчика.
– Расскажите о своей семье.
– У меня есть муж – я пятнадцать лет в браке. Двое детей: девочка Сима трёх лет и мальчик Вася – одиннадцати. Есть любимый пасынок Ваня. У детей есть бабушка и дедушка. Самая обычная семья.
– Знаете, иногда читаешь биографию писателя, артиста, политика – и диву даёшься, до чего трагичны бывают их судьбы, и поневоле закрадывается сомнение: правда ли это или же сознательный пиар? Самое криминальное, что можно узнать о вас, – так это то, что воспитывались в Осетии, умеете рубить головы курам и брить мужчин опасной бритвой. Как вы относитесь к вымышленным биографиям?
– Я не актриса, и не политик. Я не пишу о себе. И, кстати, у каждого своя мера "трагизма" и "счастья". Один переживает предательство спокойно, а другой может слечь с инфарктом. И потом, детали многих пережитых событий со временем стираются из памяти, подстраиваются под нашу психику, иначе можно сойти с ума. Память тоже должна уметь защищаться. Пережитая трагедия обрастает деталями, подробностями, превращается в миф, в легенду, и уже никто не может вспомнить, как было на самом деле. Это не пиар – это к доктору Фрейду.
– Согласно недавнему социологическому опросу, внушительное количество населения не читает вообще. Удручает ли это вас как писателя и как маму? Пытаетесь ли привить своим детям любовь к чтению?
– Детям я любовь к чтению не прививаю. Я даю книгу и требую, чтобы она была прочитана. Это не обсуждается. Для того чтобы ребёнок начал читать, нужно выключить компьютер, отобрать все гаджеты, телефоны – и всё. Сын читает много. Иначе мне не о чем с ним будет говорить.
– Какие книги вы читаете детям?
– Классику. Дети должны расти на классической литературе. Правда, сыну я иногда подкладываю лёгкое чтиво. Мне хочется, чтобы на книгах он отдыхал. Не вижу в этом ничего плохого. Он читает и журналы, и модные новинки.
– Сейчас, когда зачастую обесцениваются семейные ценности, когда люди перестают думать о своих корнях и часто не заботятся ни о родителях, ни о детях, вы пишете именно об этом. Насколько для вас важна семья?
– Ради них я работаю и живу. Для себя мне ничего не нужно.
– Возвращаясь к предыдущему вопросу: вы журналист и наверняка прекрасно знаете, что в выборе между жареным фактом о коррупции, трагедии или семейной историей редактор предпочтёт выбрать первое. Не удручает ли вас, что чернуха интересует людей больше? Причём это и к литературе относится…
– Если мы говорим о качественной прессе и литературе, то это совсем не так. Когда я работала в международном отделе ежедневной газеты, то специализировалась на политических портретах. Это могли быть первые леди, политики и просто известные люди. И качественно написанная по сути маленькая история человека, его судьбы, всегда находила место на полосе. Людей интересует жизнь. Мне кажется, хорошо написанная история о разбитой детской коленке или о погоде вызовет куда больший читательский отклик, чем занудные рассуждения. Я много лет пишу колонки для разных изданий. Я могу написать про вкус кофе, ледяного арбуза или про детскую песочницу. Главное, чтобы это было сделано не "в полноги", а с полной отдачей.
– Ещё одно увлечение писателей – хотел сказать, модное, но всё-таки, пожалуй, нет – писать кулинарные книги. И поначалу решил, что и вы решили не отставать от Донцовой и Хмелевской. Но оказалось, что вы писали книгу, в которой собственно рецептов не было, лишь истории о еде. Нетривиальный ход. Почему вы решили написать эту книгу?
– Во-первых, я бы очень хотела не отставать от Донцовой и Хмелевской, если говорить о тиражах. Во-вторых, у них нет книг рецептов. Они писатели, а не повара. И писатели, кстати, которых я безмерно уважаю за невероятный трудоголизм и самоиронию по отношению прежде всего к себе. Это редкое и очень ценное качество. Написать истории о еде – ход как раз-таки банальный. Людей интересуют очень простые вещи: родители, то есть старость, дети как собственное продолжение, секс и еда как удовольствия. К тому же такой книги у меня ещё не было, а мне интересно пробовать разные стили и повороты сюжета. Мне самой было интересно поработать с воспоминаниями.
– Насколько хорошо готовите лично вы? Ваше коронное блюдо – это…
– У меня нет коронного блюда. Если нужно накрыть стол на пятьдесят человек, я это сделаю. Готовлю простые деревенские блюда, на которых выросла сама. В столице это уже экзотика. Я люблю гостей, у меня открытый дом. Но я живу по сельским законам: если я накормила человека, гостя, то не жду от него потом подлости или предательства. И если я кого-то накормлю, этот человек останется со мной на долгие годы. Друзья нашего дома – люди, которых мы с мужем знаем много лет, наши дети вместе растут.
– Говоря о коронном блюде, не могу не спросить: есть ли такое, которое так и не получилось? Причём я имею в виду не только какой-нибудь феерический торт, но и книгу, которая задумалась, но родиться так и не смогла…
– Нет, я привыкла доводить дело до конца. Если не получается пробить стену лбом, я возьму в руки кувалду. И, кстати, феерические торты я не пеку. Домашний хлеб, пироги. Это проще и сытнее. Так же и с литературой. Я живу по расписанному графику и очень хорошо оцениваю свои возможности и силы. Звучит цинично, но я не буду писать в стол и пытаться попасть в литературную хрестоматию. Мне нужно кормить детей. Сейчас. А не через сто лет.
– Читал, что вы легко расстаётесь с написанными текстами, забываете и без сожалений удаляете и даже отдаёте на хранение редактору. Случалось ли с вами такое, что книга не отпускала уже после того, как была поставлена последняя точка?
– Нет. Я ставлю точку и забываю. Наверное, сказывается работа в ежедневной газете. Завтра будет новый день и новый текст. Мои тексты не писаная торба. Это работа. Тяжёлая, каждодневная работа.
– Кому адресованы ваши книги? Я имею в виду целевую аудиторию.
– Людям. Я хочу, чтобы моя аудитория была массовой.
