Педагог по вокалу из Москвы Мария Струве очень популярна среди звёздной тусовки. Она не только ставит голоса, но и спасает их. К ней обращаются и артисты, и депутаты. Последние больше за тем, чтобы раскрепоститься и увереннее вести себя перед электоратом. У неё собственная методика. Мария занимается даже с теми, кто, по мнению других специалистов, безнадёжен. Педагог уверяет, что физические возможности для того, чтобы петь, у всех людей одинаковые. И научить можно абсолютно любого желающего. Мария рассказала informburo.kz, что думает о людях без слуха и голоса, и объяснила, кого можно научить петь (Видеоверсию интервью можно посмотреть здесь).
Данэлия Тулешова: В Казахстане есть возможность стать звездой
– Мария Георгиевна, вы обучали победительницу украинского конкурса "Голос – дети" Данэлию Тулешову. Расскажите, в чём была особенность работы с девочкой? И с каким багажом знаний она к вам уже попала?
– Данэлия пришла настоящим музыкантом со сделанной программой, со своим видением, как звучит любая из песен, которую она поёт. Это уже состоявшийся музыкант, у которого своё мнение по любому поводу. Проблему, которую она озвучила, я так понимаю, ей не решали в течение многих лет. У неё были серьёзные зажимы. Она сказала, что не может высокие ноты петь. Сказала: то, что я хочу выразить, я не могу выразить этим голосом. Когда она начала петь, она вся покраснела, ей было неудобно петь. Я занималась именно голосом этой замечательной девочки. Она занималась в Алматы в группе, где было 50 человек, в течение 4 дней по 20 часов она сделала огромный результат, затем ещё было пара индивидуальных занятий. За эти 4 дня она не только "разжалась", мы ей сделали практически весь диапазон, дошли до си второй октавы, и песни зазвучали совершенно по-другому. Четыре дня нашей работы равны году-двум занятий с педагогом.
– На вашем сайте есть график интенсивных курсов вокала за 4 дня. За такое короткое время можно научиться петь? У Данэлии была уже база, а если к вам придёт человек с нулём, чего он может достигнуть за это время?
– Вытащить голос и помочь поверить в свои силы, – вот это можно сделать 10 минут, для этого 4 дня не нужны. А для того чтобы понять, как работает технология, чтобы человек мог сам дальше работать, для этого нужно четыре дня. Если человек никогда не пел, он не будет петь как артист, потому что самое сложное – это опыт, это музыкальность, знание стилистики. Консерваторию не просто так придумали: туда принимают человека уже с голосом и работают пять лет, чтобы сделать из него музыканта. А иногда и больше приходится, этого времени не хватает. Мы за этот курс даём возможность услышать свой голос, услышать, как работать с голосом, поверить в себя. И мы учим 12 песен, которые вы споёте и в караоке, и в любом другом месте. И во всяком случае человек не будет бояться. Согласитесь, когда в себя веришь, легче работать над голосом, репертуаром. У всех улучшается разговорная речь, однозначно и на всю жизнь. Что касается пения, всё зависит от того, каких целей человек хочет достичь. Если он хочет петь в караоке, эти 12 песен он сможет петь сразу, если в опере – это огромная работа, никто не отменял образование, консерваторию.
– Абсолютно любого человека можете научить? Если нет слуха и голоса?
– Слух есть у каждого, и у нормально слышащих людей он одинаковый. Другое дело, что люди иногда им не пользуются. Это как машина, которую не умеют водить. Человека нужно просто научить, что слушать. Если вы не понимаете, что слушать, то вы этого и не будете слышать. А если объяснить, что слушать, на что обращать внимание, у вас это получится.
– Цитата с вашего сайта: "Технология даёт полное раскрытие голоса во всём диапазоне", а если природа обделила диапазоном – пол-октавы…
– Это неправда. Вы видели гитару, на которой нельзя сыграть крайние ноты? Человек не может сыграть крайние ноты, суть другая. У людей одинаковый диапазон, так же, как у скрипки, так же, как у фортепиано. Не может быть другого диапазона. Вопрос только в том, что человек не может достать из такого инструмента как тело эти ноты.
– Разница есть, когда лучше учиться доставать эти ноты? В 5 лет или 55?
– Нет, разницы нет. Главное – желание. Вы меня спросили: могу ли я любого научить? Нет, не могу. Если человек не хочет, его никак не научишь. У нас 50% – это я со своей технологией, 50% – это человек, который хочет, который работает, потому что это тренинг, это как спорт. Это не просто: девушка, верьте в себя и пойте! Это нужно делать, понимая шаги, и добиваться результата на каждом этапе. Заниматься нужно каждый день. На интенсиве, который мы проводим, даём упражнение, которое нужно делать 5 раз в день по 3 минуты. Ко мне приходит огромное количество депутатов, людей бизнеса, которые и картавят, и не могут сказать в микрофон простым голосом, они через 4 дня уверенно говорят на любое помещение, это же важно!
– Насколько вам самой интересно заниматься с людьми, которым, как говорится, на ухо медведь наступил? Это же мука для педагога.
– Нет, это ложная точка зрения. Я смотрю только на глаза, а не на голос. Приходит ребёнок, я его спрашиваю: ты хочешь петь? Он: нет, бабушка хочет. Я: бабушка, пойдёмте петь! Я с таким ребёнком не занимаюсь, то же самое со взрослым, если приходит взрослый и говорит: "Вы знаете, моя жена хочет, чтобы я пел" или наоборот. Какой смысл заниматься?
– С кем проще работать: со взрослыми или детьми?
– Мне всё равно. Мне главное, чтоб глаза горели и человек хотел. Дети не такие усидчивые, как взрослые, и иногда шалят. Но почему шалят? Потому что не хотят, их не увлекли. У меня в Алматы была девочка – 3,5 года, самая маленькая, хотя я не беру до 7 лет в большую группу, и она занималась лучше мамы. А есть взрослые, которые стоят и ждут, когда я им вытащу голос.
– На втором курсе консерватории вы порвали связки. Многие поставили крест на вашей карьере педагога, даже ваши родители, но не вы сами. Что придало уверенности в том, что делаете всё правильно? Не было желания бросить и изучать другое ремесло?
– Я сначала сломалась, я рыдала, наверное, месяц, потому что первые две недели у меня было ощущение, что это ненадолго, а потом я стала понимать, что всё плохо. Первый ужасный момент в моей жизни, когда хор консерватории поехал в Польшу, это были 80-е годы. Представляете, мы все очень готовились, и вдруг меня не взяли. Понятно: что там можно было брать? Я вообще не могла петь. Для меня это был страшный удар, но через некоторое время я задалась простым вопросом: где можно взять инструкцию по эксплуатации голоса и как можно понять основные моменты в голосе. Когда я пошла в Ленинскую библиотеку, нашла другие источники, я поняла, что нигде нет стандарта, – это меня поразило.
И тогда я стала изучать голос с точки зрения физики, физиологии. И пришла к выводу, что физиология очень многие вещи не объясняет, нужно не сточки зрения структуры смотреть, а с точки зрения функции, то есть того, что тебе нужно петь. Я обнаружила элементарные вещи, которые не соответствуют тому, чему нас учили в консерватории. Учитывая, что в консерваторию берут людей с хорошими голосами, конечно, с ними справляются, потому что вопросы голоса, постановки самого голоса не стоят. Сейчас у нас огромное количество людей учится, которые окончили институты, практически не поют, получили диплом, а потом приходят и учатся. Нам удаётся улучшить голос, который уже есть, и дать ему технику, и я сделала пошаговую систему, которая с научной точки зрения развивает 12 физико-математических параметров голоса. Их можно все измерить в цифрах, это не какие-то абстрактные рассуждения, что у кого-то лучше звучит, у кого-то хуже, это конкретные цифры.
– Сколько лет вам понадобилось, чтобы прийти к этому, разработать свою методику и восстановить ваш голос?
– Я свой голос восстанавливала 8 лет, через 8 лет я могла более-менее петь, но я считаю, что того голоса, который был тогда, звонкий, льющийся, я не достигла. Но мои знания теперь дают очень быстрый результат людям. Голос вытащить можно очень быстро. Если человеку очень надо – за 30-40 часов. Основу методики поняла на 5-6 год моей проблемы с голосом. Ставить голоса и двигаться начала в течение 2-3 лет. Я увидела результат на детях. Я сейчас буду получать сертификат об интеллектуальной собственности на международном уровне, этой моей работе уже 37 лет.
– Смогли бы вы себя тогда уберечь от травмы, если бы знали то, что знаете сейчас?
– Конечно, я бы никогда не сорвала голос, если бы знала, что длинная нота, на которой я сорвала голос, исполняется по-другому. И техническая её составляющая в другом. Проблема в том, что мой педагог этого тоже не знала. Она сама просто пела, пела в Большом театре и пела хорошо. Она меня просто просила: девочка, верь, спой, как я. Нагрузка превысила допустимые возможности, и проблемы вылезли сами собой.
– Что такое в итоге голос – физика, биология?
– Это биомеханика. Но не надо забывать, что певец – это не голос. Голос – это только одна составляющая. Вторая составляющая – харизма, артистизм, который часто у нас заменяет голос некоторым людям. Третий момент – это образование. Четвёртая составляющая певца – это техника. Я занимаюсь только техникой. Я даю человеку технику, техника тут же вытаскивает голос. Когда у человека появляется голос, он тут же становится увереннее и быстрее учит репертуар.
– Вы работали с Сати Казановой на проекте "Один в один". Два вопроса. Насколько сложно ставить человеку абсолютно другой голос (Дима Билан, PSY)? И второй: почему вы всё время были за кадром?
– Я не была официально в проекте, я была личным педагогом Сати Казановой, поэтому я была за кадром. По 12 физико-математическим параметрам я могу разложить любой голос, даже ваш. Когда я слушаю какого-то певца, я его голос раскладываю. Я рассказывала Сати, на что нужно обратить внимание. Когда ты технически понимаешь, что сделать, то даже девочка может петь, как мальчик. Конечно, там понятно, что поёт девочка, но обмануть можно слух. Мы обманули слух вот этими фишками Билана. Я считаю, что это одна из лучших работ "Один в один".
– Вы говорили, что не дают сегодня образования в сфере вокала. Что это за образование, на ваш взгляд?
– Я имею в виду образование техническое, технологическое. То, как ставить голос. Когда человек приходит и изучает большой репертуар, например, в той же консерватории, это огромная работа педагога, но если у человека нет инструкции по эксплуатации голоса или того, как починить свой инструмент, то, значит, у человека нет образования в сфере технического обеспечения голоса. То есть люди, у которых что-то случилось с голосом, просто уходят со сцены и больше не поют. А если они узнают мою технологию, то этот голос можно спасти. Я 11 лет работала в музыкальном театра им. Станиславского и Немировича-
– Вам не предлагали ваши стандарты внедрить в профессиональное образование?
– На мой взгляд, им этого не надо. Потому что там не работают с больными людьми, там работают с людьми, которые прошли конкурс. А когда они прошли конкурс, зачем им это? По сути техника вокала, которую я описала, существовала и существует без меня, я её просто описала. А если выбирают лучших, в консерваторию поступает один из 30 человек, вы представляете, какой конкурс? Он уже этим всем обладает, и когда у него что-то с голосом, ему говорят: ну, не повезло. Если ко мне обращаются за помощью, я помогаю. На данный момент работает уже 11 моих центров. Один центр работает уже полгода в Алматы.
– В Астане не собираетесь отрывать?
– Собираюсь, в феврале здесь пройдёт первый интенсивный курс, после этого будет обучение педагогов. Мой студент, будущий педагог, должен заболеть этим делом, увидеть на своём голосе изменения. Очень часто бывает, ко мне приходит оперный певец, говорит: у меня такая-то проблема. И когда я его распеваю, он говорит: я никогда не слышал такого голоса. И тогда глаза загораются, и можно из человека делать педагога. В планах телевизионный проект: взять людей, которые вообще не поют, и показать, как они изменятся.
– В Москве?
– Посмотрим, может быть, в Астане.
– Сколько студентов прошли через ваши центры?
– За 7 лет мы обучили 12 тысяч человек.
– Что в Астане делаете? Кого-нибудь из певцов уже спасли?
– Ещё нет, но с директором театра уже поговорила и сказала, кого нужно спасать.
