Лукпан Ахмедьяров: "По делу Матаевых ответственность несут все журналисты"

На своей странице в Facebook Лукпан написал, что считает приговор Матаевым "слишком суровым". Однако он не видит в нём приговора независимой журналистике: это дело не имеет к журналистике никакого отношения: "Коллеги, поздно пить "Боржоми". Мы все так или иначе поучаствовали в том, что сегодня произошло. Кто-то тем, что кормился с этих влажных лап государства, кто-то тем, что видел это и молчал, тем самым укрепляя терпимое отношение журналистского сообщества к такой форме финансирования". В минуты, когда в Астане оглашали приговор, и он ещё не был известен широкой общественности, Лукпан ответил на вопросы informburo.kz.

Лукпан Ахмедьяров – известный казахстанский журналист, редактор и общественный деятель из Уральска. 15 лет своей профессиональной деятельности он посвятил газете "Уральская неделя" – газете, которая никогда, по его словам, не брала государственный заказ. В 2012 году пятеро бандитов напали на Лукпана во дворе его собственного дома, в него стреляли, его били по голове, ему нанесли восемь опасных проникающих ножевых ранений. Он выжил, нападавшие были задержаны, опознаны и осуждены к 11, 12 и 14 годам лишения свободы. Журналист связал нападение со своей профессиональной деятельностью.

– Лукпан, возможно ли в принципе отработать добросовестно госзаказ и оставаться тем не менее интересным для читателя?

– Не в "Уральской неделе", но в других редакциях мне довелось работать по госзаказу. Госзаказ и журналистика – две несовместимые в моём мозгу вещи. Я не понимаю, как их можно совмещать. Для меня госзаказ – это прежде всего пропаганда, она с журналистикой ничего общего не имеет. Журналистика – это когда журналист, работающий профессионально, достаёт общественно значимую информацию, которую кто-то хочет скрыть. Во всех остальных случаях мы имеем дело либо со связью с общественностью, либо с пропагандой.

– В финансовых претензиях, конечно же, разберутся не все. Но всем пользователям интернета очевидно, что вход на сайт КазТАГа платный, об открытом доступе речи нет. 12 интервью в месяц, 5-7 аналитических материалов в день – это работа отдельной редакции. Разве открытость, к которой НПО призывают СМИ, не удержала бы Матаевых от опрометчивого шага? Если бы каждый видел, кто и как зарабатывает на госзаказе?

– Была б моя воля, если бы я был президентом и мог принимать решения, я вообще убрал бы такую вещь как госзаказ. Все СМИ, которые работают за счёт государства, за счёт налогоплательщика, я первым делом лишил бы финансирования: "Ребята, с этого дня информационное поле – исключительно конкурентное. Вперёд – работайте, зарабатывайте". Единственное, на что бы я выделял деньги, – это на развитие казахоязычной прессы: там не всегда получается на рынке рекламу собрать.

– Допустим, данные по госзаказу открыты. Известно, кто участвовал в тендере, кто выиграл и какую сумму, сколько человек в редакции эту сумму будут отрабатывать. Эта открытость помогла бы избежать таких очень неприятных историй?

– Да, конечно, помогла бы. Открытость всегда помогает. Я лично глубоко убеждён в том, что открытость помогает всем сторонам. Когда мы давали новости, освещали процессы, я много раз убеждался в том, что сторона, идущая на то, чтобы полностью открыть все карты, всегда оказывается в выигрыше. Что касается судебного процесса над Матаевыми, то я могу сказать вот что. Если обе стороны настаивают на своей правоте, открытость помогла бы обеим сторонам. И самому Сейтказы Матаеву, и его сыну. И я уверен, что они это сделают, они откроют всё, всю свою кухню и скажут: "Вот так всё выглядит, ребята, отстаньте от меня". И, естественно, если следствие считает, что его претензии к Сейтказы Матаеву и КазТАГу обоснованны, то откройте всё. И их доводы будут услышаны, они будут достаточно серьёзно выглядеть в информационном поле, будет хоть какое-то доверие аудитории. Следствие было каким-то полузакрытым. Судебный процесс перенесли, позаботились о том, чтобы журналисты туда не попали. Этим они добились только одного: у всех сложилось ощущение, что там, за закрытыми дверями – некая тайна, что цель судебного процесса – засудить Сейтказы Матаева. И я не думаю, что это в интересах тех, кто инициировал это уголовное дело. Личное моё мнение такое.

– Нужна ли в принципе солидарность журналистскому сообществу? Как вы сами понимаете суть солидарности?

– Для меня суть солидарности такова. Если закрывают какое-нибудь СМИ, закрывают не по экономическим причинам, а под давлением, журналистское сообщество должно объединиться и сказать: "Ребята, извините, это нападение на свободу слова, допустить этого мы никак не можем, для нас это неприемлемо". Журналистская солидарность необходима ещё и когда речь идёт о явных нарушениях закона. Если брать процесс по Матаеву, то я солидарен с Сейтказы и с его стороной защиты – в той части, когда говорится о недопустимых методах дознания и следствия, когда речь идёт о нарушениях законности во время судебного процесса, когда мы видим напрямую попрание законности. Здесь я солидарен. Я говорю: "Ребята, так делать нельзя, и такой судебный процесс недопустим".

А всё, что касается самого уголовного дела, то нужно было быть предельно открытыми и не нужно нагнетать обстановку вокруг всего этого дела. Если у них есть претензии к Сейтказы Матаеву, нужно было сказать: мы инициируем такое-то производство, будь то административное или уголовное, в рамках такого-то – наши претензии. И пусть они отвечают. По Сейтказы Матаеву, как я понял, вопрос чисто экономический: выделение денег, освоение, эффективность освоения бюджетных средств, целевое использование бюджетных средств. Я видел много случаев, когда коррупционеры-чиновники за более тяжкое (в моём понимании) преступление, когда речь шла о хищении денег, отделывались ограничением свободы. Суд выносил решение о выплате штрафа, возмещении ущерба. Если у следственных органов, у финансовой полиции к Сейтказы Матаеву такие вопросы, что им мешает это сделать? Насколько я знаю, Сейтказы Матаев не собирается уезжать куда-то за границу, скрываться от следствия.

– Претензии финансовой полиции охватывают период 2011-2015 годов. Вам не кажется, что у коллег Матаева, у тех же главных редакторов всё это время был замечательный шанс сесть с ним за один стол и сказать: "Секе, то, что ты берёшь на себя, эти требования – они очень высокие. Мы отказались от этого тендера. Мы не соответствуем технической спецификации. Ты подумай, оцени: ты этот кусок можешь проглотить?" Разве нет ответственности, в том числе и медийного сообщества, за то, что сейчас происходит? Или это всё можно списать на финансовые органы? На их неповоротливость?

– Давайте будем честными, ребята: в этом есть ответственность каждого из нас. Все журналисты, все редактора, издательства, – все мы так или иначе несём ответственность за то, что сейчас случилось. В данном случае я всё-таки буду обобщать с точки зрения экономики. Я понимаю, что обобщение – дело неблагодарное и не совсем верное. Есть сообщество издателей, СМИ Казахстана: подавляющее большинство из них сидит на тендерах, на госзакупках. Большинство редакторов хотели бы получать от государства какие-то деньги и участвовать в подрядах, в госзакупках. Если мы в этом участвуем – это же мы сделали! Реально. Давайте будем честными: посмотрим, кто как осваивает? 99 процентов всех СМИ Казахстана, которые получали поддержку от государства в виде финансовой системы подряда, реально же отрабатывали её тяп-ляп, левой ногой. Вот честное слово! Как придётся! Создавали контент, который вообще неконкурентоспособен, читателям нафиг не нужен. Единичные положительные примеры есть. Всё остальное поле – печально. Очень. Поэтому неудивительно, что рано или поздно фискальные органы начнут проявлять интерес к тому, как распределяются эти деньги, как они осваиваются. Поэтому – да. Все мы имеем самое непосредственное отношение ко всему этому, мы несём ответственность за всё, что сейчас происходит на примере Сейтказы Матаева.

– Вы говорили о том, что Сейтказы Матаев и его личные качества вызывают у вас глубокое личное уважение. А как в принципе разделить службу и дружбу? Красивые корочки Союза журналистов помогают, наверное, в диалоге с дорожной полицией. Плюс значки, грамоты, звания, маечки, плюс публикации "Әділ Сөз" в поддержку свободы слова. Эта отеческая забота и приятные няшки мешают честному разговору о необходимости конкурентной борьбы на понятных стартовых условиях? Или это всё-таки приятная такая, пафосная составляющая, с которой нам, журналистам, приятно "смириться"?

– Если кто пользуется этими "няшками" – конечно же, это мешает. Если журналист пользуется этой корочкой, чтобы помахать перед носом полицейского, это вообще-то коррупцией называется или, не знаю, злоупотреблением своим положением. Конечно, мы не субъекты коррупции как таковой. Мы не госслужащие. Но если называть вещи своими именами, то – да, это коррупция.

То, что касается дружбы и службы, давайте вспомним один из базовых принципов журналистики – разделение фактов и мнений. Когда мы публикуем новость, когда мы освещаем процессы в обществе, мы всегда обязаны – нас профессия к этому обязывает – разделять факты и мнения. Сейтказы-ага вызывает лично у меня большую симпатию и уважение. Я знаком с ним лично, мы очень хорошо с ним общаемся и друг друга уважаем. Но что касается освещения этого процесса, у меня большая просьба к коллегам: давайте научимся разделять факты и мнения – где заканчивается собственно фактура и начинается ваша позиция по этому вопросу.

Я точно могу сказать, что за свои 15 лет я много раз убеждался в том, что когда журналист – даже из благих побуждений, даже из намерения помочь своему близкому, другу – начинает путать факты и мнения, это всегда заканчивается плохо. Во-первых, аудитория теряет доверие к такому материалу. А потом – и к такому журналисту. А потом – и к такому изданию. И потом, даже если будете публиковать "железобетонный", с точки зрения доказательств, материал, вам аудитория уже не будет верить, зная о тенденциозности.

Поэтому те, кто хочет помочь Сейтказы Матаеву, чтобы был открытый судебный процесс, если мы, журналисты, действительно хотим, чтобы общество обратило внимание на него как на факт наступления на свободу слова – давайте публиковать действительно объективные материалы, где мы как авторы абстрагируемся от всего, что происходит. Мы не занимаем ни одну позицию, мы просто слушаем сторону обвинения и сторону защиты. Тогда в этом состязательном поле тот, чьи доводы оказались наиболее весомыми, и будет восприниматься аудиторией. Это же очевидно. Я призываю коллег отделять факты от мнений и освещать процесс над Сейтказы Матаевым предельно объективно. Именно потому, что таким образом можно помочь ему и как-то его поддержать.

– Изменит ли приговор Матаевым, будет он мягким или суровым, облик информационного пространства, и каких изменений следует ожидать?

– Я не настолько силён в аналитике, поэтому делать какие-то предсказания... Бог его знает. Из своей практики могу сказать: было много судебных процессов на моей памяти, надо мной и над другими журналистами. Были громкие судебные процессы, которые привлекали внимание всей Республики, всего журналистского сообщества. К сожалению, тенденция печальна. После каждого такого судебного процесса система становилась хуже, несговорчивей, работать журналистом приходилось в ещё более неблагоприятных условиях. Как это скажется на информационном поле? Я читал речь Сейтказы Матаева. Он обращал внимание на то, что этот судебный процесс – попытка рейдерского захвата его бизнеса. В журналистике, как и в бизнесе, да и в природе, – всякий раз, когда видовое разнообразие скудеет, теряется конкуренция, это сказывается на всей системе в целом. Я говорю про журналистское сообщество и про медиа-пространство как бизнес. Если на этом бизнес-пространстве станет ещё меньше игроков, это приведёт к монополизации информации, и, естественно, с точки зрения конкуренции и бизнеса, это всегда хуже.

P.S. Мы связались с Лукпаном после оглашения приговора. Он отметил, что к сказанному ему добавить нечего.