24 января в интернете появилась информация о том, что национальный оператор связи "Казахтелеком" подал в Комитет по регулированию естественных монополий и защите конкуренции заявление на покупку 75% акций сотового оператора Kcell. Хотя никаких официальных заявлений ни от "Казахтелекома", ни от Kcell не последовало, в СМИ началось обсуждение. Если сделка всё же произойдёт, на рынке мобильной связи Казахстана может появиться монополист в лице нацоператора с контролем над более чем 65% абонентской базы. Чтобы разобраться в этой ситуации и перспективах отрасли в целом, корреспондент Informburo.kz поговорил с главным исполнительным директором Beeline Казахстан Александром Комаровым.
– Александр Валерьевич, если слияние произойдёт, на казахстанском рынке мобильной связи останутся лишь два крупных игрока – "Казахтелеком" и VEON. Клиентские базы Kcell и совместного предприятия "Теле2-Altel" занимают 64,5% рынка. В абсолютных цифрах речь идёт о почти 17 миллионах клиентов. Что ждёт рынок, если сделка произойдёт?
– В первую очередь нужно помнить, что речь идёт пока о возможности такой сделки. Я не видел официальных заявлений на эту тему ни со стороны "Казахтелекома", ни со стороны Kcell. Единственное, что мы точно знаем – это ходатайство со стороны "Казахтелекома" в Комитет по регулированию естественных монополий о возможности провести такую сделку. Именно этот факт катализировал все дискуссии.
Я не думаю, что речь будет идти об объединении клиентских баз или каких-либо активов двух операторов, которые могут оказаться под контролем "Казахтелекома". Мы говорим о том, что "Казахтелеком" хочет войти в ещё один мобильный актив и фактически получить в нём мажоритарную долю в 75% через выкуп долей Telia и Turkcell.
Давайте вспомним предысторию. В 2015 году мы в целом поддерживали сделку между "Казахтелекомом" и "Теле2" в виде создания СП "Теле2-Altel". На тот момент нам казалось это позитивным шагом – казахстанский рынок четырёх операторов явно не тянет, из-за достаточно большой территории и малой плотности населения. С точки зрения экономической ёмкости для мобильного оператора, такой рынок выглядит не очень большим. Из-за размеров территории нужны большие инвестиции, особенно в инфраструктуру.
С 2011 года, когда появился "Теле2", операторы вели между собой разрушающую борьбу за долю на рынке. Поэтому объединение третьего и четвёртого игроков мы считали правильным шагом. "Казахтелеком" получил мобильного оператора и стал полноценным универсальным оператором связи с существенной, растущей долей рынка и по абонентам, и в доходе. К тому же рынок структурировался вокруг трёх операторов. Этого более чем достаточно для конкуренции, но в перспективе даёт каждому оператору нормальную рентабельность для дальнейших инвестиций в развитие стандартов связи, а также в новые направления бизнеса.
Возвращаясь к нынешнему вопросу, наше отношение к потенциальной сделке между "Казахтелекомом" и Kcell крайне негативное. Мы считаем, что опосредованно сложится ситуация, когда государственная компания будет иметь экономический и в перспективе управленческий контроль в СП "Теле2-Altel" (в 2019 году у "Казахтелекома" появится возможность выкупить долю "Теле2". – Авт.), а также мажоритарный контроль в Kcell.
Капитализм есть капитализм. И когда у тебя есть какое-то преимущество, ты будешь его реализовывать по отношению к клиентам и конкурентам. Поэтому и существуют комитеты по регулированию монополий, чтобы балансировать такого плана агрессивные стратегии.
Понятно, что мы сейчас говорим о чём-то, что ещё не произошло. Но мы уже думаем, какие шаги предпринять, чтобы задекларировать нашу позицию по этому вопросу для защиты своих интересов и, как мне кажется, интересов всего рынка мобильной фиксированной связи.
По моему мнению, Комитет по регулированию естественных монополий не должен давать разрешения на такую сделку в лоб. В крайнем случае на неё требуется наложить большое количество дополнительных условий по регулированию супердоминанта. Ведь помимо абонентской базы и консолидации рыночного дохода под опосредованным контролем "Казахтелекома" окажется три четверти национального радиочастотного спектра, уникального ресурса. Чем больше у вас выделенных частот, тем более эффективно вы можете инвестировать. Какие бы инвестиции Beeline ни вкладывал, мы не сможем достичь таких же результатов, упираясь в доступный радиочастотный ресурс.
Поэтому, даже если сделка и произойдёт, она должна быть зарегулирована.
– По данным Halyk Finance, покупка 75% акций Kcell потребует от "Казахтелекома" привлечения займа в размере 250 млрд тенге. Таких денег у компании нет. Следовательно, нужно будет либо брать кредит, либо просить помощи у основного акционера – фонда "Самрук-Казына". Насколько это соответствует требованиям закона о защите конкуренции?
– Чисто теоретически я вижу себе цивилизованный путь, когда "Казахтелеком" привлекает заёмные средства. Я не знаю в деталях экономику "Казахтелекома". Но на основе открытых данных мы можем сказать, что на сделку с учётом имеющихся собственных средств нужно привлечь около 250 млрд тенге. Для возможного выкупа доли "Теле2" нужно ещё, скажем, 100-120 млрд. Таким образом, компании, возможно, в краткосрочной перспективе нужно будет привлечь порядка 1 млрд долларов. Даже если заём получат на выгодных условиях – под 10-12%, то одни только выплаты по процентам составят примерно 40 млрд тенге в год.
Если взять доход "Казахтелекома" и прибавить к нему доход "Теле2-Altel" и Kcell, то долговая нагрузка может составить несколько годовых чистых прибылей этих компаний вместе взятых. Это достаточно высокий уровень долговой нагрузки и в какой-то степени чёткая ставка на то, что рынок будет расти. И расти быстрее, чем он это делает сегодня.
– Если долговая нагрузка вырастет, может ли "Казахтелеком" начать в будущем повышать тарифы, чтобы быстрее погасить займы?
– Любая монополия и концентрация такого уровня может привести к повышению тарифов, розничных или корпоративных. Доля настолько критически большая, что она позволяет диктовать рынку свои условия. В моём понимании такая ситуация возможна.
– "Казахтелеком" планируют вывести на IPO. Есть ли смысл в этой сделке, если государство знает, что компанию передадут частным инвесторам?
– Я думаю, в компании сидят достаточно грамотные стратеги и финансисты, которые учитывают этот фактор. У них есть свои краткосрочные и долгосрочные цели. Подготовка к IPO – долгий и очень сложный процесс. Но когда бы это ни произошло – в этом или следующем году – неважно. Направление мысли правильное: государству нужно уменьшать свою долю в экономике страны, а не наращивать, что может произойти в результате сделки.
– Могут ли возникнуть риски для рынка мобильной связи в связи с приватизацией "Казахтелекома"? Какие игроки могут зайти на рынок и на каких условиях?
– Если мы говорим об IPO, то оно не подразумевает приватизацию одним конкретным инвестором. Это другой подход: запуск акций в публичное обращение среди множества инвесторов в качестве инструмента торговли и рыночной оценки капитализации компании. Я сомневаюсь, что тут вдруг в результате IPO появится стратегический инвестор.
– В 2011-2012 годах "Казахтелеком" продал компании TeliaSonera 49% акций в ТОО GSM Казахстан ОАО "Казахтелеком" за 1,5 млрд долларов. Сейчас обратная сделка планируется за сумму практически вдвое меньше. Как такую сделку оценивать?
– На сделку нужно смотреть в момент её проведения. Это ошибочное суждение, что ты продал актив в 2011 году за 1,5 млрд, а сейчас покупаешь обратно за 1 млрд, и это очень выгодно. Инвестор покупает потенциальный доход и рост.
И я бы не стал сравнивать рынки 2011 и 2018 годов. Я начал работать в Beeline в 2013 году, и это был бизнес на 800 млн долларов и выше. Сейчас это несколько более 400 млн, но при этом ничего принципиально не изменилось, работы меньше не стало. Да и в национальной валюте рынок 2017 года меньше, чем был в 2015-м.
Это относится и к обсуждаемой сделке. Сейчас другая рыночная ситуация, и Kcell – совсем другой актив, который будет развиваться совсем иначе по сравнению с позицией 2011 года.
– Последние несколько лет аналитики фиксировали снижение инвестиций в отрасль услуг связи. Как вы смотрите на этот вопрос как игрок рынка?
– Сейчас есть общая направленность на то, что инвестиции должны снижаться. За промежуток с 2015 по 2017 год отраслевой доход вырос только в 2017-м. Более того, рынок не отыграл даже то, что потерял в последние два года. В итоге доход в национальной валюте несущественно снизился за эти три года, а в долларах существенно уменьшился, и это оказывает давление на объём и уровень инвестиций. Объём в валюте снижается, а в национальной валюте растёт, при этом отношение инвестиций к доходу растёт.
Рынок уже не растёт естественным образом – новых абонентов, за исключением МTМ (устройства machine-to-machine – Авт.), нет, существующая база постепенно переходит на одну SIM-карту. Какое-то изменение в потреблении происходит только с изменением структуры затрат у пользователей, при этом затраты на связь растут существенно ниже инфляции. Но если раньше рынок рос иногда даже двузначными цифрами, то сейчас все понимают, что лучший удел в долгосрочной перспективе – это рост в несколько процентов.
Соответственно, давление на доход оказывает давление на инвестиции. Операторы стремятся снизить расходы на них, но сложно сказать, что это получается.
Если взять среднеевропейский уровень инвестиций к доходу, то он составляет около 16%, на рынках Азии – 17%. А у нас этот рыночный показатель составляет около 20%.
Я бы сказал так: операторы в Казахстане инвестируют много и делают это качественно. К примеру, Beeline запустил LTE полтора года назад. За это время удалось покрыть половину населения Казахстана. Это большой темп роста.
– Как отразится снижение инвестиций на качестве услуг связи?
– Качество услуг в большей степени определяется конкурентной средой. В Казахстане средний индустриальный NPS (Net Promoter Score – индекс рекомендуемости. – Авт.) находится на уровне 40% и выше – это очень хороший показатель. В стране есть высокий уровень удовлетворённости и объективно высокое качество предоставляемых услуг.
VEON (владеет Beeline Казахстан. – Авт.) работает в 12 странах, и из каждой мы ежеквартально получаем показатели голосового качества, стабильности сервисов, скорости передачи данных. И Казахстан всегда в топ-3.
И такие стандарты распространяются на весь казахстанский рынок. Здесь требуют высокого качества, и абоненты не прощают ошибок в этой части.
– Доля интернета в структуре услуг связи неуклонно растёт, но у потребителей есть претензии к качеству предоставления именно услуг интернета. Почему операторы не справляются?
– Качество телекоммуникаций – это очень субъективная дефиниция, она зависит от ситуации "здесь и сейчас". Но если говорить по макропараметрам, то качество казахстанских телеком-услуг занимает достаточно высокие позиции. Это связано с тем, что у нас высокое соотношение уровня инвестиций к доходам.
И такие субъективные показатели как скорость интернета и голосовое качество тоже на хорошем уровне. Я понимаю, что у каждого клиента может быть своя ситуация, но этот бизнес – о базах в миллионы абонентов.
В рамках нашей программы модернизации мониторинга и качества сети мы переходим от сетевых KPI к KQI (ключевые клиентские показатели качества. – Авт.). Вместе с замером сети мы измеряем и анализируем те показатели, по которым клиент оценивает качество: видеоразрешение, непрерывность видеостриминга и так далее. Очень интересный проект, но он заслуживает отдельного интервью.
– Есть ли рост на рынке по числу клиентов? И если есть, то за счёт чего рынок растёт?
– В нашей отрасли есть такой показатель как "пенетрация населения" – сколько действует SIM-карт на количество населения. В Казахстане он сейчас находится на уровне 140-150%. То есть на одного жителя приходится 1,5 SIM-карты.
И здесь есть несколько трендов. Первый – рост проникновения карт замедлился. Растущий тренд – использование технологии MTM, более известной как "интернет вещей". Думаю, что сейчас на рынке таких карт где-то 800-900 тысяч. Мы ожидаем рост в этом направлении в ближайшие 2-3 года.
Также идёт сворачивание тренда на использование двух SIM-карт. В этом больше нет смысла, так как абонентам сейчас предлагают полные интегрированные пакеты услуг – звонки внутри сети и другим операторам, интернет и массу дополнительных сервисов. И если потребность в двух картах снижается, проникновение в "машины" будет расти.
– На каком этапе находится создание базы IMEI-кодов? Когда проект заработает?
– Одно из положений нового Закона "О связи" сводится к тому, что к 1 января 2019 года в стране должна появиться идентифицированная база IMEI-кодов. Идентификация будет подразумевать привязку номера абонента, ИНН и IMEI. В середине 2017 года было принято компромиссное решение о том, что мы передаём туда имеющиеся коды. Но это были так называемые серые коды, которые должны быть заблокированы на национальном уровне, потому что телефон украли или его использование было связано с преступными действиями.
В новой задаче, по полной идентификации базы по трём параметрам, меня немного волнует срок реализации. Создание такой базы – это большой технологический проект, который затрагивает всю абонентскую базу и кучу IT-систем. Кроме того, нужно инвестировать и в покупку оборудования, серверов и интеграцию. И достаточно много, сопоставимо по объёму с MNP (смена оператора без изменения номера. – Авт.). Чтобы интегрировать систему и закупить новое оборудование, потребуется несколько миллионов долларов. Ещё нужно полностью переписать бизнес-процесс подключения и идентификации абонента. В то же время этот проект повлияет на то, как мы продаём и подключаем клиентов.
Сейчас в специальном подзаконном акте прописывают правила реализации нормы закона. Существует рабочая группа из представителей трёх операторов, которая аккумулирует черновик этих правил и должна представить их в середине февраля регулятору.
– Но технически это реализуемо?
– Это будет известно, когда мы увидим правила и более глубоко их изучим. Не думаю, что в этом вопросе мы чем-то отличаемся от других операторов. Если это станет индустриальной проблемой, то мы вместе пойдём и будем говорить об отсрочке внедрения IMEI-базы. Или, наоборот, поймём, что успеваем. Но пока говорить об этом несколько преждевременно.
– Как будут операторы решать проблему финансирования этих работ?
– Говоря конкретно о Beeline, 20% от нашего дохода, которые идут на инвестиции, – это примерно 80 млн долларов. То есть, в принципе, на уровне даже годового манёвра мы средства найдём. Но это значит, что что-то придётся свернуть или перенести на следующие периоды.
