Фото с сайта foto-basa.com
Если зенитчики сбивали немецкий самолёт, наземные войска должны были это подтвердить

Этой публикацией мы продолжаем нашу хронику Великой Отечественной "Другая война", начатую историей "Как предатели становились героями, или Война без прикрас". На этот раз мы предлагаем читателям в незначительной литературной обработке рассказ пехотного капитана, кавалера двух орденов Отечественной Войны Бориса Ивановича Меркулова. К сожалению, при его жизни эта, весьма неполиткорректная по тем временам история, не могла быть размещена в открытой печати. Сегодняшняя публикация – в память об этом незаурядном человеке.

Не жалей гадов-фашистов

Хочешь, я тебе анекдот расскажу? После боя командир батальона спрашивает политрука: ну что, мол, сколько в сводке укажем убитых немцев – 50? "Да пиши 200, – отвечает комиссар. – Чего их, гадов, жалеть?"

Вот мы вчера показатели по цеху в завком сдавали (наш герой работал тогда на Автовазе сменным мастером. – Авт.). Ну, приписали два десятка коленвалов, чтобы без премии не остаться. Другие цеха тоже припишут. Не может же один цех получать премию, а остальные – нет. В завкоме тоже добавят, но уже к конечной продукции: мол, перевыполнили план по выпуску машин. Начальству ведь тоже хочется премий. И на бумаге машины есть, а на самом деле – нету. И вишь – тут только премии. А на фронте, представляешь, насколько выше цена приписки?

Это было, я тебе скажу, ещё в начале войны. Под Москвой тогда наша дивизия стояла. Я ещё старлеем был и ротой командовал. Как раз немец перестал переть, как оглашенный, и мы с комбатом вышли из блиндажа покурить и воздух понюхать. Тут налетела эскадрилья "фоккеров" под прикрытием "мессершмиттов", мать их. Побомбить перед началом новой атаки. А "ястребков" наших что-то не видать. Но наши зенитки со спаренными-то пулемётами затарахтели вовсю. Тут "мессер" один задымился и потянул к лесу. И как раз наши истребители тоже вышли наперерез ихней эскадрилье. Те и драпанули.

Петруха с самогонкой

А через полчаса приезжает к нам бравый молодой лейтенантик-зенитчик. И говорит: мы тут, мол, "мессера" сбили, так надо, чтобы вы засвидетельствовали. Так было положено: если зенитчики докладывают о том, что сбили самолёт врага, наземные войска должны подтвердить этот факт. Ну, комбат говорит: мы-то, да, видели, как гад задымился. Но он ушёл потом за лес, и упал или нет – не знаем. А я ему: да ладно, "Батя", напишем, что видели. Не жалко.

Тут лейтенантик даже обиделся. Мне, дескать, ваша "не жалость" вовсе не нужна. Идём – посмотрите: я вам плоскость привёз. Вышли на улицу: точно, стоит ЗИС-6, а на нём – крыло от "мессера" и номер на нём так чётко выписан, хоть и слегка обгорел: 666. Я почему и запомнил: ЗИС шестой, и на плоскости три шестёрки. Ну, написали мы ему подтверждение, потом зашли в блиндаж, тяпнули самогонки, что он принёс и ближе познакомились. Он оказался моим земляком, из Рязани. Петруха, весёлый такой парень. И грамотный. Почти законченное верхнее образование.

Майор в новых хромачах

А снова я его встретил уже в Польше, в начале 45-го. Я комбатом тогда был. Сидим с замполитом в блиндаже, сводку заполняем: "два пишем – три в уме". А тогда уже был скандал с этими самыми сводками, на уровне верховного командования. Тут дверь – нараспашку да со стуком. Заходит бравый майор, в распахнутой шинели, в новеньких хромовых сапогах и орденами брякает. Говорит: мол, так и так – мы тут "мессера" сбили, надо бы засвидетельствовать. Я его, честно, сразу не признал. И говорю: да что-то я и вообще никакого воздушного боя не видел. И ничего сбитого не падало. А он – так снисходительно: да ладно, капитан, я тебе плоскость привёз. Идём, поглядишь. Да, на стол мне бутылку самогона, сало и стакан.

Тут я его, конечно, признал. А когда увидел на ЗИЛе крыло со слегка подгоревшими тремя шестёрками, так вообще взбесился. Мы, пехота, всю войну на брюхе в грязи проползали, всем пулям, снарядам и бомбам кланялись, сколько ребят потеряли. Ну, припишем иной раз один-другой десяток фрицев... А этот – в хромачах новых, с орденами больше моего, и в звании обогнал, с салом и самогонкой, всю войну в блиндажах отсиживался. И с 41-го таскает за собой эту плоскость... Ах ты гад! Кто мне всё это надул в уши – Сатана, наверное!

Упаду ему в ножки

До сих пор не могу простить себе, что стуканул на него "особистам". Они пришли за ним: сытые, важные, чистенькие, вообще не нюхавшие пороха. В общем, попал Петруха в штрафники. Там и погиб. И говорят, геройски: под танк лёг с гранатами.

А я всё терзаюсь своей подлой завистливостью: хромачи у него, вишь, новые оказались да орденов больше и чин на нём выше. Но вот, думаю: если там за смертным рубежом встретимся, упаду ему в ножки – может, простит.