"Хорошо помню, как говорил Асылжан Мамытбеков в последнем своём интервью в ипостаси министра сельского хозяйства: "Мы не торгаши, в наши задачи торговля сельхозпродукцией не входит". Газета с этим материалом долго лежала у меня на столе, как гроссбух. И я его всем показывал, говоря о причинах наших бед", – говорит Евгений Ган, президент Союза зернопереработчиков Казахстана, комментируя нынешнее незавидное положение мукомольной отрасли РК.

С 2007 по 2010 год Казахстан был мировым лидером в экспорте муки, однако удержать эту позицию не смог в силу целого ряда причин. В том числе сыграла роль и беззубая позиция правительства РК, которое никак не поддержало отечественных зернопереработчиков в тот период, когда соседние страны осознали преимущество развития мукомольной отрасли на собственной территории и ввели заградительные тарифы и пошлины для муки из РК.

О том, как мукомольный сектор Казахстана оказался в роли нелюбимого пасынка аграрного ведомства и как развивался вопреки препонам, мы и беседуем с Евгением Ганом.

Турецкий опыт

На сегодня Казахстан располагает мощностями по переработке на 9,5 млн тонн в год. Это согласно официальной статистике. Союз зернопереработчиков считает, что имеющихся мощностей хватит для переработки 11 млн тонн зерна. То есть страна может перерабатывать всё, что выращивает, и спокойно продавать мукой, а не зерном.

Евгений Ган

Однако в реальности объём переработки намного меньше потенциала. Так, по итогам 2020 года Казахстаном было произведено 3 млн 322,6 тысячи тонн муки. Их этого объёма на экспорт было отгружено чуть более 1,7 млн тонн.

В настоящий момент мировой лидер в экспорте муки – Турция, отобравшая пальму первенства у Казахстана. Её опыт очень интересен. Турки поставляют муку в 110 стран мира – то есть практически во все. Свою стратегию они описали так: "Наши дилеры по продаже муки должны быть на каждом самолёте и на каждом пароходе". Отрасль развивается за счёт того, что на побережье выстроено много мельничных комплексов, которые беспошлинно ввозят зерно морем, с минимальными транспортными расходами. И секрет успеха они не скрывают – государство субсидирует производство тонны муки в размере $35 на тонну. Это как раз стоимость переработки.

"Турки вообще молодцы, у них многому можно поучиться, – отмечает Евгений Ган. – Вот, смотрите, такой пример: три года назад они пригласили меня в Стамбул на выставку. И оплатили отель на три дня. Но при этом попросили прилететь самолётом авиакомпании Turkish Airlines. Казалось бы, где мельницы и где авиация? Но турки мыслят именно так, категориями общей выгоды. И вот когда мы начнем думать так же – не каждый о себе в отдельности, а о стране в целом, тогда у нас будут результаты. А пока у нас у каждого ведомства свои узкие интересы".

Истоки прохладного отношения чиновников Минсельхоза РК к мукомолам эксперт видит в истории. В Советском Союзе существовало отдельное Министерство хлебопродуктов, также было Министерство пищевой промышленности. Отдельное ведомство контролировало и хранение зерна.

После всех экономических и политических реформ мукомольную отрасль независимого Казахстана присоединили к Министерству сельского хозяйства. Но той структуры, которая была у Министерства хлебопродуктов, чиновники Минсельхоза оказались лишены. То есть ответственность им вроде вменили, но никаких инструментов для её реализации не дали.

"Только в 2006 году Толеутай Рахимбеков, который в то время работал в Минсельхозе, продавил создание отдельного департамента по переработке. Толковый мужик, очень нам помогал", – рассказывает глава Союза зернопереработчиков.  

Тем не менее Минсельхоз РК и по сей день считает, что его задача – вырастить зерно, а всё остальное – уже нет. В том числе не считает он своей функцией развитие переработки, несмотря на то что перед отраслью раз за разом ставится задача в 2,5 раза увеличивать экспорт именно переработанной сельхозпродукции. 

Золотой век

На момент распада Советского Союза в Казахстане было 78 крупных мельниц. Годовая мощность производства муки составляла 2-2,5 млн тонн в муке. То есть экспортного потенциала практически не было – производство закрывало только потребности внутреннего рынка.

В 90-е годы, когда рухнули все экономические и торговые связи, Казахстан оказался в ситуации, когда зерна было достаточно и цены на него низкие. Тонна пшеницы стоила $60, а тонна муки от 200 до $300. Получилось так, что весь рост шёл практически без участия государства.

"Покупаешь мельницу – и за полгода её отбиваешь, – поделился подробностями Евгений Ган. – И начался сумасшедший рост отрасли. К 1999 году количество предприятий, зарегистрировавших основным видом деятельности переработку зерна, составляло 2300. Реально работало более 700 мельниц. Бизнес имел высокую рентабельность и многим предпринимателям обеспечил быстрое накопление первоначального капитала для развития уже других видов деятельности. Конечно, кто-то оставался в мукомолье и расширял мощности, а кто-то уходил в другие сферы".

Пик по численности мельниц пришёлся на 2000 год, после чего количество участников рынка стало снижаться. При этом мощность переработки даже понемногу росла – благодаря укрупнению оставшихся комплексов.

Введение новых мукомольных предприятий продолжается по сей день, причём огромных, с мощностью до 1000 тонн в сутки. Однако их перспективы экспертам непонятны.

"В своё время я просил ввести для заёмщика перед получением кредита на строительство мельницы обязанность получения заключения Союза зернопереработчиков по проекту, – вспоминает Евгений Ган. – Мы готовы были выдавать его бесплатно – будет его проект рентабельным, сможет ли он обеспечить сбыт продукции? Мы уже тогда видели, к чему всё движется. Но на совещании Асылжан Мамытбеков, который тогда ещё работал в "КазАгро", на это предложение ответил: "А зачем? У заёмщиков есть залоговое имущество, и деньги в любом случае вернутся государству". Но речь же не об этом! Зачем мы позволяли обманываться тем, кто решил пойти в этот бизнес? Простой пример:  человек построил в Костанае мельницу мощностью 300 тонн в сутки. Через два года я его спросил, как успехи. Он отвечает: за весь год переработал на своей мельнице всего 300 тонн. То есть за весь год он работал лишь один день".

Кстати, это очень интересная вещь: ни фонд "Даму", ни "КазАгро" никогда не оценивали устойчивость работы созданного при их участи предприятия лет через пять после запуска. А ведь надо смотреть именно так, а не через год или два. Потому что первое время у руководителя стартапа есть запал, он пытается закрепиться на рынке: он "работает локтями", поскольку хочет встать на полку и выйти на внешний рынок. Но через пять лет картинка совсем иная – тогда и надо оценивать жизнеспособность проекта.

"Уверяю вас, если бы в объявлениях о продаже мельничных производств указывали, что они построены за счет кредитов "Даму" или "КазАгро", в каждом втором были бы эти сведения", – подчёркивает эксперт.

Кстати, когда в 2011 году Асылжан Мамытбеков из "КазАгро" пришёл уже на должность министра сельского хозяйства, он отменил какую-либо господдержку мукомольной отрасли. С точки зрения чиновника-администратора он был абсолютно прав, ведь обеспеченность внутреннего рынка мукой была намного выше 100%, и субсидировать отрасль не было никакого смысла, потому что Минсельхоз отвечает за насыщенность продовольствием внутреннего рынка.

"Начиная с 2009-2010 годов, понимая, что с Минсельхозом у нас интересы разные, мы попытались наладить работу с новым на тот момент Министерством индустрии – оно тогда отвечало за экспорт. А у нас было предложение создать какую-то экспортную группу, объединить те отрасли, которые хотят выходить на внешние рынки с продуктами переработки. Но и им было не до нас, и мы так и остались никому не нужны", – констатирует наш собеседник.

Основная волна "психоза" мукомолов прошла в 2011 году, когда предприятия стали всё чаще сталкиваться с проблемой сбыта, а Турция сместила Казахстан с позиции мирового лидера в экспорте. Все искали рынки, а их не осталось.

Узбекский расчёт

Проблемы со сбытом у мукомолов Казахстана начались в 2008 году, когда Министерство сельского хозяйства объявило, что приоритетным рынком для торговли зерном теперь будут страны Центральной Азии.

Дело в том, что тогда случилась серьёзная девальвация национальной валюты. К тому же вырос железнодорожный тариф до Черноморских и Балтийских портов – если до этого доставка тонны зерна стоила $65, то теперь стала $110. И казахстанская пшеница, которая до 2008 года уходила именно через порты (на Балтийском море Казахстан даже свой терминал построил), оказалась не востребована – путь к морю ей оказался закрыт. Вот она и пошла на те же рынки, куда до этого шла только мука. Причём на условиях равного доступа – никакого регулирования приоритетности экспорта продукции через вывозные пошлины или другие инструменты не было.

Бизнес в соседних странах через год-два понял, что легче купить зерно, переработать у себя и получить намного большую прибыль. То есть эти $50 с переработки тонны муки у тебя будут, а не за бугром. Так почему бы им не развивать собственные мукомольные мощности?

"В какой-то момент узбеки просчитали, что у них переработка ещё дешевле, поскольку расходы там ниже по всем статьям – от заработных плат до тарифов на электричество, – рассказывает эксперт. – И с 2010 года там началось бурное развитие мукомолья. Более того, чтобы поддержать эту отрасль в своей стране, в 2011 году правительство Узбекистана ввело акцизные сборы на импортную муку: сначала 10%, потом 15%. Узбекистан до этого момента был основным рынком сбыта нашей муки – до 65% муки уходило туда. Но с этого момента началось падение объёмов продаж с одновременным ростом поставок туда нашего зерна, которое заходило без всяких ограничений и с нашей стороны, и с узбекской".

С точки зрения узбеков, всё сделано правильно. Другой вопрос, почему Казахстан не принял ответных мер на введение узбеками акциза на казахстанскую муку.

"Дело в том, что Узбекистан – очень сложный сосед, – считает Евгений Ган. – Мы от него во многом зависим по воде и по некоторым другим вещам – по овощам, фруктам, например. Поэтому, ссориться с соседом из-за мукомолов власти признали нецелесообразным, решив, что лучше такой вот худой мир. Вот и всё".

Глядя на узбеков, таджики тоже занялись развитием своего мукомолья. И тоже применили административные меры в поддержку своей переработки. Если у них входной НДС на весь импорт 18%, для муки они его таким и оставили, а для пшеницы сделали 10%. И всё – везти туда зерно бизнесу стало выгоднее. Поставки муки в Таджикистан стали снижаться на 50 тысяч тонн ежемесячно.

Афганский тупик

Сбыт казахстанской муки в Узбекистан, в Таджикистан и по другим направлениям катастрофически падал, но рос Афганистан. Там всегда процентов 5 муки было собственной, процентов 15-20 – всегда из Казахстана, а 60% занимал импорт из Пакистана.

Однако в какой-то момент рыночная ситуация изменилась. Случилось следующее: мировая цена на зерно упала, а внутренние цены в Пакистане остались на прежнем уровне – так правительство страны поддерживало собственное производство зерна. То есть в Пакистане зерно стоило $280, в Казахстане $120. И пакистанская мука оказалась непроходной в Афганистан. Казахстанские мукомолы воспользовались этим и заняли рынок Афганистана.

Основным рынком сбыта казахстанской муки Афганистан стал в 2016-2018 годах. В тот период Казахстан экспортировал самый большой годовой объём муки, по 2,3 млн тонн за сезон. Тем более что в прошлом году в Пакистане случился неурожай, стране самой пришлось закупить 3,5 млн тонн зерна.  За счет этого в 2020 году Казахстан смог увеличить экспорт муки в Афганистан.

Однако в целом для мукомолья Казахстана эта ситуация не была выгодна – она замаскировала проблемы. Ведь рентабельность производства снизилась – транспортные расходы при поставках в Афганистан несравнимо выше, чем при поставках в Узбекистан.

"Внешне мы были королями, но по факту падали в пропасть, – с грустью отмечает Евгений Ган. – Сами-то мы понимали, что это временная ситуация, но чиновники – нет. Я прихожу в министерство, говорю о проблемах со сбытом, а они смотрят на цифры и говорят: "У вас всё хорошо, экспорт – 2,3 млн тонн". И никто вникать в ситуацию не хотел".

Ситуация усугубилась, когда Узбекистан, через который казахстанская мука и шла в Афганистан, начал поднимать транзитные тарифы на железнодорожные перевозки. Это стало ещё одним ударом по рентабельности казахстанского мукомольного сектора.

Что касается дальнейших перспектив на афганском рынке, то уже сейчас туда активно заходят узбекские мукомолы. Они перешли на схему толлинга – то есть ввозить зерно на переработку в Узбекистан можно беспошлинно с условием дальнейшего экспорта полученной муки. Это поддерживает конкурентоспособность узбекской муки и в Афганистане.

"Более того, сами афганцы начали строить мельницы на территории Узбекистана, – подчёркивает Евгений Ган. – Это делает наши позиции на афганском рынке очень уязвимыми до тех пор, пока Казахстан будет продолжать торговать мукой и зерном на условиях равного доступа".

Китайская иллюзия

Открытие рынка Афганистана изменило и предпочтения покупателей. Там в первую очередь смотрят на цену, а качество особой роли не играет. Поэтому для муки используется либо очень хорошая "четвёрка", либо очень плохая "тройка". Аналогичным образом, глядя на соседей, начал действовать и Узбекистан, хотя раньше тут выбирали только муку высшего сорта.

"В итоге пшеница с клейковиной 28-30% почти никому не нужна, – поясняет глава профессионального объединения. – Наверное, тут есть и роль химии, различных улучшителей для муки, которые обеспечивают подъём теста. Так что пшеница класса hi-pro мало кому интересна. По сути в качественном зерне и муке из него заинтересован только Китай".

Однако сейчас Казахстан продает свою муку только в "…станы" – государства Центральной Азии по-прежнему занимают 90% нашего сбыта. Поскольку маржинальность муки невысока, продавать её можно только с небольшим транспортным плечом. Иначе и без того небольшую прибыль съест логистика. По соседству есть ещё Россия и Китай, но и в ту, и в другую страну уходит максимальный объём продукции, по 50 тысяч тонн в год. Это мизер.

Почему? В России достаточно собственного зерна, там конкурировать тяжело. А в Китае на муку стоит таможенный тариф в размере 65% от стоимости ввозимой муки.

"Сам я не верю, что Китай эти ставки снизит, – поделился мнением Евгений Ган. – Вообще в рынок Китая в ближайшие три-пять лет я не верю. Тем более что они могут завозить всё, что им нужно, по морю, из той же Австралии. Так что, думаю, для успешной работы на рынке Китая там должно быть наше торговое представительство, которое будет заниматься этими вопросами каждый день.

Мы предлагали, чтобы Продкорпорация там открыла свой филиал, имея там собственные склады. Производителю было бы проще работать, просто отдавая товар на консигнацию Продкопорации. Нам в Китай очень тяжело входить, поскольку там совершенно другая идеология продаж. И технология тоже – там практически всё продается через электронные площадки. Ну и самое главное – там тоже понимают, насколько выгоднее развивать собственную переработку. Они строят мельницы – так зачем им наша мука? Также будет и по масличным, и по другой сельхозпродукции. Мы можем рассчитывать только на продажу туда сырья.

При этом эксперт отмечает, что ситуация с мукой не уникальна – в таком же положении окажутся (да и уже оказались) экспортёры других видов сельхозпродукции. Китай готов покупать живой скот, но не мясо; масличные культуры, но не масло.

Тем временем Дорожная карта поддержки мукомольной отрасли, разработанная Союзом зернопереработчиков Казахстана и призванная поддержать развитие отрасли, уже два года согласовывается в правительстве, но так до сих пор и не прошла все бюрократические препоны.

Серик Султанов