В ряде архивных дел о восстании хана Кенесары Касымулы (Касымов) 1837–1847 годов, находящихся в фонде Государственного исторического архива Омской области (ГИАОО), с недавних пор появился загадочный гриф ДСП, что резко ограничивал доступ к этим документам. Особенно для учёных из Казахстана. Всё же один документ, там обнаруженный, опровергает многие легенды и домыслы о судьбе головы мятежного казахского хана Кене.

Впервые мысль о необходимости продолжения поисков в Омске возникла ещё в 2009 году, после недельной работы в петровской Кунсткамере и Эрмитаже. Темой восстания Кенесары, особенно о трагической судьбе его головы после гибели в 1847 году, никогда целенаправленно не занимался, но неожиданно столкнулся с ней в 1991 году при составлении сборника «Әлихан Бөкейхан. Таңдамалы – Избранное». Тогда вопрос встал об авторстве брошюры «Материалы к истории султана Кенесары Касымова» за подписью К. Степняк, под редакцией некоего профессора Поливанова и Халела Дос­мухамедулы (Досмухамедов). Замечу, что эти материалы вошли в сборник избранных сочинений Алихана Букейхана несмотря на то, что оставалось хоть и небольшое, но сомнение относительно принадлежности псевдонима К.Степняк лидеру движения «Алаш».

В этой брошюре, со слов очевидца киргиза Калигуллы Алибекова, описывались обстоятельства трагической гибели султана Кенесары, а также эпизод доставки и передачи его черепа в Омске генерал-губернатору Западной Сибири в 1836–1851 годах князю Петру Горчакову.

Позднее встреча с писателем, журналистом-исследователем, ныне покойным Амантаем Сатаевым, посвятившим немало времени изучению восстания хана Кене (в частности, поиску его головы), в корне изменила моё отношение к этой легендарной исторической личности. С тех пор идея о продолжении поиска останков последнего казахского хана, положившего в буквальном и переносном смысле свою голову на борьбу за восстановление единого казахского национального государства, пусть даже с отжившим свой век ханским институтом власти, и восстановлении его былого величия, витала в воздухе. Подчеркну, что покойный Сатаев свои исследования и поиски вёл в советское время, в 60–80-х годах, серьёзно рискуя попасть в немилость всевидящего ока и коммунистического режима и КГБ, что чаще всего заканчивалось для любого смельчака по крайней мере «психушкой». Мне же, волею обстоятельств, но уже в годы национальной независимости и при полной свободе действий, приходилось возвращаться к этой теме лишь эпизодически. Признаюсь, что продолжение дела покойного Амантая Сатаева велось параллельно с исследованием истории национально-освободительного движения «Алаш» начала ХХ века и его лидера Букейхана. Последняя экспедиция в Омск не стала исключением. Добавлю, что экспедиция состоялась благодаря финансовой поддержке ДПК «Ақ жол», в работе которой приняли участие доктор исторических наук, директор института гуманитарных исследований «Евразия» ЕНУ имени Гумилёва Зиябек Кабульдинов, этнограф, кандидат исторических наук Сулушаш Курманова и докторант ЕНУ, научный сотрудник НИИ «Алаш» Еркин Рахметуллин.

В Омском государственном историко-краеведческом музее (ОГИК), особенно в госархиве, где потрудилась экспедиция, их руководители пытались убедить автора этих строк в том, что информация о нахождении черепа султана Кенесары Касымулы в ОГИК или ГИАОО, после вручения его Петру Горчакову – не более чем легенда, неизвестно кем распространённая, но не имеющая под собой никаких оснований.

Особо подчеркну, что, интересуясь дальнейшей судьбой останков хана в Омске и Санкт-Петербурге в 2009 году, члены экспедиции не ставили своей целью непременно найти сам предмет поисков, сколько искали ответы на не менее важные вопросы: когда, куда, кем, кому – до революции 1917 года или после – и по чьему приказу или распоряжению он передан?

Сенсационное интервью академика Юрия Хорошилова, бывшего многолетнего директора Музейного фонда АН СССР, опубликованное в газете «Экспресс К» 7 февраля 2003 года, где он заявлял о том, что голова Кенесары в советское время хранилась в Гохране СССР, а сейчас – в Гохране России, несмотря на свою сенсационность, не даёт ответа ни на один из этих вопросов.В справочно-библиографическом отделе Российской Государственной библиотеки (СБО РГБ) следов «бюллетеней Музейного фонда АН СССР с перечнями экспонатов», о которых в интервью «Экспресс К» заявлял академик, где, по его словам, будто бы фигурировали останки хана Кене и его боевые знамёна, на сегодняший день не нашли. А в «Вестнике МГУ. История», начиная с 1946 до 2012 года включительно, никаких публикаций Хорошилова о восстании Кенесары и о дальнейшей судьбе его останков обнаружить также не удалось.

Между тем встречи и беседы с одним из бывших сотрудников ОГИК музея Сергеем Первых, директором омского филиала российского фонда культуры Алексеем Сорокиным и краеведом Александром Лосуновым обнадёжили. Но при работе с каталогами фондов ГИАОО экспедиция натолкнулась на неприятное «новшество». На некоторых архивных делах, касающихся восстания султана Кенесары (в делах имя мятежного султана нередко фигурирует как «Кенесара», «Кенисары», «Касимов», чаще «Касымов») и поэтому вызвавших у нас особый интерес, были проставлены грифы «ДСП», а во многих «ОЦ» – «Для служебного пользования» и «Особо ценный». Автору этих строк, имеющему более чем 20-летний опыт работы в архивах России, пришлось впервые за эти годы столкнуться с этим наследием советского прошлого. К примеру, архив КГБ СССР образца 1991 года, архив КГБ Казахстана образца 1992 и ФСБ РФ образца 1995 года (в 1995 году ещё ФСК– федеральная служба контрразведки) – самых закрытых государственных ведомств – показались более открытыми и доступными, нежели «гражданский» ГИА Омской области образца 2014 года. Поскольку в ГИАОО все дела, отмеченные грифом ДСП, выдаются только исключительно с разрешения первого руководителя учреждения. Тогда как спецслужбы СССР, Казахстана и России по первому же письменному обращению предоставляли настоящие копии документов из некогда «совершенно секретных» дел. А КГБ Казахстана образца 1992 года вообще допустил к работе в архиве без лишних формальностей.

Не менее странным показалось и то, что грифом ДСП были отмечены дела, имеющие более полуторавековую историю – к периоду восстания хана Кенесары – первой половине ХІХ столетия.

Директор ГИАОО, к кому мы обратились за разрешением, к сожалению, буквально на следующий день после нашего визита в архив, отправилась в заслуженный летний отпуск. Несколько виноватые ответы рядовых сотрудников ГИАОО, вроде «как нам сказали, так мы и сделали: обращайтесь к руководству», а ответ и.о. директора о том, что «разрешение может дать только сама директор после выхода из отпуска», лишь усилило наше недоумение. Судя по всему, это явление возникло недавно. И очень похоже, что оно – не плод собственной инициативы руководства ГИАОО, а последствия указания откуда-то сверху.

Ничего приятного не было и в грифе «ОЦ», который при заказе копий необходимых архивных документов чувствительно ударил по карману без того небогатых учёных из Астаны.

Зато неплохим утешением оказался личный архив Андрея Палашенкова, известного среди местных краеведов как «Фонд Палашенкова». Из него, безусловно, наибольшую ценность представляли две пожелтевшие тетрадные страницы с рукописным текстом, написанным простым карандашом.Эта рукопись больше похожа на набросок заметки или статьи, которая, очевидно, так и осталась незаконченной. По всей видимости, автор собирался написать именно о судьбе Кенесары: «Среди многочисленных архивных связок, хранившихся в Главном управлении Западной Сибири, здесь в канцелярии, как пишет литератор Сергей Марков, чиновники держали дело о возмутителе султане Кенесары Касымове. «Дело» имело при себе необычайное «приложение» – ПОЖЕЛТЕВШИЙ ОТ ВРЕМЕНИ КРЕПКИЙ ЧЕЛОВЕЧЕСКИЙ ЧЕРЕП С КАЗЁННОЙ ПЕЧАТЬЮ НА ЕГО ЛОБНОЙ ЧАСТИ. Это – ГОЛОВА СУЛТАНА КЕНЕСАРЫ КАСЫМОВА, ВНУКА АБЛАЙ-ХАНА...» (ГИАОО: фонд 2200 («фонд Палашенкова»), опись 2, дело № 888, лист 1).

Прежде чем делать выводы, стоит обратить внимание на личность самого автора этих строк и на того, кого он цитирует.

Андрей Фёдорович Палашенков (1886–1971), учёный, краевед, этнограф, музейный деятель, самый известный из омских краеведов, после досрочного освобождения из Карлага в 1936 году, до конца жизни прожил в Омске. С 1937 по 1943 год работал научным сотрудником Омского краеведческого музея, в 1943–1957 годах был его директором.

Сергей Николаевич Марков (1906–1979) –советский поэт, прозаик, историк, географ, путешественник, архивист, этнограф. В 1920-х годах жил в Акмоле, Петропавловске и Новосибирске.Свои первые сочинения – стихи, фельетоны и заметки – начал публиковать в 1921–1924 годах в акмолинской газете, периодических изданиях Петропавловска, Омска и Новосибирска. Много путешествовал, в 1930–1932 годах побывал в Средней Азии. Помимо художественных произведений написал историко-библиографическую повесть о Чокане Валиханове в сборнике под названием «Идущие к вершинам».

Из какого сочинения литератора Маркова приводит вышеприведённую цитату Палашенков, установить пока не удалось. Но, исходя из биографических данных этих двух этнографов, напрашивается первый вывод: до революции 1917 года и вплоть до 1930-х годов голова хана Кене не покидала пределы Омска. Причём она была прикреплена к делу о «возмутителе» как «необычайное приложение». Судя по описанию Маркова, он видел это дело вместе с приложением собственными глазами и свидетельствует, что «на лобной его части» проставлена «казённая печать».

Однако ни в музее, ни в архиве это дело обнаружить не удалось. Не исключено, что «дело о возмутителе султане Кенесары Касымове» находится как раз-таки среди тех дел, которые имеют тот самый злополучный гриф «ДСП» и под другим названием.

Нельзя исключать вероятность и того, что дело это осталось без своего «необычайного приложения», если его действительно передали в Кунсткамеру Эрмитажа, откуда оно перекочевало в НИИ этносов и происхождения человека, чтобы затем – по невероятному стечению обстоятельств – попасть сперва в Гохрану СССР, потом Гохрану РФ, как об этом в интервью «Экспресс К» утверждал академик Хорошилов. Правда, когда и как голова хана Кене попала в Кунсткамеру, он не уточняет. Но всё же из свидетельства Маркова, цитируемого А.Палашенковым в своей рукописи, следует ещё один однозначный вывод: где бы голова мятежного султана ни находилась, она имеет отличие от других себе подобных человеческих останков – «казённую печать на его лобной части».

Свидетельство Маркова о наличии «казённой печати на его лобной части» также напрочь опровергает один из чудовищных домыслов о том, что из черепа хана-бунтаря якобы сделали пепельницу для русского монарха по его просьбе.

Кроме того, в ОГИК музее находится ружьё мятежного султана Кенесары Касымулы. Это не находка «омской экспедиции». Оно является экспонатом музея уже более века! Ружьё было преподнесено в подарок первому генерал-губернатору Казахского степного края Герасиму Колпаковскому в 1882 году – спустя 35 лет после трагической гибели хана Кене. Генерал Колпаковский подарил его в том же году музею Западно-Сибирского отдела ИРГО. Экспедиции же удалось лишь выяснить имя щедрого дарителя. Им оказался казах по имени М.Дусентаев.Об этом свидетельствует черновик инвентарной описи по историко-революционному отделу Омского краевого музея от 1927 года, представленный автору этих строк Сергеем Первых, многолетним сотрудником музея...

Предварительные итоги омской экспедиции ограничиваются пока этой находкой и несколькими, но очень важными выводами. Поиски ответов на перечисленные выше и на многие другие вопросы в Омске будут непременно продолжены. К этим поискам, но уже в Москве и Петербурге, пора бы решительно подключиться и правительству Казахстана, чтобы либо потвердить утверждение бывшего директора Музейного фонда АН СССР Юрия Хорошилова, либо его окончательно опровергнуть, что голова хана Кенесары Касымулы и знамёна его войска находятся в Гохране России.

Он также заявлял, что «общий список «сувениров», унесённых тогда русскими сотниками из казахстанских степей – это около трёхсот предметов», что «при должном напоре и стремлении решить этот вопрос на государственном уровне получится быстро и без суеты».

Султан ХАН АККУЛЫ,
директор НИИ «Алаш»
ЕНУ им. Л.Гумилёва