Если неискушённому читателю назвать имя Татьяны Сотниковой, большинство лишь недоумённо пожмёт плечами. Но стоит объяснить, что Татьяна давно пишет под псевдонимом "Анна Берсенева", и те же люди начнут сыпать восторженными отзывами, поскольку Берсенева давно и прочно вышла на рынок отечественной литературы и по праву считается одной из лучших писательниц России. Кроме этого в заслуги Берсеневой можно записать громкий успех сериала "Орлова и Александров", где она была автором сценария вместе с супругом, а также то, что именно она много лет назад дала путёвку в жизнь писательнице Дарье Донцовой.

Её книги – это история целых поколений в различных жизненных ситуациях, не надуманные, не наигранные, наполненные искренностью и подлинными чувствами, – тем, что делает из Берсеневой звезду номер один в жанре современного женского романа.

– Анна, у вас огромный опыт написания романов о любви, причём романов вкусных, отличных от большинства и совершенно не похожих на смехотворные творения о графинях и садовниках. Существует ли какой-то рецепт, как написать отличный роман о любви и не скатиться в пошлость?

– Вкусными я бы ничьи книги не назвала. Это только о еде можно сказать, по-моему. А рецептов в творчестве не существует вообще. Когда ты начинаешь работать над текстом (картиной, спектаклем и тому подобным), начинает работать твоя личность. Всё, что ты уже прочитал, пережил, подумал, почувствовал к тому моменту, когда работа началась. Имитировать всё это невозможно, приобрести по инструкции – тоже. Так что нет рецептов, нет.

– Ваши книги довольно откровенны, изобилуют постельными сценами, но при этом вы умудряетесь балансировать на грани, не скатываясь в откровенное порно. Читали ли вы книгу "50 оттенков серого", и если да, что думаете о ней?

– Я бы не сказала, что мои книги изобилуют постельными сценами. Их не больше, чем это необходимо, для того чтобы описываемое в книге общение людей, любящих друг друга, воспринималось читателем как реалистическое, а не гипотетическое. Писать такие сцены нелегко по единственной причине: в русской литературе, в отличие от англоязычной, да и литературы на других языках, итальянском, например, просто нет соответствующей лексики, которая находилась бы в рамках именно литературы, не переходя в медицинский формат. Это всегда создаёт трудности для переводчиков. А выдумывать эвфемизмы в этой сфере – крайняя пошлость. Но поскольку я пишу не о физиологической стороне любви, а просто о любви, обо всех её проявлениях, удаётся обходиться обычной литературной лексикой. "50 оттенков серого" я начинала читать, но книга эта меня не увлекла никакой своей беллетристической составляющей – ни сюжетом, ни характерами. Но ничего не имею против того, что она увлекла большое количество других людей. У каждого свои ожидания от книг.

– Меня откровенно впечатлила ваша книга "Опыт нелюбви". И если говорить о героинях ваших коллег по перу, то героини Устиновой часто не слишком красивы, с лишним весом, в ожидании принца, героини Донцовой – легкомысленные и неунывающие дамы средних лет, у Поляковой – это красавица-авантюристка, непременно влюбляющаяся в плохого парня. Если искать общую черту героинь Берсеневой, то это…

– У моих героинь нет общей черты. Я пишу о людях – и героинях, и героях – разных во всех отношениях: по характеру, по возрасту, по социальному положению, по взглядам на жизнь. Единственное, что их объединяет – человеческая содержательность. Это я не для того говорю, чтобы себя как автора похвалить, а только для того, чтобы объяснить, что просто не могу писать о людях, которые ничего собой не представляют как личности. Мне неинтересно было бы о таких писать. Так что – содержательные личности, только они. А уж какой у них вес и в кого они влюбляются, это не задаётся как условие.

– Кстати, о Донцовой. В своей автобиографии она рассказывала, что путёвку в жизнь дали ей именно вы, оценив одну из первых книг. Довольны ли вы, что, образно говоря, выпустили из бутылки этого джинна, и не возникало ли у вас писательской ревности к успеху Дарьи Аркадьевны?

– У меня в принципе не возникает писательской ревности ни к кому. Я радуюсь, когда появляются интересные авторы в любом жанре. Я же не только писатель, но и активный читатель, мне интересные книги как воздух нужны! Ну а рукописи Донцовой я прочитала когда-то как рецензент издательства "Эксмо", и мне сразу стала очевидна витальная сила этого автора. Она проявлялась, в том числе, через юмор. Так что я очень рада, что смогла обратить на Донцову внимание издателей.

– Вернёмся к "Опыту нелюбви". Героиня этой книги умна, но при этом неустроенна, и некрасива. Если говорить о ваших героинях, то, кажется, вы сознательно уходите от темы роскоши и гламура. Вам интереснее простые люди? Почему бы, по примеру, коллег не сделать главных героев роскошными во всех отношениях?

– Роман "Опыт нелюбви" – вторая книга трилогии "Подруги с Малой Бронной". Герои этой трилогии переходят из книги в книгу, но в каждом романе главным становится кто-то один из них. Вот, в "Опыте нелюбви" Кира Тенёта – такая, какой я её описала. В других романах и героини другие. Но вообще у меня нет задачи делать их роскошными или бедными, простыми или знатными. Мне кажется важным то, о чём уже сказала: написать о людях, содержательных в личностном отношении.

– Вы являетесь образцом не только успешной, но и очень трудолюбивой дамы, ковавшей успех годами. Как часто вам приходилось слышать отказы на книги и сценарии?

– У меня нет опыта отказов в публикации романов. Как-то до сих пор удавалось убеждать издателей: то, что кажется важным мне, увлечёт и ещё некоторое число людей. Пока мы вместе с издателями в этом не ошибались. И особенно я им благодарна, кстати, за то, что они публикуют мои новые книги – а действие в них происходит здесь и сейчас – без оглядки на политические обстоятельства, без цензуры. Я пишу о происходящем сейчас так, как считаю нужным. Вообще-то это само собой разумеется, это записано в нашей Конституции. Но в реальности это не всегда так. Вот, у меня пока так.

Но сказать, что моя литературная биография катилась как по маслу, я не могу. В 1998 году, когда случился дефолт, "Эксмо" вообще закрыло все книжные серии кроме двух детективных. У людей просто не было тогда денег на книги, издательство не могло работать в убыток. Главный редактор предложил мне: напишите детектив – даже читать не буду, сразу в типографию. И, в общем-то, я могла бы написать детектив, я понимаю, как это сделать, много лет рецензировала детективы, у меня нет никакого предубеждения к этому жанру. Но мне хотелось писать то, что я пишу. И я решила дождаться, пока издательство выберется из кризиса. Четыре года пришлось ждать, между прочим.

Всё это время я не издавала ничего, занималась журналистикой. Что оказалось хорошо, кстати: я много ездила тогда в очень интересные командировки, встречалась с интереснейшими людьми. Так что эти годы даром не прошли, безусловно. Ну а сценарии я всё-таки пишу уже тогда, когда существует твёрдая договорённость с продюсерами, и я вижу, что они действительно намерены работать. Писать сценарии в пустоту – странноватое занятие, по-моему, они должны быть основой для кинопроизводства, а не средством самовыражения. Есть несколько сценариев, которые приняты, но пока не осуществлены как фильмы. Но, надеюсь, это дело времени. Если, конечно, нас всех в будущем ожидает время, а не безвременье, в которое мы скатились сейчас.

– Если говорить о труде, как вы относитесь к так называемой быстрой славе? Я имею в виду "мыльные пузыри" вроде героев реалити-шоу, пишущих мемуары о себе любимых и неплохо их продающие, кстати. В чём, на ваш взгляд, секрет их успеха? Пресловутая история узнаваемой обезьяны из телевизора?

– Если книга написана бессодержательным в личностном отношении автором, её успех развеется очень быстро. Да и вряд ли успех вообще будет, кстати. Читатели и телезрители – эти категории людей расходятся всё дальше и дальше. Следует поблагодарить за это телевидение, которое промывает мозги настолько, что уже буквально выжигает их, из-за чего телевизор намертво выключают люди, способные мыслить и читать.

– Одна из ваших самых ярких сценарных работ – сериал "Орлова и Александров", сценарий которого вы писали вместе с супругом Владимиром Сотниковым. Мне показалось, что изначально материала было гораздо больше и только тесные рамки эфира не позволили раскрыть историю одной из самых красивых пар кино глубже. Как вам работалось над этим проектом?

– Это была интереснейшая работа! Действительно материала было так много, что приходилось ограничивать себя возможностями экранного времени. Трудность была и в том, чтобы отделить правду от легенд, которых в биографии Любови Орловой половина, если не больше. Но главная трудность, с которой мы, надеюсь, справились, заключалась в том, чтобы наша любовь к этим героям (а она возникла во время работы над сценарием, безусловно), наше понимание масштаба их личностей, – чтобы всё это передалось зрителям. Вообще, мы с мужем вместе работаем только над сценариями, писательская манера у нас совершенно разная, прозу мы пишем по отдельности. И никаких проблем в случаях совместной сценарной работы не возникает. Кино же вообще коллективный труд, на всех его этапах. Поэтому возможна и совместная работа над сценарием, безусловно.

– Помимо "Орловой и Александрова" в вашей кинобиографии ещё несколько масштабных сериалов, например "Ермоловы". Не возникает ли у вас соблазна раз и навсегда завязать с литературой? Ведь сериалы оплачиваются лучше? Или же душа требует?

– "Ермоловы" – это экранизация моей трилогии, я рада, что появился этот телефильм, хотя не все в нём получилось так, как я написала в сценарии. Вообще же, когда меня спрашивают, что мне больше нравится – работать над книгой или над сценарием – то всегда ожидают ответа: конечно, над сценарием, ведь это лучше оплачивается. Но, представьте, конечно, над книгой. Это даже невозможно сравнивать, по-моему. Ты всегда знаешь, что сценарий станет только малой частью коллективного труда, что в него вмешается множество людей и что в итоге от него останется нечто лишь отдалённо похожее на написанное тобой. Так устроено кино, ничего с этим не поделать. А книга – только твоя. И чувства, что ты создаёшь мир, которого без тебя не было, – ничто не заменит.

– Когда книгу экранизирует, не только у автора, но и у читателя порой возникает диссонанс непопадания актёра в образ. Довольны ли вы тем, как были подобраны актёры на роли ваших персонажей?

– Не всегда, но в основном довольна. Мне в этом смысле везло.

– Совместное творчество не складывает с вас обязанности жены и матери? Не возникают ли ситуации, когда у вас в работе, скажем, постельная сцена, а над ухом дети просят обед? И что в такой ситуации делать? Ведь зачастую родные не слишком серьёзно относятся к работе писателя: что такого, сидит мать дома и тюкает по клавишам…

– Наши сыновья всегда очень уважительно относились к работе родителей. И всегда вели себя очень самостоятельно, даже в раннем возрасте. Конечно, бытовых проблем, когда они были маленькими, было очень много, но дети, как и мы с мужем, понимали, что не быт (впрочем, он у нас был упорядочен даже в сложных условиях) создаёт основу жизни. Ну и не могу сказать, что я лишала внимания кого-то из родных людей ради чего бы то ни было. А сейчас дети уже взрослые, и им практически только внимание от родителей и нужно. Быт свой они организуют уже сами.

– Существует такое понятие как писательское проклятие, когда, не имея возможности или желания ответить обидчику, автор наделяет определённый персонаж чертами своего врага, а тот в итоге и в реалиях "ловил" судьбу персонажа. Случалось ли вам мстить своим недругам, описывая их в книгах?

– Не случалось. В книгах у меня другие задачи. Такая мелочь как личная месть вообще вне творчества находится, по-моему.

– Если говорить о понятиях "не могу" и "не хочу" – о чем писательница Берсенева никогда не сможет написать? И о чем никогда не захочет?

– "О чём" – не знаю. А вот "как" – знаю точно. Не смогу написать так, как не захочу. Вне свободы – не смогу. Да и не сочту нужным. В угоду чему бы то ни было и кому бы то ни было – власти, конъюнктуре. Бродский был прав: словесность – дочь свободы.