Всё очевидно, ведь, по идее, реализуя политику инфляционного таргетирования, то есть имея в качестве своей главной и чёткой цели сдерживание инфляции, Национальный банк Казахстана способен принести благо и тем, и другим.

В теории банк, таргетирующий инфляцию, прозрачен, экономическим агентам понятны его текущие и известны будущие шаги, степень доверия к нему высока, он независим, ну и самое главное, уровень цен находится под контролем.

В казахстанских реалиях ситуация несколько иная, ведь создаётся впечатление, что Национальный банк не инфляцию таргетирует, а бюджет наполняет, активно поддерживая интересы крупных экспортёров.

Свободно плавающий курс национальной валюты был введён в Казахстане в прошлом году. Вводился он не с первого раза: сначала регулятор "боялся плавать", а затем взял ориентир на рыночное равновесие.

На сегодня мы имеем постановку условий, при которых Национальный банк вмешивается в курсообразование: во-первых, в целях сглаживания резких колебаний курса; во-вторых, когда валютный рынок атакуют спекулянты, и нет никакой закономерности в том, что на нём происходит; и в-третьих (о чём Национальный банк не говорил), в некоторых случаях, когда это не будет мешать достижению ценовой стабильности.

Где-то соблюдая, а где-то не соблюдая эти условия, Национальный банк заявлял, что привёл тенге к паритету с мировыми валютами.

Курс, конечно же, нестабилен по своей природе, так как на него влияет большое количество факторов. В нашем случае, председатель Национального банка неоднократно повторял, что если цена на нефть пройдёт критическую отметку, то мы увидим соответствующую корректировку курса национальной валюты.

Так оно и есть, на 88% динамика ВВП нашей страны зависит от цены на нефть. На курс, если он свободно плавающий, это, разумеется, тоже распространяется. А учитывая, что порядка 82% казахстанского экспорта – это энергоресурсы, то это распространяется и на бюджет.

Именно поэтому при снижении стоимости нефти выгодно ослабление тенге, ведь только так можно компенсировать недополученные деньги.

Поэтому центральные банки, которые управляют курсом национальной валюты, в случаях критического снижения стоимости основного источника экономической стабильности (в нашем случае – нефть) проводят девальвации. Раньше к таким банкам относился и наш ЦБ.

Но давайте вернёмся к тому, с чего начали: чьи интересы Национальный банк защищает на валютном рынке?

Политика "свободно плавающего валютного курса" на самом деле не является таковой в нашей стране. Её целью является поддержка экспортёров, а значит, Национальный банк сдерживает укрепление тенге.

Вот уже два месяца регулятор в своих пресс-релизах о ситуации на финансовом рынке сообщает: "Национальный банк на внутреннем валютном рынке проводил интервенции в виде покупки иностранной валюты. Проведение данных операций было обусловлено превышением предложения иностранной валюты над её спросом. Изменение соотношения спроса и предложения на рынке связано с ростом привлекательности тенговых инструментов и смещением валютных предпочтений населения".

При этом Национальный банк неоднократно высказывал опасения относительно того, что в текущих условиях укрепление тенге негативно отразится на платёжном балансе и на экономике в целом, ухудшая конкурентные условия для национальных товаропроизводителей.

Но вот как на деле поступает Национальный банк на валютном рынке.

В марте курс тенге укрепился на 1,5%, достигнув максимального значения 347,96 тенге за доллар. Нефть в марте подорожала на 8,4% – с 36,55 до 39,61 долларов за баррель. А колебания внутри месяца вообще доходили до +14%.

С точки зрения логики всё верно: нефть растёт – тенге дорожает. Да и темпы укрепления тенге не должны зеркально совпадать с темпами роста цены на нефть. Но реакция центрального банка должна быть одинаковой как в случае её роста, так и в случае снижения.

Посмотрим детальнее на периоды роста/падения нефти и тенге и на то, что делал Национальный банк в этих случаях. В первой половине марта тенге укрепился на 1,6%. За это время (до 10 марта) нефть подорожала на 10,1%. То есть тенге дорожал почти в 7 раз медленнее, чем нефть.

Однако уже в апреле происходила некоторая коррекция цены нефти. За первую неделю апреля нефть подешевела на 3,3%, а тенге на 0,6%, то есть в 5 раз меньше. Но уже с 13 по 20 апреля национальная валюта ослабла на 2,3%, против удешевления основного экспортного товара на 3,3%.

То есть Национальный банк не одинаково реагирует на изменение стоимости нефти. В случае увеличения её цены он замедляет темпы роста курса тенге. Но когда нефть начинает падать, ЦБ допускает большее по объёмам ослабление тенге.

Подобная логика действий главного банка страны заметна и в этом месяце. До 10 мая нефть подешевела на 7%, а тенге ослаб на 2% (с 327,66 до 334,6), что в 3,5 раза меньше. Но до конца текущей недели нефть выросла на 11,3%, а тенге почему-то подорожал лишь на 1%, а значит, в 11 раз меньше.

Так и есть. Национальный банк допускает своими действиями более быстрое обесценивание тенге, замедляя при этом его укрепление. Регулятор не идёт против тенденции, но он манипулирует курсом в чьих-то интересах, что никак не назовёшь свободным плаванием. Разве что "плаванием с препятствиями".

Поддерживает ли подобная политика конкурентоспособность национальных товаропроизводителей? Не совсем. Она направлена на поддержку интересов экспортёров, которым выгоден слабый тенге. Для того бизнеса, который работает на внутреннем рынке, слабый тенге, напротив, невыгоден. Тем более с учётом того, что в первом квартале замедлились темпы снижения индекса реального эффективного обменного курса (РЭОК) тенге к рублю, что свидетельствует о снижении конкурентоспособности казахстанских товаров относительно российских.

А учитывая, что порядка 60% потребительской корзины в нашей стране приходится на импортные товары, слабый тенге напрямую оказывает влияние на их стоимость, а значит, и на инфляцию в Казахстане.

Политика поддержки экспортёров у нас не нова. В 2011 году премьер-министр Карим Масимов публично предъявлял претензии к Национальному банку, что тот чрезмерно укрепляет тенге, снижая тем самым конкурентоспособность производства. Тогда Григорий Марченко весьма образно возразил премьеру: "Если в отдельно взятом организме наутро засуха, это вовсе не значит, что в стране не хватает воды".

Так что сегодня ситуация с поддержкой интересов экспортёров, которые обеспечивают львиную долю бюджетных поступлений, не удивительна. А зная вышеописанную ситуацию, можно поставить вопрос об операционной независимости Национального банка от Правительства.

Любопытно, что даже неофициальный способ определения паритета покупательной способности валют при помощи Big Mac Index говорит о том, что тенге сильно недооценён относительно доллара.

Стоимость Биг-Мака в Америке составляет 4,93 доллара, а в Казахстане 2,4 доллара (800 тенге). Выходит, что курс тенге значительно занижен к доллару США.