В Советском Союзе не было презренных профессий. Это было принципом основополагающим. Так что на курорте в Крыму или в Пицунде в одном номере могли, например, запросто поселить профессора из МГУ и сантехника из Свердловска. А в другом – чабана из Джамбульской области и мелкого партработника из Латвии. Это потому, что для всех для них действовали равные социальные гарантии и одинаковые профсоюзные льготы. (В те коммунальные времена в гостиницах, санаториях и домах отдыха к тому же практически отсутствовали варианты одноместного расселения, и любому отдыхающему-одиночке предстояла неизбежная перспектива сожительства с незнакомцем – это была своего рода лотерея).
В СССР считалось, по крайней мере официально, что человек труда – ценен сам по себе. И нет разницы, где он работает. Главное, что работа есть, и самое важное, как он с ней справляется. Потому и в наших школах в те времена практиковались регулярные экскурсии туда, где работали наши родители. Или же просто – на ближайшие производства. Тем более, что у каждой советской школы был обязательно свой "шеф" – какое-нибудь рядом стоящее предприятие.
Во время этих экскурсий можно было не только узнать, но и пощупать взрослую жизнь, соприкоснуться с тем, что ещё только маячило на дальней периферии твоей начинающийся жизни. И, скажу по себе, это были увлекательнейшие моменты практического миропознания! Открытие окружающего всегда завораживает любого нормального ребёнка, когда же всё ещё можно потрогать собственными руками и взрослые не кричат тебе то и дело "не лезь!", "упадёшь!", "отойди подальше!", а напротив, позволяют побыть немножко с ними на равных, чего-то покрутить, чего-то понять, осознать значение своего рабочего места, словом, поприсутствовать в их взрослой жизни – это притягивало вдвойне.
Неслучайно каждая такая школьная экскурсия на производство была для нас маленьким праздником. Куда бы она ни направлялась – на ближайшую автобазу, или на строительство Капчагайской ГЭС. Помню, как в начальных классах нас знакомили с мехмастерскими, которые находились в закрытой зоне Института ядерной физики. Огромные станки, краны, двигавшиеся по рельсам под потолком, звуки работающей техники, запахи химикатов и смазок – всё это произвело должное впечатление. А особенно – электролитическая ванна, в которую погружали какие-то обрезки и детали, покрывая их поверхность блестящим слоем металла.
Однако не меньшее впечатление произвело и посещение коровника "на бригаде" ближайшего совхоза имени Панфилова. Где на наших глазах добрые тётечки в белых халатах (в теоретически белых) не только кормили и поили, но ещё и доили флегматичных бурёнок. И тут же потчевали нас, юных экскурсантов, пенистым парным молоком. Оттуда в памяти засело патриархальное мычание коров, смачное трумканье молочных струй по стенкам цинкового ведра, запах свежего сена и ещё более свежего навоза.
А одна из последних школьных экскурсий, в которой мне довелось поучаствовать, случилась уже после окончания школы, когда я, ленинградский студент, на выходные мотался ночными поездами в Таллин, где жила моя подруга, ещё не окончившая десятый класс. Однажды она и сделала мне предложение, от которого я не смог отказаться. Раствориться среди её одноклассников и вместе с ними пройти экскурсией по цехам знаменитой кондитерской фабрики "Калев", работавшей в те годы в основном на экспорт. От посещения эстонского конфетного гиганта осталось чувство гордости за качество продукции, которой мы не видели на прилавках, и… глубокое отвращение к шоколаду, на который я не мог смотреть без содрогания несколько месяцев. На фабрике нам разрешили пробовать всё, что только текло по конвейерам, но с условием, что ни одна конфетка не будет вынесена за проходную.
Ну, а на этих снимках – школьная экскурсия на почту. Точнее – на 82-е почтовое отделение Алма-Аты. Почта эта, кстати, доселе сохранила своё место в том же самом помещении, на первом этаже здания поссовета (а ныне – поселкового акимата), где и появилась в самом начале своего существования. Время же съёмок, предположительно, год 1967-68.
Раньше каждый знал номер своего почтового отделения не хуже, чем собственный адрес или домашний телефон. "Алма-Ата 82" – было почтовым названием нашего посёлка и тем адресом, на который приходили корреспонденции не только со всех концов Союза, но даже и из-за границы. Своеобразный код, до сих пор хранящийся в памяти многих.
Любому советскому жителю название его почтового отделения было знакомо сызмальства ещё и потому, что каждого из нас родители приучали к эпистолярной деятельности сразу, как только школа выучивала писать. По крайней мере в том потоке, который несколько раз в году (23 февраля, 8 марта, 1 и 9 мая, 7 ноября и, конечно же – Новый год) захлёстывал и 82-е почтовое отделение, и всю почту СССР, были и наши открытки-капельки.
И потом, поразъехавшись по Союзу после окончания школы, все мы продолжали держать связь с домом через ту же почту. "Алма-Ата 82". Присылая домой открытки-поздравления, телеграммы-молнии ("Скучаю шлите деньги") и письма-отчёты, получая обратно денежные переводы, продуктовые посылки с яблоками и ценные бандероли с тёплыми носками.
Отсюда же, с почты, осуществлялись междугородние звонки. Для них были оборудованы две кабинки со стеклянными дверями. И хотя наши дома и квартиры были почти сплошь телефонизированы, многие предпочитали звонить с почты – здесь, среди других, бесконечное время ожидания соединения тянулось не так фатально.
На почте подписывались на любимую периодику – "Пионерскую правду", "Юный натуралист", "Юный техник", "Моделист-конструктор". И даже умудрялись пополнять свои филателистические коллекции и собрания открыток. Ну, а почтальон "с толстой сумкой на ремне", был знаком всем и каждому. И знал всех и каждого. Так что многая корреспонденция зачастую просто переходила из заветной сумки в руки случайно встреченного на улице адресата.
Но в свой почтовый ящик все всё равно заглядывали по несколько раз в день. Это был своеобразный ритуал в те счастливые времена, когда никто не помышлял ни о каком интернете, и все излагали свои мысли и чувства от руки, на бумаге, успевая подумать над смыслом фраз.
