Глубокомысленные размышления про необратимые изменения в окружающей среде и грядущую экологическую катастрофу хотя и родились не сегодня, но массовый характер приняли именно в новом тысячелетии. Солидные авторы, комментаторы и простые пользователи соцсетей ссылаются на авторитетные результаты маститых исследователей и анализы всяческих озабоченных организаций и пугают друг друга неизбежным концом света. Но чтобы осознать всю степень серьёзности обсуждаемой проблемы, необязательно кивать на чужие авторитеты, достаточно вглядеться в собственное прошлое.
Моё детство пришлось на 60-е годы (двадцатого, разумеется, столетия), а прошло в Алма-Ате и под Алма-Атой. Под Алма-Атой – в научном городке Института ядерной физики, в котором я жил с самого его основания и который рос вместе со мной (или – я вместе с ним).
Вокруг в те изначальные, почти былинные теперь уже, годы простиралась классическая "пересечённая местность". Со множеством элементов первозданной природы – холмами, балками, оврагами и курганами. Степные по природе своей окрестности обильно поросли всякой древесной и кустарной растительностью нерукотворного и рукотворного происхождения. Поля колхозов-совхозов в те годы ещё не были выглажены бульдозерами, свободные места не были застроены дачами, а лесополосы не были вырублены на дрова.
Так что вполне естественно, что наша тогдашняя жизнь была куда ближе к природе, чем жизнь нынешних жителей посёлка. Любимым способом времяпровождения и обычным воскресным отдыхом земляков, особенно в первые годы, были пикники за околицей, походы за речку (досточтимую Цыганку), обязательные весенние выходы за подснежниками, за тюльпанами (всего этого тогда было в достатке в непосредственной близости от посёлка), по грибы, за тёрном. Оно и понятно – в самом посёлке тени и уюта в несколько первых лет существования было немного. Потому отдыхать на такую близкую природу выходили капитально, на целые выходные дни, стелили в пахучей траве принесённые одеяла и… отрывались по полной!
Что до самой окружающей природы, то, в те первые годы, она по инерции всё ещё не могла осознать своих новых границ, и постоянно вторгалась на территорию, уже отторгнутую у неё людьми. Уже – враждебную. На улицы частенько забегали лисы, обитавшие в окрестных терновниках, а по садам, ещё не ограниченным никакими заборами, запросто шныряли симпатичные ёжики. Черепахи, которых в изобилии собирали по полям, считались ординарными и привычными домашними любимицами. Тихие жабы, выползавшие на вечернюю зорьку, были неизменными спутниками вечерней прохлады.
Зимой снег в окрестных полях и балках был исчерчен характерными цепочками лисьих следов. Ходить по ним на лыжах и распутывать нехитрые истории рыжих хищниц, мышкующих или промышляющих неосторожными птицами – вот было истинное наслаждение для всех, увлечённых живой природой. А когда я, верный читатель "Юного натуралиста", научился лучше распознавать следы, то с удивлением обнаружил, что среди многочисленных собачьих отпечатков в окрестностях посёлка встречаются и удлинённые оттиски волчьих лап!
Все эти обычные представители нашей "первобытной фауны" давно стали достоянием прошлого не только на улицах современного городка, но и в ближайших его окрестностях. Заборы, собаки, люди, скот, структурные перемены в сельском хозяйстве, успехи большой химии – всё это вкупе привело к тому, что животная жизнь постепенно угасла и исчезла. Выходя нынче на зимнюю целину, в большом отдалении от жилья, можно ещё натолкнуться на единичные лисьи цепочки, редкость которых лишь подчёркивает печаль свершившихся перемен.
А наиболее привычными персонажами "доисторической" фауны, широко представленной в 60-е годы, были многочисленные змеи, особенно часто встречавшиеся на нашей окраинной улице Садовой. Змеи свободно ползали не только вокруг домов, но и нередко забирались вовнутрь (об этом, впрочем, я уже вспоминал). Всех змей, за исключением ужей, автоматически причисляли к "гадюкам" и тем самым приговаривали к безжалостному истреблению. Последний раз змею я видел в окрестностях посёлка лет пять назад, километрах в двух от жилья, в одном из сохранившихся массивов тёрна.
С птицами всё сложнее, хотя и тут перемены разительны. Практически перестали появляться такие обычные некогда степные обитатели, как удоды. Повсеместно исчезли скворцы, для которых каждую весну на молодых деревьях вывешивались новые скворечники (это было своеобразным весенним ритуалом пионеров и школьников). Воробьи перестали оживлять своим неистовым чириканьем залитые светом застрехи. Прекратили назойливо черкать небеса ласточки, а в ранние годы они, помнится, даже устраивали свои причудливые гнёзда под крышами на расстоянии вытянутой руки. Даже соловьи, из-за бесконечных трелей которых когда-то было так проблематично уснуть в саду, теперь поют где-то в отдалении. То же произошло и с перепёлками, крики которых долетали прежде из окрестных полей на улицы посёлка при каждом восходе и закате.
Хотя появились и новосёлы. Крикливые майны, выжившие скворцов, красивые жёлтые иволги, большие синицы, потеснившие неугомонных воробьёв нашего детства, невидимые кукушки и монотонно кричащие по ночам совки-сплюшки. А ещё – серые крысы, о которых мы раньше и не слышали.
Если говорить о природной среде вокруг посёлка в целом, о той самой заветной пересечённой местности нашего детства, то за полвека она поменялась кардинально и до неузнаваемости. Окрестности лишились всех крупных деревьев, уничтоженных браконьерами и дровосеками в мутные 90-е годы. Пропали и снивелированные аграриями курганы – наши лыжные горки, на которых мы когда-то самозабвенно проводили короткие зимние дни. Курганы эти, между тем, были своеобразными микрозаповедниками, анклавами первозданной среды среди распаханной целины. Ушли в прошлое и живописные весенние пригорки, поросшие сплошными коврами цветущих подснежников и тюльпанов. Они начинались сразу, как только заканчивались поселковые улицы.
Интересно, что, за последние годы стремительно заросли многочисленные тропы вокруг посёлка. Те, по которым наши поселковые жители гуляли многие десятилетия. В полях и за речкой ныне крайне редко можно встретить праздно гуляющих. Земляки отчего-то практически перестали интересоваться окружающей природой. Так сильно поменялись люди? Или так сильно изменилась природа – стала совсем неинтересной для людей?
