Начало 90-х было ознаменовано возвращением к вере и церкви. В те годы я часто бывал в Тургене. "Бывал в Тургене" – это значит бывал в тамошнем храме. Почему? Потому что тянуло. А тянуло, потому что это был "мой храм", в котором служил "мой пастырь". Что бы ни твердили церковники о людях, приходящих в церковь ради Бога и не должных отвлекаться на всякие внутрицерковные казусы, именно священник является связующим звеном между церковью и верующими, основным моментом, который для большинства прихожан и стоит за понятием "церковь".
Тургеньский храм Михаила Архангела и его настоятель отец Георгий Гуторов и воплощали для меня в начале 1990-х всю православную церковь. В храм тянуло не по традиции, не на праздник, не разумом. А душой и сердцем. Потому что ту благость, которую источали эти светлые и радостные своды, пропахшие ладаном и свежими стружками, и ту искренность, которая исходила от этого необычного священника, я больше не встретил нигде. Личность пастыря – непритворного, умного, начитанного, в меру неистового и всегда благорасположенного – сливалась с храмом воедино, образуя идеальную среду для умиротворения неприкаянных душ, истосковавшихся от безверия и опустошённых ложью.
Тогда, в 90-е, потребность людей восполнить эту нутряную пустоту была особенно вопиющей. Люди искали хоть какой-то выход. И редко кто минул в те годы дверей церкви, мечети или синагоги. Здесь, в Тургене, запоздалый вход в храм был для зрелых неофитов каким-то ненавязчивым, простым и естественным.
И я был далеко не единственным, кого очаровали эта восстановленная церковь и её священник. На службы, а особенно по праздникам, площадка перед воротами была забита автомашинами. Паства собиралась сюда не только из прихода, многие приезжали из окрестных сёл и даже из Алма-Аты. А были и такие, кто специально переезжал в Тургень только ради того, чтобы быть поближе к этому святому месту.
И оно того стоило! По себе сужу – никогда и негде я не был ближе к церкви, чем в те годы в Тургене! И когда по каким-то внутрицерковным причинам о. Георгий Гуторов был разлучён со своим храмом, это послужило… началом моего возвращения к атеизму.
А впервые я попал сюда осенью 1991-го. В то время старые храмы Семиречья ещё не оправились от того полуразрушенного и одичалого состояния, в котором пребывали после нескольких десятилетий атеистического террора. В Талгаре служба шла в маленьком молельном доме, а в Иссыке старые стены ещё только передали верующим. Оттого-то таким нереальным и фантастическим предстало чудесное видение на восточной окраине Тургеня.
Свежая краска делала облик храма радостным и новым. А внутри ещё вовсю шли столярные работы – меняли полы.
Я знал по книгам, что храм Михаила Архангела был сработан в Тургене (бывшем селе Михайловском) из стволов тянь-шаньской ели первопоселенцами ещё в 1864 году и мог, таким образом, считаться патриархом среди православных церквей Семиречья. Тем разительнее было увиденное.
– Здесь были и клуб, и кино, и мастерские. В клубе танцевали так, что вышаркали пол чуть не до дыр – вот приходится менять, – рассказывал о типовой судьбе своего храма его настоятель и восстановитель. – Когда я впервые вошёл сюда, мне было страшно, ведь место это, в конце концов, оказалось самым настоящим притоном – местные жители предпочитали обходить его стороной…
– Но обо всех трагедиях, здесь произошедших, знают только эти стены. Последнего священника, который служил тут до меня, отца Михаила, убили в 1931-м, немного раньше, в 20-м, забрали и увезли отца Полиевкта. Когда мы копали водопровод, то наткнулись на останки человеческие со следами насилия…
– А вот там, на въезде, могила со звездой. Я к ней не подхожу. Говорят, там закопан председатель сельсовета, некий Митрофан. Его запомнили как зверя, а не человека. Когда кто-то не вынес и прибил этого Митрофана, тот несколько дней валялся вот тут за алтарём – никто не хотел хоронить его.
…С того момента, как отец Георгий внёс в осквернённый храм первую свечу, пошёл к тому времени уже четвёртый год. И всё это время службы среди ремонта шли, не прекращаясь ни на день. И с каждым днём священник чувствовал, что всё больше и больше нужен людям. По воскресеньям сюда начали наезжать аж из самого Чилика. Понятно, что возрождавшийся храм стал предметом радости и гордости для самих тургенцев.
Хотя работы ещё не были закончены, новенький резной иконостас был уже обретён. Резали его мастера из Троице-Сергиевой лавры, а расписывал иконописец из Никольского собора о. Андрей.
– Вот здесь я попросил написать Богородицу в образе так называемой "Державной Богоматери". По преданию, первая такая икона была явлена в день отречения Николая II. Царица Небесная, покровительница и заступница, как бы взяла в надвигающемся хаосе бразды правления в свои руки. Сегодня нам, пожалуй, как никогда, необходимо заступничество Богоматери – кризис духа достиг своей критической отметки...
…После этого я много раз приезжал в Тургень просто так, и мы подолгу беседовали с отцом Георгием в пропахшем свежей древесиной храме близ чудесного резного иконостаса. О чём? Да о чём угодно. Повторюсь, этот священник мог поднять и поддержать любую тему – оставаясь на своих выстраданных позициях, приличных сану, и в то же время, не скатываясь до казённых заученных "партийных фраз" из Писания, которыми многие "батюшки" прикрывают свою внутреннюю скудость и несостоятельность.
С каждым новым приездом я видел отрадные перемены вокруг и внутри, встречал новых людей, неравнодушных и искренних. Из того времени и от того храма остались многочисленные снимки, часть из которых я привожу сегодня.
Весть о страшном пожаре, в результате которого был уничтожен Михайло-Архангельский храм в Тургене, потрясла, ибо я понимаю, чего лишилось православие в Казахстане. Правда, для меня это было не первое потрясение с тех пор, как я "открыл" Тургень. Первое – это когда храм лишился своего настоятеля и восстановителя, священника Георгия Гуторова, неожиданно переведённого в Алматы.
Незадолго до своего неожиданного перевода на другое место, он как-то признался, что его заветная мечта – до конца жизни жить в Тургене и служить в этом храме. Но человек предполагает, а начальство располагает. Отец Георгий, в конце концов, вообще оказался за пределами Казахстана – в Москве. Не знаю, где он и что с ним, но почему-то думаю, что, если бы его вновь позвали восстанавливать храм, он бы откликнулся без промедления.
