Ба, я гей! Откровения ЛГБТ-подростков об истинной жизни в Казахстане

Хотела бы я, чтобы моих детей учила такая учительница? Пожалуй, да. Я была бы не против, если бы с ними занималась Настасья. Она начитана, эрудированна, иронична, очень современна и тактична.

"Мне всегда было интересно ходить в туалет с девочками, как бы глупо это ни звучало, – призналась Настасья. – И в возрасте 14 лет я поняла, что моя дружба с одной девочкой очень крепко завязалась, и я подумала: "А что, если это больше, чем просто дружба?"

Настасья почти час рассказывала обо всём, что с ней произошло за недолгую жизнь… ЛГБТ-подростки в Казахстане существуют. Они ходят с нами по одним улицам, сидят за одной партой, едут в одном автобусе. Но мы их не замечаем. Они вынуждены вести двойную жизнь: одну для общества – чтобы оно тебя принимало, а другую, собственную, – тайно. "Открытая Азия" выслушала истории таких подростков и узнала, что бывает с теми из них, кто имел неосторожность открыться.

"По наивности я поделилась своими переживаниями – тем, что мне нравится девочка, с матерью. На что получила серьёзную негативную реакцию. Она мне запретила выходить в интернет, вообще упоминать её имя, выбросила все её фотографии из моей комнаты, всё, что могло напоминать мне о ней. И постоянно говорила мне: "Это неправильно, Настя. Господи, я хочу внуков!" Я по своей природе человек очень открытый. Естественно, я рассказала об всём своим друзьям. И, как это бывает в школе, об этом узнали все – от первого до одиннадцатого класса".

Далее Настасья вспоминает, во что превратилась её жизнь после этого.

"Было пассивно-агрессивное отношение. В столовой какой-нибудь одноклассник мог шлёпнуть меня по заднице и сказать: "Парни лучше, ты знаешь об этом?"

Настя – человек ранимый. И это её очень оскорбляло. Хуже было только дома.

"А потом отчим узнал. Он запрещал мне появляться дома. Я полгода жила где-то у друзей… – когда Настасья рассказывает, хочется всё время переспросить, сколько же лет ей тогда было. Ей было всего 16. – Мама очень пугалась, но она не знала, что делать. Вы можете себе представить, что это значит, когда у тебя семья, которая 10-15 лет строилась, а потом просто взять и отказаться от неё? Пока я жила у друзей, она принимала решение. Маме пришлось выбирать между двух дочерей. И это спровоцировало наш с ней переезд от отчима и сестрёнки. Как она это пережила, я не знаю. Мама поддерживает отношения с моей сестрой, они видятся. Но фактически ей пришлось выбирать. И мне очень приятно, что она сделала выбор в мою пользу. Если бы она оставила меня, было бы совсем страшно".

Сейчас Настасья учится в колледже на педагога. И такое же отношение к ней там – двусмысленные комментарии, сальные шуточки, оскорбления, унижение.

"Один учитель увидел, как я обнималась со своей подругой, и очень строгим голосом сказал: "Анастасия, а у вас с ориентацией всё в порядке?" И потом часто шутил на эту тему: "А вы ориентацию не потеряли, Анастасия?" И вот Анастасия смотрит на него и не знает, как реагировать, – вроде взрослый человек, вроде шутит. Но разве это смешно?"

Подрабатывает она нянечкой в одной семье. С работодательницей ей повезло – та оказалась адекватным человеком и не лезет в чужую жизнь. Но вообще быть учителем Настасья не хочет. Не в этой стране, говорит. По её словам, в казахстанской образовательной системе, да и в обществе, в принципе, человека не воспринимают как личность.

"В нашем обществе проще маскироваться под гетеросексуалов. Но разве должно быть так? Почему люди должны скрывать свою идентичность? Если я приду на работу и скажу: "Здравствуйте! Я из пластилина лепить люблю!" Мне скажут: "Это здорово". А если: "Здравствуйте, я с девушкой… общаюсь", – что я услышу в ответ? – "Это же отвратительно!" Хотя это такая же особенность моего мозга и моего взгляда на жизнь. Если углубиться в нейробиологию, то можно понять, что всё строится на мозге. И в этом нет ничего неправильного – это просто ещё одна вариация человека".

После всего этого, по словам девушки, она стала изучать теорию и поняла, от чего зависит ориентация, какие особенности мозга, социальные обстоятельства влияют на то, кто тебе нравится – мужчины или женщины. И сейчас она готова поддержать любого, оказавшегося в схожей ситуации. Но это сейчас. А будучи подростком, который и так страдает от собственной "нетрадиционности", не может понять, что с ним происходит, да ещё и чувствует, как его отвергает весь мир, она всерьёз думала о самоубийстве. Но раздумала: поняла, говорит, что геи и лесбиянки – это что-то вроде людей для битья.

В России гомофобия, как упоминала Настасья, действительно очень выражена. О её масштабах можно судить по фильму, снятому активистами, – "Дети 404".

Но в Казахстане, пожалуй, невозможно даже появление такого фильма. Гомофобия в республике носит совсем другие формы. О них Настасья и другие герои "Открытой Азии" и поведали. Единственной, пожалуй, попыткой примирить общество с существованием ЛГБТ-подростков была выставка в арт-убежище "Бункер" под названием "Быть собой". Её провёл Фонд Эбби Хоффмана.

"Сам фотопроект был реализован московским фотографом Марией Гельман, которая сделала портреты подростков с закрытыми лицами и записала их личные истории, – рассказывает активист фонда Арина Осиновская. – Презентация прошла в Москве, но была сорвана агрессивно настроенными гомофобами. И мы решили провести её в Алматы. Сначала мы распечатали фотографии, истории и расклеили их по городу. Потом, через неделю, мы собрали реакцию горожан на эти фотографии. Было даже видео, как на нас пытались напасть и отобрать материалы. И всё это мы представили на выставке".

Экспозиция была открыта 17 мая 2015 года – в День против гомофобии. Потом – 11 октября, во Всемирный день "каминг-аута": это когда человек открыто признаётся в своей сексуальной ориентации или гендерной принадлежности. Судя по фотографиям, зал не пустовал. По словам организаторов, после выставки многие подходили к ним и благодарили.

"Гомофобная реакция наших горожан очень красочно показала, что эта проблема в обществе актуальна. И её замалчивание ни к чему хорошему не приведёт, – считает Арина Осиновская. – И в то же время количество пришедших на саму выставку людей давало понять, как у нас не хватает подобных проектов – аудитория хотела смотреть и читать чужие истории, но узнавать в них себя. Узнавать себя в описанной дискриминации, постоянном страхе нападения и угрозы собственной жизни. И с огромным желанием хоть где-то говорить открыто и не бояться быть собой. ЛГБТ-подростки становятся одной из самых беззащитных и незамечаемых групп населения, чьи проблемы и само существование всеми отрицается. Но они есть. И они заслуживают того, чтобы быть услышанными. И наша выставка – это наша гражданская солидарность с ними".

У Даниила было в общем-то нормальное детство. Если не считать того, что родители сильно пили. Воспитывала его бабушка. Но потом мама с папой образумились, и было совсем хорошо. До 13 лет.

Согласно результатам исследований Национального центра проблем формирования здорового образа жизни, средний возраст вступления в половые отношения в Казахстане – как мальчиков, так и девочек – 14-15 лет.

А по словам психологов, примерно к 13 годам появляется влечение к… И вот тогда-то и становится понятно – к противоположному полу или к людям одного с тобой пола. И с этой тягой, по словам ЛГБТ-подростков, никак нельзя справиться – точно так же, как, например, мальчик ничего не может поделать с тем, что вожделеет девочку-соседку. Родители могут сколько угодно повторять "они ещё дети!", но влечение и сексуальные предпочтение к этому возрасту уже начинают формироваться.

Так вот, Даниил в 13 лет обнаружил, что его совсем не привлекает противоположный пол. Он с ужасом осознал, что ему нравятся мальчики.

---

---

"Я рассказал об этом одной своей подруге. Она сказала, что это просто детство, наивность, максимализм, что это ничего не значит. И посоветовала посмотреть фильмы для взрослых с участием двух парней. Сказала: "Если почувствуешь возбуждение, тогда – да". Мне стало интересно. В итоге я посмотрел и возбудился… – признался Даниил".

Посоветоваться с кем-то более взрослым он боялся. Где могли объяснить, что с ним происходит, он не знал. И стал искать ответы в интернете. А нашёл другое:

"Я начал "встречаться" с парнем по интернету. Он был из Москвы. На тот момент ему было около 21 года, а мне 13. Я осознавал, что это, с точки зрения закона… Но никогда не считал, что возраст – преграда для любви, вообще для чего-либо. Мы не виделись, голоса его я не слышал – только по фотографиям. Я сидел в интернете ночами, днями, сутками. Это было летом, в августе, перед восьмым классом. И этот парень говорил: "Ты меня не любишь, ты скрываешь статус "семейное положение", фотки мои не выкладываешь в интернет". И я стал выкладывать, потому что был мелкий и даже не задумывался, к чему это может привести. Одноклассники всё это увидели и рассказали всей школе – от первого до одиннадцатого класса. Пошли в соцсетях угрозы всякие: "Фу, пидорас! Да как так можно! Да как вас земля носит?! Да таких сжигать надо! Да я тебя найду! Я тебя убью!"

Первого сентября Даниил боялся идти в школу. На линейке прятался за спинами более или менее лояльных одноклассников. В тот день в школе его не побили. Да и ближайшие пару месяцев только обзывали и смеялись над ним. Этот период жизни он характеризует "в принципе, нормальным". Хуже было дома.

"В сентябре узнали родные – у меня были царапины на венах… Не порезы. Я просто поцарапал вены на руках ножницами, чтобы привлечь внимание того парня. Первым увидел старший брат, начал разговор, подумал, что всё из-за интернета, попросил, чтобы я зашёл в свой аккаунт "ВКонтакте". Я отказался. И за это он меня побил, до сих пор последствия есть, – говорит Даниил, слегка заикаясь. – Он спрашивает, я не отвечаю – удар. Он спрашивает, я не отвечаю – удар. И так продолжалось долго. Потом он зашёл в мой ВК, увидел фотки, спросил, нравятся ли мне парни. Я ответил, что да. Он спросил про девушек, я со страха сказал, что девушки тоже нравятся. Он был на нервах. И сказал, чтобы я удалил свой ВК. Я удалил, и мне поставили запрет на интернет. К компьютеру вообще нельзя было подходить. Общение с внешним миром мне, можно сказать, отрезали".

Над Даниилом установили жёсткий контроль: ему нельзя было задерживаться в школе, гулять, с кем-то дружить.

"Я всё равно сидел в интернете – тайно, через Wi-Fi, на улице, я прогуливал школу, чтобы пообщаться с этим парнем. Потом мать нашла рисунки: моё имя + имя того парня = любовь. Что ещё это может означать? Она сказала: "На нашу семью пальцем будут показывать!" Она не думала, буду ли я счастлив. Она думала только о том, что на нашу семью будут показывать пальцем. И после этого мама сказала: "Если это будет продолжаться, я откажусь от тебя!" Для ребёнка услышать такое – особенно в таком возрасте – это шок. И после этого я просто положил на них на всех большой и толстый половой орган… Я перестал что-либо делать по дому, перестал слушаться".

У Даниила дрожит голос, но он продолжает:

"Осенью парень из Москвы изменил мне. У меня, естественно, истерика, депрессия. А перед Новым годом мне написал один парень из Алматы. Тогда он мне сказал, что ему 19 лет, а на самом деле ему был 21 год. Мы встретились, пообщались, погуляли. На шестой день встреч мы с ним переспали. Зима, мороз, он пригласил в квартиру – просто поболтать. Я наивный, маленький, во всё верящий… Ну, переспали. Мне кажется, если бы я не хотел, я бы отверг его. Где-то в подсознании я, видимо, хотел этого. Плюс я хотел отомстить своему парню и сделал это".

Но и с этим взрослым парнем у 13-летнего школьника отношения не сложились. Он впал в депрессию.

"Я пытался покончить с собой. Чуть ли не прыгал с крыши, меня просто оттаскивали оттуда. Я пил. Мне запрещали – друзья, подруги, которые реально волновались".

Дойдя до этого момента, Даниил заплакал.

Он с трудом окончил школу, скрываясь от ребят, которые караулили его каждый день до занятий и после. Поступил в один колледж, сменил его на другой. И везде рано или поздно ему задавали вопросы об ориентации. Нашёл компанию вне колледжа, но там его тоже быстро заподозрили в "нетрадиционности". Избили и "поставили на счётчик". Деньги он отдал. Собрать нужную сумму помог друг, который тоже "в теме" – этот термин в ЛГБТ-сообществе используют для обозначения своих.

Сейчас Даниилу 16. Сексуальный опыт с девушками у него был. Но это ничего не изменило. Три месяца уже, как он начал встречаться с новым парнем, которому 26. Найти партнёра-подростка, говорит, трудно.

А отец с мамой разошлись. Он остался с папой. Тот его вопросами не терзает – принял всё как есть. С мамой Даниил тоже общается, но в душу её не пускает.

"Она поняла, что это без толку и, если заходит тема про гомосексуалистов, она не хочет об этом говорить. Она понимает, что теперь я не буду молчать. В 13, 14, 15 я молчал. Но с 16 лет я просто перестал молчать. В колледже если кто-то говорит, что гомосексуалисты плохие, я сразу спрашиваю: "А почему они плохие, объясните мне! Что это плохо, что ты любишь человека?! Я так не считаю. Если это есть у зверей, почему людям нельзя? Нет, я не говорю открыто, что я сплю с парнями, потому что понимаю, что ничего хорошего из этого в принципе не выйдет. А плохое – может. Если у меня кто-то спросит в открытую: "Ты гей?" Я скажу: "Да, гей, и чё?" А так как у меня никто не спрашивает, я не хочу сам это афишировать".

Но, как видно, в Казахстане ЛГБТ-подростков не готовы принять даже родители. Не говоря о каких-то общественных институтах, которые бы поддерживали такую молодёжь.

"У нас есть телефоны для психологической помощи подросткам, но нет специализированной телефонной линии для людей из ЛГБТ-сообщества, – комментирует активистка Фонда Эбби Хоффмана Арина Осиновская. – То есть запуганный агрессивным гомофобным окружением подросток не будет уверен, поймут ли его на том конце провода, если он позвонит. У нас очень мало организаций, которые бы занимались проблемами ЛГБТ-сообщества, и зачастую их контакты не так-то просто найти по соображениям безопасности. Поэтому дети остаются наедине со своими проблемами, попадая в такую среду, где их вечно преследует страх, что кто-то догадается и расскажет всем об их сексуальной ориентации. После чего их будут унижать и могут даже покалечить. Ни о каком добровольном рассказе о себе и принятии этого семьёй или обществом речь чаще всего не идёт".

"Открытая Азия" попыталась разыскать организации, которые действительно могли бы помочь ЛГБТ-подросткам. Но таких, выделенных, в Казахстане и правда нет.

Из любого города Казахстана можно позвонить на 150. Это общий номер для детей и молодёжи. Хотя специалисты этой горячей линии и не специализируются на проблемах ЛГБТ, можно быть уверенным, что там выслушают, не осудят и поддержат.

Поиски привели в ещё одно место, на которое можно понадеяться в подобной ситуации – это проект "Молодёжные центры здоровья". Его внедрил Национальный центр проблем формирования здорового образа жизни (НЦПЗОЖ). Они предназначены для людей от 15 до 29 лет, всего их на сегодня 97 – по несколько в каждом регионе Казахстана, располагаются они в городских поликлиниках.

"Придёт разве к участковому гинекологу девочка 15 лет и будет говорить о сексуальных делах? Нет, конечно. Придёт к участковому урологу парень сказать, что у него проблемы с мочеполовой системой? Добровольно – никогда, – объясняет концепцию проекта руководитель отдела "Здоровая семья" НЦПЗОЖ Клара Медеубаева. – Центры работают по принципу "четырёх "Д": добровольность – молодёжь должна туда ходить по собственному желанию; доступность – это должно быть им доступно; доброжелательность – там должны работать приветливые люди; доверие – молодёжь должна знать, что там их никто не осудит, никто не раскроет их анонимность. Там принимают акушеры-гинекологи, урологи, дерматовенерологи, юристы и психологи. Не лечат, не диспансеризируют, но консультируют, дают советы".

По словам Клары Кубашевны, специалистов молодёжных центров здоровья не должно интересовать, где учится подросток, который к ним обратился, где живёт, где работают его родители. Они не имеют права этого спрашивать. А дети имеют право не называть своих настоящих имён.

По данным НЦПЗОЖ, за 2015-2016 в эти центры обратились 643 670 человек.

- А обращаются ли с проблемами ЛГБТ-подростки?

- Нам об этом неизвестно. Наверное, нет. Но если придут, им обязательно помогут, - говорит Клара Кубашевна.

Так должно быть в идеале. Но молодёжь о дружественных к ним центрах пока знает мало. И, наверное, должно пройти ещё какое-то время, чтобы последняя "д" в этой принципиальной четвёрке – доверие – заработала в полную силу.

А пока молодёжи приходится справляться самостоятельно. Кто-то справляется. Некоторые – нет.

"Когда я учился в 9 классе, в 8-м был мальчик – Артём. Я знал, что он гей. Я близко с ним общался, хотя я тогда боролся с этим в себе, он был моим другом. И… (молчит) как-то приходит его сестра и говорит: "Артём из окна выбросился". И плачет. Он, оказывается, сказал родителям: "Мама, папа, мне мальчики нравятся". Они его побили, ругали, материли, а на следующий день, когда ушли на работу, он выбросился из окна. С пятого этажа. Это был, пожалуй, один из светлейших людей, которых я знал. Он вечно улыбался. Никогда не матерился, не ругался. Всегда со смирением всё принимал. В школе его обижали, старшеклассники издевались. Он, видимо, искал защиты у родителей, думал, что они помогут, а они ещё сильнее надавили на него. Я помню, на похоронах мать рыдала, на гроб кидалась. А сестра сказала родителям, что не простит их никогда", – эту историю рассказывает Марат. Ему 19.

Его тоже воспитывала бабушка – мамы с папой у него нет. Родом он из маленького городка на севере Казахстана. И детство было обычное: школа, друзья, зимой – санки и коньки, летом – рыбалка. В один из таких походов на речку подростковая мальчишеская гиперсексуальность нашла выход. Мальчики, с которыми у Марата был первый интимный опыт, ведут сейчас обычную гетеро-жизнь. Кое-кто из них даже успел жениться.

"А я понял, что, блин, хочу парней. Что не испытываю какой-то симпатии к девочкам. Знаете, я могу увидеть женскую красоту, но спать с этой красотой я не хочу. Я хотел какой-то силы – мужчину я хотел, в общем. И я понимал, что это неправильно, и очень сильно ударился в религию. Я два с половиной года убивал в себе это желание, эту тягу. Молился. Я думал: "Что скажет бабушка? Что скажет сестра?" Мне было тяжело, я себе говорил: "Нельзя, это нельзя, всё нельзя". И это была большая травма. Я себя… закрывал. Я старался не общаться ни с кем…" – после этих слов на интервью Марат долго молчит.

Потом рассказывает: выдалась оказия, и он переехал в Алматы. Ему было 16. Он жил здесь один, как мог – то у друзей, то у знакомых, подзаработал и снял комнату.

"Я хотел какой-то свободы. Не как дети – быстрее от родителей свалить. Я не хотел больше скрывать, бо… бояться. Самым страшным было – именно бояться. Бояться, что кто-то узнает, что будут проблемы, что не поймут, что клеймо на всю жизнь. В нашем-то городке. А в Алматы я почувствовал свободу. Я почувствовал, что не один такой, что живу, не боюсь показать свои чувства. У меня начали появляться парни, я стал строить свою жизнь. Блин, это классно, когда ты не боишься поцеловать человека, сходить куда-то – это невероятное чувство свободы".

Марат настолько "раздухарился", что позвонил домой с признанием: "Ба, я гей". Переварив новости, бабуля попросила, чтобы он не возвращался, пока "не исправится", а если не исправится – чтобы никогда не возвращался. Брат его проклинает до сих пор и считает, что таким не место на белом свете. Сестра безучастна.

Так в 16 лет он остался один на один со своими проблемами в чужом городе. Эйфория прошла быстро.

И били Марата регулярно. Ему не было ещё 17 лет, когда он устроился в небольшое кафе. Кто-то из знакомых "удружил" и рассказал хозяину об обратной стороне жизни сотрудника. И он, взрослый мужчина, неслабо "приложился". Уволил сразу. Марат переехал в Астану, но уже через пару дней после появления в столице его подкараулили пятеро у подъезда – пинали с упоением и обзывали словами, которые обычно используют в таких случаях. После этого Марат долго лежал в больнице. В Москве его колотил таксист. Кто-то ещё где-то ещё… Всего и не вспомнишь.

У него самого уже есть ребёнок. Так уж случилось, что были отношения с девушкой. Она родила, но Марату видеться с малышом не даёт. Он вообще позитивный человек. Ко всему с ним происходящему относится с юмором, подшучивает над собой. Но, признаётся, даже его посещали и посещают мысли о суициде:

"Я когда жил в Астане, у меня был друг Серёжа, мой ровесник. Мы утром виделись. А вечером я узнал, что он повесился. Тоже сказал дома, что он гей. Отец его очень сильно избил, выродком назвал, и тот вздёрнулся. За свою недлинную жизнь я видел несколько суицидов. Причём людей, которых я знал, добрейших, хороших. Мне 19, а уже 4 человека ушли. Из-за того, что их не поняли, из-за того, что они боялись, из-за того, что им было тяжело. Как? Как ребёнку можно без поддержки? Не все могут выбраться, стать сильнее. А что будет, когда мне будет 40? Скольких людей я переживу? Если сам доживу".

По данным же UNICEF на 2014 год, Казахстан занимает второе место в мире по суициду среди молодых людей старше 14 лет.

Почему именно в Казахстане таков процент детских самоубийств?

"Это сложный вопрос, на который однозначно не смогло ответить даже глубокое исследование детского фонда ООН UNICEF. По крайней мере, его выводы говорят о том, что причины суицида не отличаются от таковых по всему миру, – объясняет Светлана Богатырёва, руководитель проекта (http://www.teenslive.kz/), направленного на помощь подросткам. – Наша организация в процессе независимого анализа пришла к следующим выводам. Цифры так высоки, потому что у нас нет адекватной системы оказания помощи подросткам и их семьям. Проблема стигматизирована, к психиатрам люди обращаться боятся. Услуги частнопрактикующих психологов дороги для большинства населения, да и культура таких обращений не развита. А квалификация психологов бесплатных служб школ и поликлиник низкая, так как в вузах не предусмотрена специализация "суицидолог".

А как часто среди прочих подростковых проблем причиной самоубийств становится именно сексуальная ориентация? Оказалось, что в Казахстане просто нет таких данных. Эта тема крайне табуированная, даже больше, чем сам суицид. И в таком разрезе его никто не изучает. Даже в глубинном исследовании Детского фонда ООН по подростковому суициду в РК этот фактор не отмечался. Причём в нём опрашивались как сами ребята, совершившие попытку, так и близкие, учителя тех, у кого попытка была завершённой. Но, вероятнее всего, дети просто не захотели говорить об этом или родные не захотели – даже после смерти.

Всех в стране шокировало видео, на котором было снято, как две девочки, держась за руки, сбросились с 14-го этажа астанинской высотки. Один из героев этого материала сказал, что они были парой.

Собеседник говорил ещё что-то про то, что девочек этих не понимали и не принимали... Но слушать и запоминать это было невыносимо, записывать на диктофон – тоже. А подросток, который рассказывал их историю, казался в этот момент гораздо взрослее журналиста, который на самом деле вдвое старше его. ЛГБТ-подростки вообще не по годам взрослые.