В начале октября я ездила в Таллин на "Лабораторию современной русскоязычной драматургии". В ней участвовали авторы, которые пишут на русском языке за пределами России – в Беларуси, Литве, Израиле, Казахстане. Большинство из них женщины.
Права женщин, особенно в контексте такого феномена как #metoo, тема едва ли не самая обсуждаемая через любые современные средства коммуникаций, в том числе и через театр. И на лаборатории разговор о феминизме у нас случился после читки пьесы "Шкура" драматурга из Минска Алёны Иванюшенко.
"Шкура" – это история двух старшеклассниц, которые становятся жертвами сексуального насилия. Одна из них встречалась с парнем несколько лет, не занимаясь с ним сексом, пока однажды он, напившись, не взял её силой. Другая в попытке влиться в мужскую компанию по очереди спала с каждым, и в итоге "друзья", пресытившись нежным сексом в отдельных комнатах, изнасиловали девушку все вместе. "Шкурой" (она же "шалава", она же "доступная женщина") в сухом остатке оказались и та, и другая. Типичный виктимблейминг, обвинение жертвы: сама, дура, виновата.
После публичного обсуждения текста мы говорили о нём в узком кругу: с самой Алёной и драматургом из Вильнюса Ингридой Рагильскене. "Такую пьесу никогда бы не поставили в Литве", – сказала Ингрида.
В Литве, стране Европейского союза, у женщин есть права. В частности, право не быть обвинённой в том, что она стала жертвой сексуального насилия. Право выбирать себе партнёра.
В моей пьесе "К нам едет Брендан Фрейзер", которую я возила в Таллинн, упоминается воровство невест. Здесь не только литовка, здесь все приняли это за шутку – эстонцы, беларусы. Но я рассказываю истории из жизни: от пранка над инстаграмщицей Нагимушей до реальных случаев, когда обычай "алып кашу" ломал женщинам судьбы.
Этот контекст ближе всего оказался драматургу Шауре Шакуровой из Уфы. Башкиры и казахи – тюрки, мусульмане, у нас похожая среда. Спрашиваю, понимает ли она, что такое "уят". Понимает, конечно, дословно. Причём не только лингвистически. "Я родила ребёнка без мужа", – говорит Шаура. Её пьеса о жизни башкирских "внутренних" мигрантов в Москве, о сложностях, с которыми они сталкиваются. Один из героев читает намаз, отказывается от алкоголя, стремится жить по совести, но в итоге бросает беременную подругу. В Уфе, говорит Шакурова, пьесу "За синими туманами" ругали: якобы не может так поступать настоящий мусульманин. А потом, когда узнавали о подробностях личной жизни драматурга, кивали: а, мол, вот ты сама какая, всё ясно. Снова блейминг.
Литовке приходится объяснять, что такое "уят". Я рассказываю о спектакле "Уят" в нашем "ARTиШОКе", об историях девочек, которые беременеют просто от непонимания, как работает их организм. "У вас аборты легальны?" – интересуется Ингрида. В Литве, к примеру, прерывание беременности может стать вне закона, так уже произошло в Польше.
В Казахстане аборты легальны, более того – это бесплатная операция. Откуда тогда эти девочки, которые бросают новорождённых детей даже не в больнице, а в уличном туалете? От незнания, говорю я.
Но как же половое воспитание, интересуется Ингрида. А вот так. Учителям, особенно в глубинке, неловко рассказывать школьникам о сексуальной жизни напрямую, больше того, были случаи, что и уроки анатомии человека, касающиеся половой системы, "пролистывают" – уят. Женщин лишают базового права даже не распоряжаться собственным телом (если речь идет о прерывании беременности на раннем сроке), а просто понимать, как оно работает. Знать, что когда у девочки-подростка начинается менструальное кровотечение – это физиологическая норма, а не знак того, что она умирает.
Казахстанская феминистка Жанар Секербаева оштрафована за фотосессию с прокладкой на алматинском "Арбате". Это звучит как анекдот для европейских женщин: за что, чёрт возьми?
А в Эстонии, к примеру, где случился весь этот феминистский дискурс, действующий президент – женщина. И знаете что? А ничего. Никто ни разу даже не упомянул об этом. Потому что это НОРМАЛЬНО. В этом нет ничего выдающегося.
