Я помню все президентские выборы в стране, начиная с 1991 года, когда голосовали за будущего президента Казахской ССР.
Причём в памяти не осталось никаких событий, связанных с распадом СССР, – ребёнку дошкольного возраста это, видимо, не было важно. Но отчего-то именно выборы отпечатались. Потому что выборы тогда были, как праздник, как парад.
На выборы за пирожными
Избирательный участок располагался в школе, куда через два года я пойду в первый класс. Суетились взрослые: там, на участке, можно было "отхватить" что-то дефицитное. До сих пор вся выборная беготня для меня подсознательно ассоциируется с пирожными "полоска песочная", ватрушками с джемом и какими-то рыбными консервами с прилавка рядом с урнами для голосования.
Во время вторых выборов, в 1999 году, мне было двенадцать. Единственный выбор, который тебе кажется важным в двенадцать лет, – это выбор песни Backstreet boys для утренних сборов в школу. Ну и ещё – что делать с деньгами на обед: купить журнал Cool или продолжить копить на кроссовки, как у Эммы Бантон. Избирательный участок всё в той же школе, где учусь я. На участке работают наши педагоги, голосовать идут наши родители. Обычное воскресенье. Но выборы кажутся чем-то едва не сакральным, привилегией взрослых и ответственных. Мне хочется в этом участвовать, когда исполнится восемнадцать.
Выборы как повинность
О том, что выборы в Казахстане – это не привилегия, а повинность, мне доступно донесли в год девятнадцатилетия. К этому времени я уже училась на третьем курсе вуза в Алматы. Как большинство иногородних студентов, жила в общежитии. "Общаговские" – до сих пор самые уязвимые из студентов, общая масса которых и без того бесправна. Пожалуй, ситуация даже ухудшилась за последние пятнадцать лет.
4 декабря 2005 года нашу общагу поставили на уши в районе шести утра. Двери в секции и комнаты чуть не выламывали, стучали оглушительно, на втором этаже в динамики завели какую-то жуткую попсу, от которой, хочешь-не хочешь, из комнат выползешь. Это, кажется, был единственный раз, когда мы, третьекурсники, завидовали "первашам": большинству из них было по семнадцать, голосовать им пока было нельзя.
В шесть с небольшим утра в куртках, накинутых на пижамы, халаты, в сланцах на носки, студенты потянулись к избирательному участку – он находился в здании факультета в нескольких сотнях метров от общежитий. Там выяснилось, что все факультеты идут по очереди, и наша очередь, журфака, в районе одиннадцати утра. Но уйти и вернуться к одиннадцати нельзя. Почему? Потому что.
"Ты же знаешь, за кого надо голосовать?"
Проголосовали в итоге мы после полудня. До этого в давке чуть не случилась драка, потому что студенты одного гуманитарного факультета сказали студентам одного технического факультета, что те – "малдар". Это можно было даже за оскорбление не принимать – нас там всех, как скот, просто выгнали в поле.
В чём логика этих действий с ранним подъёмом и ожиданием на холоде, непонятно. Вероятно, логики не было, была гиперответственность высокомотивированных низкоквалифицированных "специалистов". Хотя бы поили горячим чаем, но за ним, конечно, тоже нужно было отстоять очередь.
В общем-то кошмар начинался ещё за несколько дней до голосования. Ко мне (впрочем, со всеми было то же) в комнату в общежитие приходил декан факультета и грозно спрашивал: "Малышева, ты же умная. Ты же знаешь, за кого надо голосовать?" Страшно было даже не от вопроса, а от самого факта: декан пришёл. Ни до, ни после его в общежитии не видели.
Выборы как унижение
Малышева голосовала от страха и не как умная, а как запуганная. Несколько моих однокурсников были смелее и не просто не проголосовали "как надо", а заявили об этом в опросе экзитпола. У стен были уши, и всех, кто отдавал голоса за Жармахана Туякбая или Алихана Байменова, вызвали в деканат. Одного после той беседы по надуманным причинам даже выселили из общежития.
В 2005 году я поняла, что выборы – это не право и не ответственность. Это, если ты студент, по большей части унижение.
В 2011 году я работала в общественно-политических новостях. Выборы мы освещали, как все издания, много и подробно. Голосовать не пошла по объективным причинам: не совпадали города регистрации и фактического места жительства. Брать открепительное удостоверение казалось бессмысленным.
"От Чебурашки до Дарта Вейдера"
Первые в жизни президентские выборы, на которые я пошла добровольно, были предыдущие – в 2015 году. Это снова был избирательный участок в школе, к которой на этот раз я не имела никакого отношения. Но сидящая на участке учительница участливо улыбнулась: "Лицо у вас знакомое, у нас учились?".
Перед школой стояли лотки с газированной водой, пирожными "полоска песочная", ватрушками с джемом и сосисками в тесте. Как будто не прошло четверти века.
Выборы 2015 года – это уже то время, когда казахстанцы каждый свой шаг фиксировали в социальных сетях. В "Инстаграм" и "Фейсбук" повалились фото испорченных бюллетеней с дописанными вручную именами кандидатов. Все соревновались в остроумии, добавляя к списку собственные фамилии и вообще кого угодно – от Чебурашки до Дарта Вейдера.
В будке для голосования на меня напал ступор. Наверное, это адекватная реакция, когда ты вообще ничего не знаешь о двух кандидатах из трёх зарегистрированных, а выбор нужно делать прямо сейчас. И я не нашла для себя более подходящего выхода из ситуации, кроме как не опускать в урну ничего. Чистый бюллетень ещё несколько месяцев висел у меня дома приколотым к доске для заметок.
Право на участие в управлении страной
Сейчас, в 2019-м, у нас есть ещё две недели до того, как объявят кандидатов в президенты. Я хочу идти на выборы 9 июня, но...
Я хочу ощущать, что быть избирателем в Казахстане – это всё-таки значимая роль. Я хочу видеть в бюллетене понятные имена: тех, чья работа на виду, тех, на кого действительно можно возлагать какие-то надежды, тех, от кого можно ждать перемен к лучшему. Я хочу видеть альтернативу среди кандидатов в президенты. То есть внятную программу каждого, которую можно было бы оценить и проанализировать. Я хочу верить в то, что не все фамилии, кроме той, которую заранее выберут за нас, – это кандидаты "против всех".
Я гражданка своей страны, у меня есть собственная активная позиция, и мне важно, чтобы выборы перестали быть "хлебом и зрелищем". И стали ровно тем, чем они должны быть – правом народа на участие в управлении.
