Некоторое время назад в экономической политике, информационном пространстве и на слуху был тезис о прорывных проектах, которые изменят нашу экономику. Были тридцать прорывных проектов, и сорок, и много ещё проектов, которые обеспечивали прорыв. Сегодня он потерял былую громкость звучания, официальные заявления с таким термином исчезли, как мне кажется, однако в общественном сознании до сих пор есть отголоски: мы ищем прорывы.
Осознание вредности подобного тезиса для понимания экономики и экономической политики крайне важно, и это тоже часть модернизация сознания.
Термин "прорывные проекты" впервые прозвучал в марте 2006 года в Послании Президента. До этого экономика развивалась очень хорошими темпами: за период 2000-2006 гг. минимальный годовой рост был 9,3% (2003 год), а в целом за период средний рост был около 10%. В общем-то это уже был прорыв, зачем же нужна была новая идея роста? В период 2003-2006 год курс укрепился со 145 до 120 тенге за доллар, индекс реального эффективного обменного курса по отношению к валютам дальнего зарубежья вырос с 70,2 (II квартал 2003 года) до 92,1 (II квартал 2006 года). Казахстанские товары и экономика в целом теряли конкурентоспособность, рос импорт, – это сдвигало людей, бизнес, банки из производственного сектора в торговый. Стало выгодно инвестировать в коммерцию и торговые центры, а не в производство, это развернуло и кредитование в рынок недвижимости. Кредиты, которые приходили из-за границы, также попадали в сектор недвижимости, раздувая и стимулируя пузырь.
На таком фоне было два возможных решения. Первое решение заключалось в ослаблении тенге, то есть возврате конкурентоспособности экономике, ограничении кредитования строительного сектора, в том числе ипотеки, и в ограничении притока иностранных кредитов в банковский сектор, чтобы остановить рост пузыря на рынке недвижимости. Такое решение позволило бы перестроить экономику, увести её с кризисной траектории и вернуть в русло нормального, устойчивого развития. Но это означало бы замедление роста экономики, "обнищание населения" в результате девальвации – в тот момент сознание уже было сильно долларизовано.
Соответственно, был выбран второй путь: появился тезис о "прорыве". В популярном изложении это означало: пусть у нас неконкурентная экономика, со слишком сильным тенге и высокими номинальными затратами, – мы найдём такие проекты, которые будут конкурентоспособными при всех этих обстоятельствах. Эти проекты будут прорывными, в том смысле, что мы прорвёмся в мировой рынок в отдельных нишах, несмотря на объективную неконкурентность экономики в целом. "Реализация "прорывных" проектов международного значения, развитие индустрии, производства товаров и услуг, которые могут быть конкурентоспособными в определённых нишах на мировом рынке" (Послание Президента РК от 1 марта 2006 года).
В результате мы все равно получили экономический и финансовый кризис, девальвацию, схлопывание рынка недвижимости. Но от прорывных проектов не отошли до 2016 года.
Я специально сделал историческое отступление, чтобы читателю была ясна подоплёка причины появления термина и соответствующей экономической политики. Ни одна экономика не росла на прорывных проектах: если и есть какие-то отдельные компании, которые стали глобальными в короткий срок, так называемыми единорогами, то, во-первых, "короткий срок", за который они достигли глобального успеха, обманчиво короток, во-вторых, ни одна из таких компаний или проектов не являются определяющими для экономики страны. Разберу некоторые примеры, которые мне обычно приводят в ходе дискуссий в социальных сетях.
"Фейсбук", Google и прочие IT-компании – да, они глобальны, да, у них огромная капитализация. Но они выросли из Кремниевой долины. Впервые этот термин употребил журналист Дон Хефлер в январе 1971 года – долине вообще-то 45 лет, она знала и взлёты и падения (кризис доткомов 2000 года). А начиналась она на обычных компаниях: "Истман Кодак", "Дженерал Электрик", "Шокли Семикондакторс", "Локхид", HP да и "Эппл Компьютерс", – то есть компаниях, которые росли и развивались без прорывов, рутинно конкурируя на мировом рынке по себестоимости, в том числе определяемой обменным курсом, экономической политикой и прочими обще- и макроэкономическими показателями.
Вот даты создания примеров "прорывов", которые мне приводили: "Самсунг" – 1938 год, "Нокиа" – 1865 год, "Тойота" – 1933 год, китайские "Леново" – 1984 год и "Алибаба" – 1999 год. Очевидно, что они все развивались и становились гигантами в результате последовательной, рутинной макроэкономической политики, обеспечивавшей конкурентоспособность национальной экономики в целом – всех видов бизнеса вообще, и стали "прорывами" в результате конкурентной борьбы на мировом рынке.
Нет прорывов и суперкомпаний из ниоткуда – они появляются в результате нормальной макроэкономической политики и нормального многолетнего постепенного развития компаний. Здесь замечу, что анализируя японское экономическое чудо 1960-1970 гг., исследователи упоминают, в частности: "Государство применяло разнообразные политики, помогавшие и защищавшие компании, включая торговые барьеры и обменный курс, затрудняющий импорт и стимулирующий экспорт". Аналогично поступало и южнокорейское правительство. В октябре 1988 года Казначейство США начало переговоры с Кореей, чтоб они либерализовали финансовые рынки, что предполагало усиление валюты – воны. В 1992 году на Американо-корейском симпозиуме профессор Франкель сообщил следующее: "Это необычно, что вопросы финансовой и курсовой политики стали предметом двусторонних переговоров. Обычно считалось, что это вопрос внутренней политики каждой страны". Сегодня курсовая политика и манипулирование курсом стали центральными темами в международных отношениях.
"Прорывной проект" – это принц под алыми парусами для Ассоль, фея для Золушки и золотая рыбка для деда: каждый человек в отдельности может мечтать об этом. Мечтать – это важно. Но из общественного сознания, информационного пространства, а тем более из экономической политики этот тезис необходимо искоренять. Прорывы случаются в результате государственной последовательной повседневной политики по созданию и поддержанию конкурентоспособности экономики в целом и ежедневной рутинной конкурентной борьбы на мировом рынке со стороны бизнеса. Пусть сказки остаются сказками для детей определённого возраста и в душе каждого человека, но не мешают повседневной жизни.
