Антон Чиж: "Идея сделать байопик об Ахмете Байтурсынове осталась лишь намерением"

Если же вы хотите такую книгу прочитать – добро пожаловать в миры писателя Антона Чижа и перипетии жизни сыщика Родиона Ванзарова.

Успех Антона Чижа заключается, безусловно, во вкусности его произведений, а вот чем они обусловлены – непонятно. То ли происхождением, ведь родился Антон Чиж во Франции, то ли генами отца – криминалиста и преподавателя истории права, то ли многолетней работой на телевидении, а может, мистическим духом северной столицы России. Впрочем, скорее всего, всё это смешалось в ядрёный коктейль, выдав в итоге захватывающую серию исторического детективного романа, где герой-одиночка борется со злом во всех его человеческих проявлениях.

– Антон, вас с Казахстаном связывает сериальный проект, который почему-то не состоялся. Можно узнать подробности, о чем он? Как получилось, что писать его доверили именно вам?

– Ну, во-первых, это секретная информация. Не знаю, как вам удалось её узнать. А если серьёзно, то как-то раз петербургские продюсеры предложили подумать про байопик о реформаторе казахского алфавита Ахмете Байтурсынове. Сделать из его богатой и драматической жизни зрительское кино, немного приключенческое, немного авантюрное. С трагической и прекрасной любовью, которая не умирает никогда. К сожалению, благие намерения остались только намерениями. Такое кино, что тут скажешь.

– В своё время вы работали на ТВ, снимали сериалы. Почему вы всё-таки завершили свой роман с телевидением? Ведь, не в обиду будь сказано, гонорары на книжном рынке далеко не так блестящи, как думают многие…

– Телевидение – это большая и беспощадная соковыжималка. Сначала ты мечтаешь в неё попасть, а когда попадаешь – мечтаешь выбраться. Вот только бешеный процесс затягивает, и порой получаешь удовольствие. Но за это удовольствие приходится платить собственной жизнью. Однажды я понял, что плата не соответствует результату. Не стоит оно того. Никакими деньгами не измерить внутреннюю свободу и относительно нормальное состояние психики. Потерять эти, в общем, бесполезные вещицы, на ТВ куда проще, чем сберечь. Пришлось выбирать меньшее из зол.

– Вы работаете, скажем, не в самом популярном среди авторов жанре исторического детектива. Если сравнивать его с современным детективом, сразу приходит в голову соответствие тем или иным историческим фактам, деталям, описаниям. Почему вы не пошли по проторённой дорожке и не стали писать, скажем, очередную историю о ментах или спецназовцах? Сказалось французское рождение или специальность отца?

– Не понимаю, что такое исторический детектив. Я, в меру своих скромных сил, делаю современный детектив в декорациях XIX века. Декорации могут быть чуть более правдоподобными или намалёванными грубыми красками, но они не перестанут быть декорациями. И только. Люди, персонажи, проблемы – современные. А зло, к сожалению, не меняется – оно всегда наш современник.

– В чем сложность написания именно исторического романа?

– Сложность исторического романа в том, что истории как таковой нет, её просто не существует. Любой учебник истории – это всего лишь представление автора об ушедшем времени. Причём всегда неизбежно узкое и выборочное, на его вкус, меру понятий и предпочтений. Что там было на самом деле, как там было и что происходило, знают только те, кто там жил. Так что художественный роман и учебник истории стоят друг друга. И ещё неизвестно, кто правдивее.

– Наверное, в этом жанре конкуренция меньше? А как быть с ответственностью за историческую составляющую?

– Всего лишь не стоит ударяться в фантастику. Скажем, опрометчиво давать в руки сыщику XIX века мобильный телефон в корпусе лакированного дуба. Во всем остальном свобода безграничная. А вот думать и страдать, у кого какие гербы были на пуговицах, или что делал или не делал городовой – всё это пыль и шелуха, это отдаётся на усмотрение беспощадной авторской воле. Жалеть тут не о чем.

– Если говорить о, пожалуй, самом известном отечественном персонаже исторических детективов – акунинском Эрасте Фандорине, то автор, как ни крути, сделал его своеобразным сверхчеловеком – с феноменальной памятью, навыками восточных единоборств и прочими классическими наборами супермена, эдаким Холмсом из России. И как ни крути, читатель будет сравнивать. Каков он – герой Антона Чижа Родион Ванзаров? И не слишком ли это просто – делать из сыщика супергероя-одиночку, лишив его человеческих эмоций и чувств, вроде любви, отказав даже в книге в семейном счастье?

– Родион Ванзаров – мужчина в полном расцвете сил. За плечами у него классический факультет Петербургского университета, то есть он свободно говорит и читает на латыни и древнегреческом. Вообще поклонник Сократа и его метода поиска истины, называемого майевтикой. Родион обладает непобедимой харизмой, особо непобедимой для дамских сердец, роскошными усами цвета воронёного крыла, глубинным знанием причин человеческих поступков, медвежьей силой, борцовскими способностями, аналитическим умом, дикой застенчивостью и главным качеством для любого сыщика – милосердием. Насколько он супермен – судить читателям.

– Скажите прямо, Родион Ванзаров – это вы? Много ли у персонажа ваших черт?

– Скажу прямо – и близко нет. То есть ничего общего. Сколько ни смотрел в зеркало – ни капельки не похож. Ни я не него, ни он на меня. Да у меня и усов-то нет.

– Детективный жанр ошибочно считают лёгким, и, к сожалению, складывается впечатление, что так думают не только обыватели, но и сами писатели, которые загоняют героя в тупик, а затем легкомысленно пишут финал в духе "а убийцей был дворецкий". Как не скатиться до такой пошлости?

– Мне кажется, автор должен обладать некоторым запасом стыда. Автору должно быть стыдно, что читатель отдаст за его книжку честный заработанный рубль, и за этот рубль он должен получить ворох удовольствия. Если читатель разочарован, если ему скучно, если он угадал убийцу – это самое большое поражение автора. И это, наверное, и есть пошлость. Чтобы подобного не случалось, приходится держать себя в тонусе. И спуску не давать.

– Если говорить о детективном жанре, то не секрет, что мужской детектив в его классическом проявлении практически исчез. Его заменили легковесные женские криминальные романы. И, приходя в книжный, читатель с трудом может обнаружить на полках автора с мужской подачей. Неужели романы в духе Юлиана Семенова и братьев Вайнеров больше никому не интересны?

– Ныне читают больше женщины. Если не вообще только женщины. Не учитывать это издатели не могут. А если издатель что-то хочет, то автору бывает трудно переломить прямую линию. Однако стараемся в меру сил. Женщины точно так же любят качественный детектив с мужской подачей. Тут главное слово – качественный.

– Верно ли, на ваш взгляд, что в последнее время люди, одержимые гаджетами, стали меньше читать книг?

– Гаджеты заменяют слово картинкой. С этим не всё так просто. Если человек разучился словами выражать, а тем более описывать мысль или нечто вещественное, ему проще ткнуть в картинку или лайк поставить, он близок к обратному маршруту по лестнице эволюции. Стать тупым лайкателем, весёлым и беззаботным, наверное, приятно, проблем в жизни резко уменьшается. Тут каждый выбирает для себя: быть счастливым дураком, умеющим нажимать на кнопки, или мудрым реалистом, не забывшим, что такое слова.

– Случалось ли вам испытывать писательскую ревность, читая чьё-то произведение и думая: черт, почему же я об этом не написал?

– Да, я жутко ревную и не понимаю, как Лев Николаевич смог за пять лет написать такую немыслимо великую книгу, как "Анна Каренина". Сколько ни перечитываю, никак не могу разгадать, как ему удалась подобная магия слова.

– Каждый писатель пишет по-своему. Кому-то нужна тишина, для кого-то обязательно наличие музыкального фона. Как пишете вы? Есть ли норма знаков, похожая на повинность, или же понятие писательской "чугунной задницы" – это не о вас? И присутствует ли рядом муза в любом её обличии?

– Тишины вполне достаточно.

– Влияет на планы происходящее в стране? Не проводите ли вы аналогии нынешнего кризиса с событиями минувшей эпохи? Или же всё это пролетает мимо, не влияя на запланированную книгу?

– В стране всегда что-то происходило, происходит и происходить будет. Нам отпущено так мало времени и так много надо бы сделать, что тратить нервы и время на политику – это, по-моему, щедрость, на которую лично я не способен. Мне жалко своего истекающего времени. В этом смысле я очень жадный.

– Исторический роман – зачастую вещь мистическая. Не приходилось ли вам ощущать на себе странных событий, так или иначе перекликающихся с написанным?

– По счастью, я живу в Петербурге. Одного этого достаточно чтобы на каждой прогулке ощущать себя избранником, включённым в цепочку времён, которая тянется из прошлого к нам, а от нас в далёкое и непонятное будущее. Тешу себя надеждой, что, быть может, наши скромные книжки, найденные в пыльных кучах далёкими потомками, что-нибудь расскажут им, незнакомым и далёким, о нашем смутном и прекрасном времени.