Безусловно, в течение более полутора десятка лет власти, осознавая опасность зависимости от "нефтяной иглы", пытаются модернизировать и диверсифицировать экономику. Формально Республика давно на всех парах мчится по рельсам диверсификации экономики и индустриально-инновационного развития. Написаны и утверждены десятки различных стратегий и программ. Здесь и программа по импортозамещению, и кластерное развитие, и программа развития нефтехимической промышленности, и 30 корпоративных лидеров, и программа развития космической деятельности, и концепция социально-предпринимательских корпораций, и стратегия 2030…
В них, как правило, содержатся конкретные параметры, которых Республика должна достичь к определённой дате. Однако одни программы развития несырьевого сектора сменяют другие, но реальной пользы от этого бумажного "громадья" планов практически как не было, так и нет. Сингапур с его показателями диверсификации (экспорт оборудования – 51%, нефти – 24%, промышленных и химических товаров – 11% и 10%, соответственно) так и остаётся столь же не достижимой мечтой, как Альфа Центавра.
Проводящие индустриальную политику госструктуры, получив значительные финансовые и административные инструменты, не сумели – создав критическую массу успешных, основанных на инновациях и современных технологиях, индустриальных проектов – изменить модель экономического развития страны: заложенные в программах параметры оказались далеки от реалий.
Однако чиновники продолжают творить новые программы, а инвесторы заявлять о новых проектах. За ними, как правило, стоят "эффективные менеджеры" – молодые и амбициозные – прекрасно ориентирующиеся в таких понятиях, как EBITDA и пиар, но не знакомые с реальным производством. Вчера они распределяли финансовые потоки в здравоохранении, сегодня с тем же успехом – в энергетике или машиностроении. Причём делают это с абсолютной глухотой к словам немногих сохранившихся в руководимых ими сферах специалистов-практиков.
Тем не менее, деньги "осваиваются" и исчезают, как миражи в пустыне.
Только на "прорывные проекты" из республиканского бюджета выделялось 52,5 млрд тенге, на развитие социальной инфраструктуры – 34,9 млрд, формирование региональных центров экономического роста – 54,2 млрд, развитие стратегической инфраструктуры – 24,8 млрд тенге.
В итоге всё оказывается не более чем благими намерениями и до боли напоминает знаменитые Нью-Васюки Остапа Бендера. В 2003 году указом Президента утверждена "Стратегия индустриально-инновационного развития Республики Казахстан на 2003–2015 годы" (СИИР). Говорилось, что это будет руководство к действию, которое изменит направленность экономики. Бывший в 2004 году министром финансов Арман Дунаев уверял, что реализация этой стратегии позволит к 2015 году увеличить удельный вес производства товаров в структуре ВВП с 46,5% в 2000 году до 50–52%. Удельный вес услуг научной и научно-инновационной деятельности - с 0,9 до 1,5-1,7%, долю высокотехнологичной продукции - с 0,6% до 9-11%...
Не случилось, и СИИР сменила не менее амбициозная госпрограмма форсированного индустриально-инновационного развития на 2010-2014 годы - ФИИР. Собрав в ней десятки проектов на миллиарды долларов, власти вновь пытались заставить прильнувших к нефтяным скважинам и рудным карьерам "инвесторов" начать ускоренную индустриальную диверсификацию экономики.
Однако сведение всех программ в одну не сделало планы Правительства более реалистичными, поскольку ГП ФИИР, по сути, представляет собой набор проектов, а не механизм по системному экономическому преобразованию страны.
Одним из основных целевых индикаторов программы была задача увеличения доли несырьевого экспорта в 2014 году до уровня не менее 40% от общего объёма экспорта. Увы, позитивных перемен в товарной структуре экспорта за это время не произошло. Наоборот, она заметно приросла долей именно сырьевых товаров. Если на начало реализации программы доля экспорта минеральных продуктов составляла 74%, то по результатам прошлого года эта цифра достигла 81,6%. Удельный вес обрабатывающей промышленности в структуре ВВП снизился с 11,3% в 2010 году до 10,9 % в 2013 году. Этого и следовало ожидать: инновационная экономика – это не строительство нефте- и газопроводов, новых рудных карьеров и скважин, а спрос на инновации. А в списке ФИИР слишком много ГОКов и обогатительных фабрик.
Отсутствуют положительные подвижки и в повышении наукоёмкости ВВП. И это уже не вызывает удивления: наука фактически исключена из процесса реформирования экономики. В 2014 году на реализацию 106 программ в рамках программно-целевого финансирования было выделено около 22 млрд тенге. Из них на выполнение научных исследований направлено 90,5%, а на внедрение научно-технических разработок и опытно-конструкторские работы - 0,8% и 3,1%. Итог закономерен: доля казахстанской наукоёмкой продукции на мировом рынке практически равна нулю.
Результаты научно-исследовательской деятельности почти не находят практического применения. При этом управлением в научной сфере на государственном уровне занимаются целых пять структур: Правительство, Высшая научно-техническая комиссия (ВНТК), национальные научные советы, уполномоченный орган, отраслевые уполномоченные органы. Помимо этого последними в сфере научной и научно-технической деятельности создан целый ряд АО и ТОО. Действительно, у семи нянек дитя без глазу.
Чиновники чуть ли не ежемесячно сообщают о пуске новых объектов, которые якобы чудесным образом преображают экономику. Согласно отчётам, за истекшие пять лет в рамках реализации ГП ФИИР было построено около 800 новых предприятий, но это, как правило, небольшие предприятия. И добиться изменения структуры экономики не удалось. По данным Министерства по инвестициям и развитию, на 17 августа текущего года не менее 200 из этих предприятий "испытывают проблемы с загрузкой производственной мощности вплоть до полной остановки".
Несмотря на то что в первой половине текущего года обрабатывающая промышленность по денежному объёму почти догнала сектор добычи нефти и газа – 2,53 трлн и 2,85 трлн тенге (в аналогичном периоде 2014 года, соответственно, 2,65 млрд и 5,о1 млрд тенге), эти статданные оптимизма не вызывают. Цифры получены не за счёт роста обработки, продукция которой в основном поставляется на внутренний рынок, а обусловлены падением доходов добывающих компаний. Если в марте 2014 года стоимость барреля нефти сорта Brent находилась на уровне 107,5 долларов, то в марте текущего – 55,9. Причём обвал нефтяных котировок продолжается. Похоже, что нынешний год будет одним из самых тяжёлых для экономики страны за последние 20 лет: в январе-июне реальный рост ВВП составил всего 1,7%.
Нельзя сказать, что ничего не делается. Объёмы добычи сырой нефти за прошедшие годы более чем утроились, достигнув свыше 80 млн тонн (правда, планировалось 150 млн тонн), но страна хронически испытывает дефицит ГСМ. Строят отдельные предприятия, но доля продукции, к примеру, машиностроительного комплекса, в общем объёме промышленного производства Казахстана сократилась с 16% в 1990 году до менее 3% сегодня. Поспешная приватизация, неэффективное управление и отсутствие инвестиций в модернизацию заводов практически убили реальную экономику. Проведённые же девальвации ещё более снизили доверие к денежно-кредитной политике властей, но не решили ключевых проблем ни монетарной, ни промышленной политики Казахстана.
За экономические провалы ответственность никто не несёт. И это понятно. Основной причиной наблюдаемой из года в год организационной слабости власти в экономической сфере остаётся крайне низкая квалификация государственного аппарата практически на всех уровнях управления, а также дефицит квалифицированных специалистов, способных не только разработать инновационные программы и технологии, но и внедрить в производство, сделав их коммерчески выгодными.
Новые технологии – это не столько "железо", сколько люди с соответствующим профессиональным инженерно-техническим опытом. Однако, согласно данным Комитета по статистике, за последние четыре года число эмигрантов с высшим образованием превысило число иммигрантов на 65%. Максимальный отток наблюдается по техническим и экономическим специальностям. "Утечка мозгов" продолжается. Видимо, поэтому главной заботой Правительства стали не активные действия по структурной модернизации казахстанской экономики, а стерилизация избыточной денежной массы.
