Сегодня у нас разговор совсем не лёгкий, можно даже сказать, очень тяжёлый разговор – про курс тенге и про то, какие перспективы ждут нас в связи с этим. В гости я пригласила Тимура Турлова – основателя и генерального директора компании Freedom Finance.
Визитка гостя
Тимур Русланович Турлов
Окончил Российский государственный технологический университет им. Циолковского, имеет квалификационный аттестат ФСФР 1.0.
Более 10 лет работает в сфере международных инвестиций, эксперт по фондовому рынку США, специализируется в сферах портфельного управления активами и разработки опционных стратегий с ограниченным риском.
Работал на фондовых рынках США, России и Казахстана, торговал на Лондонской фондовой бирже.
Ведёт семинары по актуальным инвестиционным идеям, автор образовательных программ, учебных пособий и информационного проекта Aboutoptions.ru. До создания собственной компании руководил направлениями международных рынков в ИК "Ютрейд" и "Неттрэйдер", управлял деньгами "Ингосстрах-Инвестиции", World Capital Investments (США).
- Есть ли некое реальное дно падения тенге, о котором так много говорят и так много спорят и переживают?
На самом деле курс тенге влияет на очень большое количество факторов. И когда Национальный банк принимает те или иные решения, каким-то образом влияющие на то, что происходит на валютном рынке, он пытается найти некий баланс между интересами частного и государственного сектора. Между ситуациями, которые складываются в бюджете и в банковской системе.
Безусловно, текущее падение тенге во многом повторило падение цен на нефть, пускай и со значительным запозданием. Несмотря на то что сама политика регулирования валютного рынка достаточно часто менялась последние два года, в целом мы повторили российские сценарии.
Сейчас, хоть и с некоей задержкой, мы понимаем, что в данный момент падение курса тенге позволяет Правительству некоторым образом сбалансировать доходную часть бюджета. Так как, несмотря на то что нефть стала стоить дешевле в долларах, в тенге она стала стоить дороже. За счёт того, что тенге сам очень сильно подешевел к доллару.
- Это позитивные новости?
- Это позитивно для Правительства в том плане, что дефицит бюджета будет не столь огромным, каким он бы мог бы стать при курсе, например,185 тенге. И безусловно, многие из сырьевых компаний могут продолжать работать и исправно платить налоги. В противном случае, если бы мы остались при старом курсе, большинство компаний потеряло бы две трети своей выручки. А расходы остались бы на старом уровне, что для них неприемлемо.
- Из возможных рисков и угроз властью названы ещё предполагаемое сокращение производства в стране, потеря рабочих мест, опасение "сжечь валюту – все наши резервы", которые есть в Национальном фонде… При таком раскладе стоит ли действительно проводить валютные интервенции, тем самым поддерживая курс тенге, как это делал прежний глава Нацбанка?
- Но вот, знаете ли, мне кажется, среди всего комплекта опасений, которые сейчас мы вместе назвали, наименее страшное – это потерять валютные резервы. Дело в том, что всегда надо искать баланс между интересами частного сектора, предпринимателей, работников, и потребностями бюджета. А для экспортёров сейчас сложилась такая ситуация, что чем дешевле курс, тем лучше для работников, занятых на экспорто-ориентированных производствах.
Казахстан накопил в два раза больше резервов на душу населения в процентах ВВП, чем та же Россия. И у Казахстана нет никаких проблем, и нет даже пока на обозримом горизонте каких-то серьёзных предпосылок к тому, чтобы потерять все свои резервы из-за валютных интервенций.
- А каковы личные валютные сбережения казахстанцев?
- Собственно, доля казахстанцев в структуре валютных запасов страны в какой-то степени с точностью до наоборот отражает ситуацию в России.
К примеру, по Алматы порядка 82-83% депозитов – это сбережения в иностранной валюте в банках второго уровня. Я сейчас не вспомню точную цифру в абсолютном выражении, но если мы сравним с Россией, то в России порядка 80% от всех депозитов – в национальной валюте. Остальное – это иностранная валюта. А у нас наоборот. Это на самом деле достаточно страшно для банковской системы, это на неё оказывает гораздо более сильное давление.
Между тем, казахстанцы гораздо меньше потеряли сбережений от девальвации, особенно в долларовом эквиваленте, нежели россияне. Но и получили в итоге такую очень странную ситуацию, когда, по сути говоря, самыми уязвимыми для девальвации становятся как раз те, кто сбережений не имеет.
Доходы тенговые остались на прежнем уровне, и если у тебя нет никаких сбережений в твёрдой валюте, то твои реальные расходы просто сокращаются под давлением инфляции. А средний класс, 82% представителей которого имели какие-то сбережения в иностранной валюте, фактически именно средний класс и корпорации выказали недоверие национальной валюте. Причём выказывали это недоверие на протяжении двух последних лет.
И более того, фактически один Национальный банк был единственным игроком на рынке, кто продолжал поддерживать тенге, и продавал иностранную валюту из резерва.
Все же остальные её только покупали, то есть почти все экономические агенты играли против Нацбанка, очень долго играли на то, что тенге должен ослабнуть. И доигрались…
В конце концов, к этому ещё добавилось и осознание, что дефицит возникает, большой перекос в импорте… Дисбаланс возник даже не из-за того, что в России всё стало сильно дешевле. Потому что ситуация в России тоже не самая типичная с точки зрения законов мирового рынка. То есть там российский рубль пострадал почти также, как и тенге, но в России немножечко более сложная ситуация с государственными финансами, несмотря на то что там много экспертов говорит о большей диверсифицированности российской экономики по сравнению с нашей. Это, в общем-то, правда, хотя уровень её диверсифицированности и не принципиален, далеко не в разы выше, а лишь на несколько десятков процентов.
- То есть она всё же не столь импортозависима, как наша экономика
- Она почти также импортозависима, но эта зависимость несколько меньше. Не надо считать, что они там в два раза меньше зависят от импорта, чем Казахстан. Они тоже очень сильно зависят, но на 25% меньше по сравнению с Казахстаном. Эта разница не радикальна.
Но у Казахстана есть свои сильные стороны сейчас. К примеру, у нашего государства достаточно маленькие оборонные расходы. Казахстан тратит на армию на уровне Европы – порядка 1,5% ВВП. В России же на оборону тратят 5%, то есть никто даже из Европейских стран тратить на оборону столько, сколько Россия, сейчас себе не позволяет.
Кроме того, что у России эти расходы больше, у нее ещё и выше соцобязательства в бюджете, чем у Казахстана. При том у нас по-прежнему открыт внешний рынок заимствований, и Казахстан, в отличие от России, не испытывает никакого существенного бегства капитала.
Поэтому общие условия в Казахстане лучше, чем в России, и говорить о том, что курс валюты в Казахстане должен пережить столь же масштабную девальвацию, как и в России, – это тоже отнюдь не бесспорный тезис.
– Приведу цитату из интервью Данияра Акишева российскому телеканалу: "Все знают, что может быть ситуация, когда цены на нефть очень сильно упадут. Но самое главное: никто не знает, что должен делать в такой конкретной ситуации регулятор. А ведь для этого и нужно стресс-тестирование". Так он сказал. И что, под стресс-тестированием надо понимать позицию невмешательства в регулирование курса тенге?
- Под стресс-тестированием нужно понимать как раз некую попытку спрогнозировать: как будет выглядеть ситуации в экономике, как будет выглядеть инфляция, как будут выглядеть балансы банков, как будут выглядеть резервы страны в том случае, если внешние условия продолжат ухудшаться. То есть стресс-эксперты просто пытаются смоделировать те или иные ситуации, проставляя в моделях разные цены на нефть К примеру, что будет при цене на нефть 30 долларов за баррель. А при 20 долларах? Или при 40?
- При этом они не делает интервенций, так как это было при Келимбетове
- Действительно, Нацбанк при Акишеве выступил с фактически ещё более мягкой политикой невмешательства в курс тенге.
На самом деле сейчас главная проблема тенге заключается в том, что он фактически перестал играть роль валютосберегающего резерва.
Это при ситуации, когда практически вся капитализация частного сектора сидит в долларах. То есть мы только тратим в тенге, он по-прежнему для нас только валюта расчётов по всей Республике. Но даже и этот расчёт уже становится всё сложнее и сложнее осуществлять. И именно из-за дефицита тенге на межбанковском рынке. Даже самим банкам становится тяжело рассчитываться друг с другом.
- Насколько серьёзной проблемой является то, что тенге перестал быть валютой сбережений?
- Для этого надо вернуться к пониманию, зачем государству вообще нужна национальная валюта? Мне кажется, абсолютно все знают, что одним из главных элементом независимости для любой страны является наличие у неё возможности влиять на внутреннюю и внешнюю монетарную политику, выпуская свои деньги и регулируя денежное обращение.
Если твоей валюте не доверяют, если ты не можешь создавать сбережения в своей национальной валюте, ты не в состоянии делать инвестиции в национальной валюте – ты становишься заложником монетарной политики какого-то третьего государства. В конкретном случае мы становимся заложниками монетарной политики Соединенных Штатов, используя американский доллар для всех этих расчётов.
Конечно, в Америке действительно очень стабильная экономика, это высокоразвитая экономически страна, она завоевала мировое признание и заслужила превосходную репутацию за несколько столетий. Но американские рецепты управления экономикой не могут применяться в Казахстане: мы сильно отличаемся от Штатов.
Гораздо проще регулировать свою финансовую сферу, когда твоей национальной валютой массово пользуются на внутреннем рынке страны, а также в той или иной мере используют её и для внешних расчётов. Когда же ею не пользуются, мы фактически начинаем терять возможность оказывать влияние не только на внешние, но даже и на внутренние экономические процессы.
Мы просто утрачиваем один из важнейших рычагов управления экономикой и контроля над ней.
- По некоторым данным, возможно, вы меня поправите, полная денежная масса в тенге составляет сегодня 8,5 триллионов. Сколько нужно долларов чтобы выкупить всю её у населения?
- Ну 8,5 триллионов нужно поделить на текущий курс тенге, скажем 360, и получим ту сумму. Это будет порядка 25 миллиардов долларов.
- Назовите, пожалуйста, 5 шагов, которые бы вы предприняли в нынешней ситуации для регулирования именно курса тенге…
- Нацбанк сейчас абсолютно контролирует ситуацию. И может при желании тем или иным образом добиться практически любого состояния валютного рынка. Сейчас же Нацбанк поддерживает те настроения, которые на рынке присутствуют на данный момент, он никак не борется с бегством капиталов из тенге в доллар. Более того, в данный момент он даже косвенно поддерживает этот процесс определённым образом,
Но смысл в том, что девальвация может быть эффективна только до определённого уровня. То есть мы можем сознательно снижать курс национальной валюты, помогать экономике, сокращать свои издержки. Но после определённого порога это просто становится неэффективной мерой.
Мне кажется, что Нацбанк уже достаточно близко подошёл сейчас к этому моменту. И даже если мы не ожидаем сейчас какого-то достаточно быстрого возврата цен на нефть, одно и то же действие Нацбанка может оказаться как полностью верным, так и полностью неверным – в зависимости от того прогноза, который мы имеем в конкретный момент. Однако в надёжности и в достоверности этого прогноза сейчас никто не может быть уверенным до конца.
Поэтому, в конечном счёте, эта политика ослабления тенге, наверное, всё-таки была верна прежде, и есть пока. Именно с точки зрения той конъюнктуры рынка нефти, что складывается сейчас. А цена на нефть всё падает. Она сейчас уже очень низка для многих сырьевых стран. Настолько, что её добыча по текущим ценам становится уже нерентабельной.
Но если мы не предполагаем какого-то быстрого отскока, наверно, в этой ситуации экономику правильно заставлять экономить. Один из аспектов этой проблемы – падение курса национальной валюты заставляет людей экономить самым естественным образом, просто снижая возможности тратить и покупать. Другое дело, что от девальвации в первую очередь страдают самые социально необеспеченные слои населения. Средний класс, имеющий сбережения в долларах, в какой-то степени даже нарастил свою покупательную способность сейчас.
То есть если в ресторан вы сейчас придёте, то цены там не сильно отличаются от докризисных. В общем маржа почти всех участников рынка сильно сжалась, и те, кто имеет валютные сбережения, могут теперь купить больше, чем они могли купить прежде. Больше машин, квартир, продуктов.
А вот те, у кого сбережений не было, а таких в Казахстане – миллионы, на самом деле вот они-то теперь реально могут купить продуктов, товаров и услуг объективно меньше, чем могли покупать ранее. И этот перенос стоимостных категорий – с одной стороны, снижение, а с другой, увеличение покупательной способности населения – какое-то время позволяет государству формировать более или менее сбалансированный бюджет в национальной валюте. Но есть, видимо, какая-то грань, на уровне которой так или иначе девальвация перестаёт быть целесообразной, и когда приходится балансировать бюджет не только путём сокращения расходов в реальном выражении, но и путём сокращения каких-то наименее важных статей этого бюджета.
Но здесь надо понимать, что каждое решение имеет свою цену. Оба решения плохи: сокращать реальные расходы – это уж точно нехорошо. Но говорят, что самый жестокий налог – это инфляция. Потому что она отбирает деньги абсолютно у всех. И у тех, кто работает, и у тех, кто не работает. И вот этот налог экономика переносит сложнее всего.
У нас сейчас идёт к тому уровню инфляция, когда мы не можем уже выбирать, какие статьи сокращать. Сокращаются все расходы, поэтому, я думаю, сейчас доходы государства уже не так сильно будут зависеть от текущей цены на нефть, а они, безусловно, очень низки. Но уверен, что девальвация не может быть бесконечной.
У Казахстана есть огромная финансовая подушка. Я просто убежден, из всего того, что раньше делало Правительство, оно вернётся к практике регулирования курса валюты и сейчас. Курс, скажем, стабилизируют на каком-то достаточно низком уровне, может быть это будет 360 или 400 тенге, если конъюнктура начнёт ухудшаться радикально.
Но я не думаю, что у нас есть основания какие-то апокалиптические прогнозы делать. Просто взвешивая социальные последствия девальвации, Правительство в очередной раз примет решение, что, видимо, перекладываться дальше на экономические рычаги уже будет слишком больно для всех. В то время, когда у нас есть возможность использовать накопленные резервы. Безусловно, делать вид, что мы имеем возможность жить также, как жили при 120 долларов за бочку, мы не можем себе позволить. Но при этом мы ведь эти резервы специально копили, чтобы использовать в такие сложные времена.
- Я правильно вас понимаю, ваше предложение в том, чтобы использовать резервный фонд для интервенций, для поддержания курса тенге?
- Я говорю в первую очередь о том, что нам нужно как минимум перестать стимулировать рынок Казахстана к дальнейшему ослаблению тенге и перестать использовать тенге в качестве единственного балансира бюджета.
Вместо этого нам нужно использовать резервы, либо наращивать наш госдолг, возможности для чего тоже открыты.
- Если сравнить действия Национального банка при Келимбетове и при Акишеве, что вам больше импонирует?
- Мне на самом деле больше всё-таки импонировала политика Келимбетова, как ни странно. Он во многом был последователен в своей политике. И мне нравилось, что он всё-таки ставил на первое место, даже когда мы перешли к политике уже свободного плавания, когда было принято это политическое решение, интересы всей национальной экономики. В том числе и бизнеса, который сам о девальвации очень долго просил, а сейчас уже просит совершенно об обратном. Но дело не в этом.
Свободное курсообразование подразумевает всё-таки и некую свободу экономических агентов покупать доллар или продавать его, или иметь возможность занимать в тенге, привлекать тенге. Сейчас на самом деле ситуация достаточно сложна. Именно в том плане, что, безусловно, все или большинство игроков по-прежнему скупают доллары. Несмотря даже на текущий уровень курса, который, на мой взгляд, да и по мнению многих казначеев, с которыми я общаюсь, делает игру против тенге уже практически очень рискованной.
И Нацбанк тоже сделал очень много, для того чтобы сделать эту игру более рискованной и менее выгодной. Нацбанк действительно борется со спекулянтами сейчас, которые пытаются играть на ослабление тенге. Он борется не только со спекулянтами, он борется вообще практически со всем финансовым сектором, потому что у нас не только курс плавает, у нас ещё и ставка плавает.
Российский Центральный банк всё-таки, несмотря на то что рубль тоже ушёл в свободное плавание и пережил сумасшедшую волатильность в России, а учётная ставка на своих максимумах составляла 17% (это как раз та ставка, которую в Казахстане тоже ввёл Келимбетов, буквально за две недели до своей отставки), создавал условия, чтобы под 17% рубль можно было занять всегда. Для банков это очень важно, потому что в тот момент, когда национальная валюта слабеет, и когда население и клиент-банк начинает "переворачиваться" в валюту, а у банков есть куча кредитов, которые выданы в национальной валюте, то банку нужно балансировать свои активы-обязательства. Они просто не имеют права этого не делать.
Они не могут иметь депозиты в долларах, а кредиты в тенге, иначе тогда сам банк порвёт финансовую систему этой валютной разницей. Потому что он не сможет вернуть вкладчикам деньги в той валюте, в которой они ему принесли. Поэтому банки вынуждены в этой ситуации, когда у тебя клиент переходит с тенге на доллар, найти где-то тенге под залог этого доллара. И как раз сейчас банки очень сильно страдают от того, что из-за действий клиентов, из-за того что корпорации, частный сектор "переворачиваются" в доллар, банки не могут выдержать структуру баланса, они вынуждены занимать тенге. Занимать очень дорого приходится, Нацбанк им не даёт эту подушку ликвидности.
- Каковы риски при этом?
- Здесь начинают уже возникать риски у самих банков. Это риски того, что банкам становится очень сложно выдавать клиентам тенге.
- Когда мы говорили ещё до начала интервью, о том, что Казахстан является богатой страной и враз обеднеть настолько, чтобы не поддерживать курса национальной валюты, не мог, то есть Казахстан по-прежнему зарабатывает, имеет хорошие резервы и зарабатывает в общем-то неплохие деньги, прокомментируйте, пожалуйста, вашу вот эту мысль…
– Как мне кажется, мы уже достаточно близко подошли к той точке, когда переносить полностью плохую внешнюю конъюнктуру на частный сектор через девальвацию уже, наверное, неэффективно. С точки зрения резервов, у Казахстана нет никакой проблемы иметь курс хоть 180, хоть 300 тенге.
Нацбанк может поменять все существующие сейчас на рынке тенге на доллары при практически любом курсе. У нас резервы – почти 90 млрд долларов. Если смотреть на суммарные резервы Нацбанка, вся тенговая масса – порядка 25 млрд, то есть резервная позиция избыточна. Другое дело, что этот год не последний для Казахстана, и сейчас, если доходы упали, Правительство пытается заставить всех сократить расходы побыстрее. Вот это главный вопрос – в этой скорости сокращения расходов.
На мой взгляд, мы уже выбрали основную целесообразность этой скорости. И если дальше продолжать девальвацию, мы просто можем прийти рано или поздно к полной потере доверия к национальной валюте.
Я не могу сейчас сказать, что Нацбанк себя ведёт совершенно неадекватно, в том случае, если действительно мы ставим на то, что конъюнктура останется плохой ещё очень долго.
Это относительно разумная политика. Другое дело, что это же государство достаточно долго изымало дополнительный доход у частного сектора. В том числе, в первую очередь у нефтяного сектора, и складывала их в резервы. И несколько лет государство имело очень большой доход в резервном фонде.
Сейчас по сути говоря, видимо неизбежно приходит время, когда государству придётся доставать деньги из резерва, для того чтобы сгладить этот процесс.
Я думаю, что у Казахстана есть гораздо больше шансов, чем у России, помочь поддержать теперь свой частный сектор и сделать девальвацию не столь болезненной, какой она могла бы быть.
Для того чтобы и далее уравновешивать экономику, нужно использовать другие инструменты. А вот этот инструмент – девальвация, он себя практически изжил. Сейчас в интересах Казахстана, на мой взгляд, выгоден гораздо более стабильный тенге. Тенге, который будет у банков, тенге, который банки смогут выдавать в виде кредитов бизнесу, для того чтобы этот бизнес сейчас не сокращал производство, вследствие того, что у него нет оборотных средств.
Я абсолютно убеждён в адекватности тех людей, которые сейчас принимают решения по монетарной политике. Они действительно профессионалы и понимают что делают. Но суть в том, я сейчас склонен считать, что они уже очень скоро будут вынуждены при необходимости вмешаться, для того чтобы замедлить дальнейшую девальвацию тенге. Они прекрасно понимают все социальные последствия нынешней ситуации. Их окно возможности влияния на экономику через снижение валютного курса практически закрылось уже.
Я думаю, что всё-таки курс валюты будет стабилизирован, и экономика получит тот тенге, в котором сейчас сильно нуждается, для того чтобы мы всё-таки пережили этот сложный период и не получили какого-то радикального экономического спада, а вернулись на траекторию роста.
