Иран-Гайып: поэт – не врач, он – боль…

18 февраля 2008, 00:00 932

Клуб меценатов вручил премию «Платиновый Тарлан» 2007 года в области литературы лауреату Государственной премии РК, кавалеру ордена «Парасат» поэту и драматургу ИРАН-ГАЙЫПУ (Иранбеку Оразбаеву). Иран-Гайып вырос под Кызылордой, в колхозе имени Абая Сырдарьинского района, где председательствовал его отец. Как все отцы, он хотел, чтобы долгожданный сын сделал надежную карьеру, и сын, окончив политехнический институт, стал горным инженером, начальником карьера в Яныкургане. Отец лежал в больнице, когда Иранбеку пришли два направления – в Высшую партийную школу Алма-Аты и на Высшие литературные курсы в Москву. Он принес их отцу: «Бог исполнил и твое желание, и мое. Как скажешь, так и поступлю…» Уже четверть века время от времени ему снится Москва – холодная, заснеженная, манящая, и всегда в этом сне у него в кармане лежит обратный билет на самолет… Его педагогом в Литинституте стал замечательный поэт-фронтовик Александр Межиров, напутствовавший первую книгу Иранбека в переводе на русском языке: «Поэт не слишком насыщает стих злободневностью, зная, что она имеет свойство выдыхаться… Иранбек Оразбаев не проповедует, а исповедуется… его душа не меньше его таланта. В поэзии он видит постоянную помощь «добру и свету». В издательстве «Жазушы» мне довелось готовить к изданию драматическую поэму Иранбека Оразбаева «Наследник» в переводе Межирова. Помню свое восхищение и блистательным межировским переводом, и самой поэмой – ее образностью, смелостью трактовки образов Чингизхана, его жены Борте, их сына Джучи. Поэма пульсировала живой жизнью, будто не столетия назад хан ломал хребет непокорному сыну. И сам поэт, высокий, гибкий, стремительный, в ковбойской шляпе, казался летучим всадником, перемахнувшим эти столетия, чтобы донести до нас обуревающие его страсти. Он всегда был возмутителем спокойствия - и в родном Союзе писателей, и в Москве. Вечер поэзии Иранбека в Центральном Доме литераторов, который сам по себе уже высшее отличие, был объявлен как «обсуждение стихов». Иранбек возмутился: «Почему не пишут обсуждение стихов Евтушенко или Вознесенского?» «Но они же мифы, легенды», - объяснил Межиров. «Может, мы у себя на родине – тоже мифы». И снял объявление. Межеров обиделся, а через несколько дней сказал ученику: «Ты прав». В Иранбеке Оразбаеве никогда не было страха перед авторитетами – ни в литературе, ни в жизни. Он хочет донести до читателей свое понимание Абая, Коркута, Ауэзова, Байтурсынова, отзвук «вечных последствий жизни». За него все время было боязно – слишком безоглядно он живет. И однажды судьба подстерегла его, лишив любимого сына. В тринадцатитомнике, который выпустил поэт к своему шестидесятилетию, есть книга об этом - «Омир-Наме». У Иранбека подрастают меньшие сын и дочь, ему их надо ставить на ноги… Мне хотелось о многом расспросить Иранбека, мы давно не общались, – и о давней поэме о Чингизхане, и о новых творениях, и просто о том, как ему живется – лауреату таких престижных государственных и общественных наград. Но первым делом я спросила, с чем связана смена имени? Великий японский художник Хакусай говорил, что, достигнув известности, надо менять имя, пусть теперь под новым тебя признает слава. Но все оказалось и проще, и сложнее. «Я вернул имя, которое мне прокричали в ухо при рождении. Я родился в 1947 году 7 июня, это знак Близнецов, это двойной мой ангел - ИРАН-ГАЙЫП». Наследие Коркута - Мне теперь за шестьдесят, - говорит Иран-Гайып. - Я иду к возрасту Пророка, а что это значит? Пророк Мухаммед покинул в 63 года этот мир. Его последователь Яссауи, перешагнув возраст Пророка, не захотел длить свои дни на земле и добровольно ушел в вырытую под землей пещеру-хилует - молиться, очищаться, умерщвлять плоть для духа. Его духовные откровения стали хикметами для верующих, а мавзолей Кожа Ахмета Яссауи в Туркестане - местом паломничества мусульман, второй Меккой. Я не могу повторить его духовный подвиг. Да и не в моем это характере что-либо повторять. Но мое сознание с возрастом уже иное. Вот вы сюда шли, и я в ожидании написал стихи, зацепившись за строчку из Корана, называются «Неверующему». Подстрочный перевод будет примерно такой: «Твоя жизнь – животные инстинкты, Моя жизнь – духовные искания. Твои думы – еда, питье, удовольствия, Мои думы – возвышение чести и достоинства. Мое сознание – строка в Коране: «Ла илахи илла Аллах…», Но хоть умри, я не могу сказать, что у тебя есть сознание». - А я как раз об этом хотела у вас спросить. В замечательном очерке Адольфа Арцишевского «Есть ли яд, не испитый мною?» есть такое ваше высказывание: «Иногда мне кажется, что современный интеллектуал подобен Коркуту: деньги отобрали, должности заняты, не может найти работу... Лишь обратившись к Богу, Коркут мог бы обрести почву под ногами». Вы тоже ищете эту почву? - Коркут-ата жил в эпоху принятия ислама в Степи, его мятущийся тенгрианский дух противился канонам новой веры. И Творец закрыл ему Путь, куда бы он ни шел, перед ним разверзались могилы. Он прожил всего 40 лет, а мы говорим – старец Коркут, его образ таким и предстает – с бородой, согбенный. Но духом, мудростью своею, он превзошел многих мудрецов, и тоска скитальца осталась в его мелодиях, в песне кобыза, который он изобрел. - Кобыз, действительно, имеет ни с чем не сравнимое, какое-то космическое, тянущее душу ввысь, звучание. За книгу «Могила Коркута» вы получили Государственную премию? - Коркут-ата из наших кызылординских мест. Но эта книга и о моей жизни. Куда бы я сегодня ни шел – мне путь закрыт. Человек с двумя высшими образованиями, я не имею работы по душе…, а за мой труд поэта мне не платят денег. - А тринадцать томов ваших произведений? А ваши пьесы, идущие во многих театрах страны? - Книги мне помогли издать, о гонораре речи не идет. Как мне кормить своих детей? Получается, мы живем в стране, сделавшей нищими своих поэтов? О которой при этом вокруг говорят, что это богатая страна. - Говорят, стихи сегодня самый неходовой товар, они не нужны народу. - А этот народ кто-нибудь спросил, что ему на самом деле надо? Может быть, народ как раз хочет встреч со своими поэтами, их книг? Разве у народа спросили, когда закрывали «нерентабельные» клубы, библиотеки в аулах? Когда в стране разваливались библиотечная, книготорговая, кинопрокатная сеть, не налаженные по сей день? В конце концов, развитие, поддержка национальной культуры, литературы – дело престижа государства, дело духовного здоровья общества. - Может быть, деятелям культуры пора тоже говорить о своих правах, отстаивать Закон о творческой личности, который бы защитил и поэтов. Сейчас создается Конфедерация творческих союзов… - Это хорошо, хотя союзы только «ремонтами» занимаются. Но здесь надо смотреть глубже, в социальные первопричины создавшегося положения. Вот вы знаете, какое общество мы создаем, что строим? - Капитализм строим. - Есть такая наука – «обществоведение», и нам, школьникам, давались основы марксизма-ленинизма. Получается, согласно этой науке мы вспять повернули, от социализма к капитализму. - Но ведь марксизм себя в Российской революции несколько дискредитировал? - Потому что по Марксу революции в России не должно было быть, ее подтолкнула проигранная война. Социализм нужно строить на основе высокоразвитого капитализма. А у нас к какому капитализму мы идем? - К грабительскому, когда десяти процентам населения стали принадлежать все народные, национальные богатства. - Заметьте, это не я сказал, это вы сказали. А как по-другому можно за десять-пятнадцать лет заработать миллиардные состояния? И за кого народ свой держать при этом? Мы что – читать-считать не умеем? Когда смотришь на наших новых капиталистов, потерявших всякое представление о чести, стыде, думаешь: разве они не знают о стоящих на улице Саина малолетних проститутках, о беспризорных детях, о толкущихся на базаре джигитах с тележками – вот он генофонд нации. Они выжимают из этого народа, из этой земли все возможное, но этот народ им не нужен. И не только Митталу, похоронившему еще тридцать наших горняков, но и родным капиталистам, не обучающим своих рабочих, не платящим им достойную зарплату, не обеспечивающим людей социальной защитой. Нашим нуваришам с их капиталами, с «родиной на вывоз» в любом Майями рай земной. Ад же в своей душе они научились глушить до поры до времени. Однажды я слышал, как президент Нурсултан Назарбаев говорил в мечети: человек голым приходит в этот мир и голым из него уходит. Это говорил человек верующий. Ну а другие, стоявшие рядом? - Наверное, вас с такими мыслями и настроениями с распростертыми объятиями встретила бы родная оппозиция. В партиях не состоите? - Когда оппозиция не может договориться об едином лидере, когда во главе одной партии пять председателей, то понятно, чьи интересы их волнуют прежде всего. Они же все спрыгнули с одной платформы, вышли из тех же властных структур. Потом что-то не поделили, это нормальная борьба за власть. Но я-то здесь при чем? И народ мой при чем? Не надо только до стрельбы дело доводить. Но хотя бы перед смертью были слова раскаяния, прозрения, за них спасибо. И разве можно говорить о безопасности в нашем государстве, когда генералы КНБ привлечены к уголовной ответственности? Когда, выступая в Генпрокуратуре, президент говорит о том, что народ не верит полиции, судебной власти, - он говорит правду. Ведь это всенародно избранный Президент, на кого он должен опереться? Язык погибает только с народом - Наверное, вы, Иран-Гайып, выступаете в казахских газетах со своими статьями о наболевшем, или более злободневной стала ваша поэзия? - Нет, я не пишу статей, потому что нет смысла, Слово никто не слышит. А ведь у казахов Слово всегда имело сакральное, божественное значение. Это Слово дано поэту. Но поэт – не врач, он – боль. Когда соловей в городской клетке трелями заливается, думают, он поет. А он плачет. - А казахский язык вы, как поэт, не оплакиваете? Многие деятели культуры озабочены тем, что казахский язык гибнет. - Гибнет?! Язык не может погибнуть. Он погибнет только вместе с народом. Язык рожден этой землей, он часть ее, он порождение народного духа, как же он может погибнуть? Миф о гибели языка придумали те, кто сами его забыли, кому нужно создавать комитеты, фонды, перетягивать в них деньги из бюджета. И в этом отношении я уважаю президента, который верит в жизнестойкость родного языка, а значит и народа. Потому не надо болтать о гибели языка, собирая на этой теме свои дивиденды, а надо поддерживать аул, где язык зарождается, школу, в которой он развивается, литературу, которая им питается. Дело не в том, чтобы войти в пятьдесят развитых стран, конкурировать с другими. Дело в том, что у нас все еще не хватает школ, больниц, мизерные выплаты на рождение детей, элементарного жилья нет у многодетных матерей. А как же право на жилище, гарантированное Конституцией? Да, мы учим горсточку студентов за границей по программе «Балашак», но сколько детей уже не имеют возможности учиться. Детей из аулов, где всегда были от природы талантливые, одаренные люди. А ведь мы говорим, что мы богатая страна. Для кого? Если, получив социальную поддержку, в города придут учиться дети из народа, с ними придет и казахский язык. - Президент говорит и о программе трехъязычия – казахского, русского и английского… - Это неправильная постановка вопроса. Пусть русский и английский учат те, кому он нужен в работе, в общении. Это языки функционального значения. А казахский – язык нашей жизни. И в этом смысле пусть комитеты по защите своего языка создают другие народы, живущие в Казахстане – русские, корейцы, дунгане, немцы, уйгуры… - Но разве они не должны выучить в первую очередь государственный казахский язык, разве это вас не волнует? - Казахи должны создать условия, возможности для обучения государственному языку, а проблема обучения – это не казахская проблема. Это уж как совесть вам повелит, учить его – не учить. И общая культура. Наверное, культурному образованному человеку нормально знать два языка. Ведь приезжают к нам иностранцы и выучивают казахский и с удовольствием на нем говорят. Может, через поколение-другое это станет нормой для всех. - Мне кажется, надо сделать так, чтобы говорить на казахском было престижно, модно для молодежи. Ведь вызывают же восхищение дикторы – не казахи, владеющие языком. Надо всеми мерами поднимать эту престижность, устраивать конкурсы, олимпиады. Поощрять. - Это надо делать всем вместе, а не только казахам. Может быть, русским, прежде всего. Я же не могу, Любаша, повелеть твоим детям, чтобы они захотели учить мой язык, чтобы они захотели читать Абая в подлиннике. А ты можешь. Но ведь ты же сама не знаешь языка, и как себя чувствуешь? - Мне стыдно. - Видишь, уже хорошо. Это уже почти желание учить. Не запретами, не силой, а желанием язык станет для всех нормой. Думаю, через два-три десятка лет сегодняшняя ситуация всеми будет вспоминаться с недоумением. Ведь развитие общества подчинено своим непреложным законам. И наука обществоведение помогает делать прогнозы этого развития. В 1979 – 1981 годах, когда мы учились на Высших литературных курсах в Москве, у нас были преподаватели, которые тайком читали нам лекции об общественном развитии. Тогда уже начались деколонизация и центробежные процессы в Африке. Так вот, они прогнозировали, что такие процессы неминуемо произойдут в СССР и США. Ведь США на самом деле очень нестабильная по общественному составу страна, в которой нет цементирующей государство образующей нации. Со своими аборигенами они известно как обошлись. Так что меня очень волнует положение в США, особенно с южными штатами. Ведь там нефть… - Иран-Гайып, извини, но меня как-то больше волнует положение русских Казахстана. Как к ним на самом деле относятся казахи, должны они уезжать или не должны? А если оставаться, то как же зов исторической родины? Зов языка? - Знаешь, Любаша, я однажды был в жюри айтыса, он развернулся между акынами Кызылординской и Кокшетауской областей. Я даже сказал коллегам: я не знаю, за кого болеть, ведь предки мои с Кокшетавщины, из среднего жуза, а сам я родился под Кызылордой. - И долго не могли разобраться в своих чувствах? - Да в ходе айтыса и разобрался. Я понял, что моя родина – Кызылорда, я там костьми пророс. Так и для наших русских, если они здесь родились, их родина – Казахстан, и они своей душой должны за нее болеть, чувствовать себя хозяевами, плотью этой земли. Чтобы и жить, и умереть. Иначе какой смысл вообще? И любя свою культуру, свой язык, уважать традиции и язык казахов. Так делается во всем мире. Я больше скажу. Я не думаю, что казахам надо собирать соотечественников по всему миру в Казахстан. Сильные нации, такие, как китайцы, корейцы, японцы не боятся рассеивания своих диаспор по миру. И уехавшие казахи несли и несут за рубеж казахский язык, культуру, знание о казахах и Казахстане. - Кстати, казахстанцы, бывая за рубежом, всегда удивляются, как сохраняют казахи язык в Турции, в Монголии. Но ты ведь называешь народы, живущие на своей земле очень скученно, тесно. А Казахстану надо держать свои большие просторы. - Держать надо не за счет количества, а за счет качества. Казахи всегда кочевали на больших пространствах. На этой земле всегда существовали между людьми связи, простому линейному измерению не поддающиеся. Степной узун-кулак никакому объяснению не поддается. Ну не могли вроде новости в домеханизированный век так быстро распространяться. - Выходит, ветер носил? - А Абая в дописьменную эпоху откуда знали? А эпосы, дошедшие из средних веков? Нет, есть вещи в природе человеческой совершенно необъяснимые. Или объяснимые с точки зрения Иного начала. Для меня сейчас ежедневно есть Бог и есть раб Божий Абай и дух его. Я каждый день открываю стихи Абая, и каждый день они другие, как многогранный алмаз, – в зависимости от моего настроения одно и то же стихотворение совсем другим становится. Как это объяснить? - А как это перевести на русский? - Поэтому Абай непереводим. - И Пушкин непереводим… - Но пытаться надо. Вот я тебе газету хочу подарить «Адибиет айдыны», здесь мои переводы Пушкина, Лермонтова, Шевченко, Есенина. Между прочим, стихи Шевченко посвящены девушке, которую он рисовал и у которой, судя по всему, от него остался ребенок… Знаешь, ко мне на юбилей в прошлом году приезжал мой друг, поэт из Херсона Александр Кичинский, лауреат Государственной премии Украины. Мы с ним вместе в Литинституте учились. Как это происходит, что он совсем как я? Нам и говорить не надо. Над одним и тем же смеемся, только переглянемся, одному и тому же печалимся, гневаемся… - В том-то и дело, что сердце выбирает друзей… - По этому делу и напиши на этой газете: «Никому никуда не надо уезжать. Надо жить и прожить настоящую земную жизнь вместе – в Казахстане!» Любовь ШАШКОВА

Поделиться: