Для людей, нечасто приезжающих в Астану, перемены в ее облике особенно заметны. А в теплые денечки золотой осени город хорошеет, при этом оставаясь большой строительной площадкой. Мы едем по проспекту Республики с Сауле Досжан, и его перспектива, уходящая через новый мост на Левобережье, просто радует взор. Обращаю внимание, что все больше становится в Астане девушек-джигиток, подобно Сауле оседлавших мощных стальных коней. Значит, есть куда и есть зачем ездить. Сауле позвонила мне в Алматы: «Бываете в Астане, а к нам не заглядываете. А у нас сейчас свой дом».
Спрессованное командировочное время не позволило в этот раз воспользоваться гостеприимством семьи лауреата Государственной премии РК, известного прозаика Дукенбая ДОСЖАНА. Но с самим писателем мы встретились. Дукенбай Досжан не только стал одним из первых писателей, переехавших в Астану, но и автором романа «Акорда», посвященного молодой столице и становлению независимости Казахстана. Эта тема для него закономерна. В самые глухие девяностые годы, когда многие писатели растерялись, Дукенбай Досжан с приходом независимости словно обрел новое дыхание. От излюбленной темы древней истории Отрара и Великого Шелкового пути он переходит к новейшей истории, к именам, насильственно изъятым у народной памяти. В этом он почувствовал, по его собственным словам, социальный заказ времени.
Дукенбай Досжан выводит в казахской литературе особый жанр – художественно-хроникальной прозы, основанной на архивных изысканиях. Он работает в архивах Омска, Оренбурга, Ташкента, Санкт-Петербурга, в президентском архиве. Только в книге «Гладиаторы степи» пишет 22 новеллы о тех, кто нес в Степь идеи свободы – Абай, Кенесары, Шокай, Магжан, Мухтар…
Он не боится, работая над определенной книгой, набредя на интересную находку, отвлечься, написать о найденном. В писателе Досжане удивительным образом сходится въедливый, основательный архивист с репортером быстрого реагирования, который при этом всегда озабочен формой и стилем изложения.
Но первый вопрос, который я задала писателю – был о новом доме, о том, что уж теперь-то там найдется место для каждой бумажечки и каждой книжечки его замечательного архива. Дукенбай Досжан начал свой ответ совсем по формуле Цветаевой: «Поэт издалека заводит речь. Поэта далеко заводит речь…».
Дом, который построил Досжан
– В 1968 году я был в Москве, молодой тогда, двадцатишестилетний. И в Доме литераторов увидел: ходит такой толстый, неуклюжий, как показалось, человек, а вокруг него все суетятся. Это был Эрнст Неизвестный. Тогда в «Манеже» прошла выставка, Хрущев посетил ее и сильно раскритиковал абстракционизм и Эрнста Неизвестного. Я заинтересовался, подошел к нему со своим блокнотом, и он дал мне автограф. Он хранится у меня. Это я к чему говорю? Скульптор сильно обиделся тогда на власти и уехал в Америку. Там жил в разных городах, пока не решил обосноваться, приглядев себе островок на Гудзоне под Нью-Йорком. На нем жили трое богатых людей. И оставался еще кусочек земли. Но чтобы его выкупить, нужно согласие этих трех магнатов. Они никому его не отдавали, в том числе и голливудским звездам. Это я из записей самого художника узнал. Эрнст Неизвестный встретился с ними, рассказал о своих планах, что поставит здесь скульптуру, сделает мастер-скую. Они согласились, и он построил на заветном острове свою мастерскую. Для художника самое главное – творческая мастерская. А я жил в Астане в разных квартирах, начинал в однокомнатной, без семьи, в последнее время – уже в хорошей, в одном подъезде с Ерболатом Тулепбаем. Мы подружились. Вы тоже хорошо о нем написали.
– Ерболата я уже двадцать пять лет знаю, люблю его как человека, как художника, у него теплый колорит…
– Я написал о нем портретный очерк, который назвал «Гольфстрим». Это теплое течение, во многом определяющее климат Земли. А я подразумевал его живопись, связывающую Восток и Запад таким теплым течением. Очерк был опубликован в газете «Егемен Казахстан» на целую полосу. И вот жил я в Астане как Эрнст Неизвестный в разных квартирах, а в этом году в марте вдруг предложили нам купить коттедж, и место очень хорошее по проспекту Абылай хана между президентским парком и республиканской больницей, – замечательно, шума нет, как в ауле. И огорожено. Дорого, конечно, заплатили. Но Сауле загорелась, она давно хотела дом. Пришлось продать алматинскую квартиру, здешнюю квартиру, дачу…
– То есть все вложили в дом, и вам сейчас отступать некуда?
– Я Эрнста вспомнил, как он обосновался в своей мастерской и творит чудеса, он же человек неугомонный. А я за пять лет три раза откочевывал. И вот обосновался – дети, внуки приходят, всем места хватает. «Зеленстрой» помогает деревья посадить, парк сделать. Вот так начинается жизнь.
– Вы, Дукенбай–ага, тоже человек неугомонный и, на мой взгляд, самый трудолюбивый казахский писатель. Знаете, в молодости я думала, что талантливого человека ведет вдохновение. А сейчас убеждаюсь, что все же – выводит труд. Недаром говорят: «Пока заяц спит, черепаха выигрывает гонку». Наверняка вы сейчас трудитесь в своей мастерской – в новом кабинете над новой книгой?
– Это повесть о человеческой душе, у меня даже нет точного перевода, как это сказать, что душа для человека – самое сладостное, влекущее, сокровенное, с чем остается он, о чем думает на смертном одре. Мухтар Ауэзов выразил такую мысль, что он пережил три эпохи – феодализм, капитализм, социализм. Мой герой Аспандияров, сын бая, тоже из XIX века, но я сжал время в одном человеке, и он у меня живет и в наши дни. Такой прием встречается в латиноамериканской литературе.
– У Маркеса, Амаду?
– У Жоржа Амаду есть одна вещь, герой тоскует об умершем друге, и вот друг приходит, они гуляют до утра по улицам, шумят и даже попадают в полицию. Мой Аспандияров пережил феодализм, социализм, и нынешний капитализм. Как все мы, как наши друзья, он непривычен к капитализму. Он открывает издательство, становится банкротом. В дело вмешалась женщина, на которой он женится. Она жульничает, захватывает его бизнес и в конце концов обирает до нитки. У него горячая кровь, было две жены в феодализме, одна в социализме, а тут он остается один в пустом доме. И в конце концов отправляется в хадж, сидит там на горе, как сухое дерево, наедине со своей душой. Я Владимиру Гундареву, главному редактору журнала «Нива», рассказал фабулу, он говорит – интересно.
– Но это довольно сложно написать – такую жизнь- путешествие во времени.
– Надо, чтобы все временные детали совпадали, а то роман рассыплется, не будет достоверности. Например, герой остается в пустом доме, который принадлежал его зажиточному деду, имевшему связи с Ботовым, известным купцом, который организовал Куяндинскую ярмарку. Кстати, внук того Ботова работал в Алматы в «Казсельхозтехнике», мне о нем Терещенко Сергей Александрович рассказывал, который с ним дружил. Пятьдесят лет существовала эта ярмарка, из Китая, России съезжались на нее. Я нашел историю Ботова, работая в архивах над книгой «Акорда». И вот из этого дома, стоявшего века, коммерсантка XXI века даже ковры утащила.
– То есть вы критически смотрите на современный капитализм? На его возможности?
– Я думаю, капитализм дает для хозяйствования большие возможности. Мой отец в военное время был председателем колхоза, потом табунщиком, дожил до 80 лет и был очень трудолюбивый человек, он не давал покоя детям. Каратау – горная речка, как змея извивается, медленно в песках течет. Так представьте, закончив все домашние дела по хозяйству, он находил нам, детям, работу: надо русло выпрямить, камни выкидать, чтобы больше воды было. Думаю, этот человек в наше время был бы очень состоятельным. Потому что он предприимчивый, мастер своего дела. В 1932 году, когда голод начался, он еще совсем молодым человеком был, 25-27 от роду. Народ от голода побежал в Узбекистан, Таджикистан – в поисках пропитания. А он остался и около 20 семей прокормил своим трудом – охотничал, рыбачил, кукурузу сеял. Из ничего, своим трудом, сохранил людей, выжили. Этот человек с таким старанием и умением и сегодня бы не пропал. И я в таком духе воспитывался, дети смеются надо мной, говорят, что я не даю им покоя. «Почему ты такой человек? Зарплату получил, отдыхай». Люди хотят подольше спать, а я не могу. Иду трудиться. Я думаю, в бодрствовании – долголетие.
– В бодрствовании – творческая плодотворность. Знаете, Дукенбай-ага, я всякий раз поражаюсь не только обилию ваших книг, но широте охвата материала – от древней истории до публицистики наших дней.
– Последние новости – издательство «Билим» выпустило 13 томов моих избранных произведений, в издательстве «Жазушы» выходит книга моих последних повестей. Мухтар Кул-Мухаммед, аким Кызылординской области, откуда я родом, задумал библиотеку «Сырдарья», начинает ее от древних жырау, жырши, деда Коркута, который осенил своим благословенным духом наши места. В этой библиотеке отвели и моим произведениям четыре тома.
Чистая вода для Кызылорды
– Значит, не теряются связи с малой родиной? Ну и как кызылординцы отзываются о своем акиме?
– Помните, лет пять назад в печати появились высказывания: давайте выдвигать в акимы писателей, поэтов, они ближе к нуждам народа. Эту идею высказывал Мухтар Кул-Мухаммед. И он, известный культуролог, ученый, смог претворить ее в жизнь, доказать, что это так. И первым делом сократил своих замов по идеологии, говорит, я сам ночами все читаю. И сам готовит двухсоттомную библиотеку «Сырдарья». Большой груз начатых, но незаконченных дел достался ему в Кызыл-орде. В нефте-, газодобывающей области газ дошел только до границ города, а дальше денег уже не хватило. Новый аким эти деньги добыл, у него же связи с чиновниками, он со всеми может найти общий язык. Прежних акимов не будем охаивать, но начала заиливаться Сырдарья, чуть что – наводнение. Талая вода стала бедствием. Кул-Мухаммед распорядился начать углубление русла, никаких наводнений не стало. Мои родичи спокойны. Народ благодарен ему. Он человек неугомонный, настойчивый, если кто что обещал, он зацепится, все помнит. Никаких пустых обещаний.
– А вы сами на родине давно были?
– Летом был, встретили хорошо, радушно. Самое отрадное, что аким сразу пресек все зачатки трайболизма, живучего у нас. Кул-Мухаммед сам из Семея, из рода кожа, и старики-родичи стали к нему идти делегациями. Но он сразу заслон поставил: мне советчики по родовым, жузовым делам не нужны. Я попросил акима вместе за дастарханом посидеть – времени нет, говорит, два- три часа сплю. И я верю, что это так. По делам его верю. Радуется душа, когда руководитель дело знает.
– Кызылординская область всегда была самой проблемной в экологическом плане – здоровья населения, детей…
– Все проблемы трудно сразу решить. Но одна из главных – питьевая вода, 40 процентов ее поступает из Сырдарьи. А, как выяснилось, очистные сооружения все сгнили, никуда не годятся, по сути, рисоводческие сбросы люди пили. Запах у этой воды невозможный. Теперь стали строить очистные сооружения, обновлять подземные артезианские скважины, вести бережный забор горной воды. А прежнее руководство, видимо, верило, что очистные сооружения нормально работают, само-то минеральную воду пьет. И все было шито-крыто. Потом поползли слухи, что на юге нашей области вспышки гепатита уже два-три года бывают. Аким из Астаны большой медицинский десант попросил, ну и местные меры принимаются, главное, вода нормализуется.
– Кызылорда – наша рисоводческая область. Удается ли конкурировать им на рынке, сохранять у людей интерес к работе на земле?
– На рынке кызылординский рис не пользовался спросом. А тут удалось открыть окошко, чтобы покупали не корейский рис, не из Китая, а наш. Потому что, как выяснилось, не хуже наш рис по витаминам, белкам, даже лучше некоторых сортов. Провели экспертизу и научно доказали его преимущества, и лучше рис на рынке пошел, хорошо сейчас поставляют.
– Все мы радуемся, что пшеница наша с успехом идет на экспорт, а вот отары, табуны, стада в степи скудеют. Разучились казахи выращивать скот? Помните, в традиционном казахском приветствии прежде всего спрашивают, как жив-здоров твой скот, а потом уже ты сам и твоя семья?
– За последние десять-пятнадцать лет стали возникать новые формы собственности. А люди отучились быть хозяевами на земле, работать без принуждения. В советские времена много развелось тунеядцев и лодырей, с половинчатой такой психологией: мне больше всех надо? Теперь это проходит. В ауле родня моя в достатке живет, потому что начали хорошо работать на земле. Пять лет сдавали землю в аренду то чеченцам, то корейцам, то узбекам. Сейчас сами стали рано вставать, поздно ложиться. Не бегают по тоям, более рационально живут. И отсюда – более зажиточно. Сейчас приезжают иногда ко мне в столицу за советом, называют меня «бесплатным советчиком», сушеные дыни, рис, просо привозят. Все отменного качества. Самое главное, Люба, мои земляки щедрые душой. Они всегда самое вкусное и хорошее оставляют для гостей, для земляков. И стали возвращаться к земле, к своим истокам. А то шмотки продавали-перепродавали. Между небом и землей, между городом и деревней зависли. Кзылординская земля суровая, злые ветры, пески. Но люди намного лучше стали жить.
– Вот вы говорите, Дукенбай Досжанович, что ваш отец был человеком трудолюбивым, предприимчивым. Передались ли эти его качества вашим детям?
– Я никогда не бегал, чтобы мои дети поступили в институт, чтобы им стипендию давали. Они сами добивались. Я просто не даю им спокойно спать. Дети устроены. Сын Ардак – на государственной службе. Когда его назначили вице-министром культуры и информации, у меня как раз выходило собрание сочинений, два тома вышло за счет государства, а на остальные я деньги у спонсоров нашел, не хотел, чтобы сказали, что мне сын помогает. Но совета я у него другой раз прошу. Самая младшая дочь в девятом классе, отличница, другая дочь в медицинской академии учится на третьем курсе, по гранту.
– Дукенбай-ага, я помню, как, получив Государственную премию РК, вы решили купить на нее своей жене Сауле магазин…
– Продуктовый магазинчик и кафе. Тогда были тяжелые 1994 – 1996 годы, писательство доходов не приносило, мы много побегали, надо было детей поднимать. Когда дом покупали, этот продуктовый магазинчик продали, а кафе оставили. Старшая дочь в нем в Алматы работает и нам помогает коттедж содержать. Иногда я очерки пишу о хороших самоотверженных людях, работающих в разных отраслях. Они благодарны, по-своему тоже мне помогают – с поездками, лечением, отдыхом.
Теплое течение Гольфстрим
– Знаете, многие писатели достаточно высокомерно относятся к публицистическим материалам, не размениваются на журналистику. Но в ваших очерках виден взгляд писателя. Вот вы сказали о Ерболате – Гольфстрим. Писатель мыслит образами.
– Я свою повесть также назвал «Гольфстрим», она вошла в книжку, которая в «Жазушы» издается. О чем повесть? Каждый писатель хвалит свой народ, показывает через своих героев его душу. А я взял героев разных национальностей – немца, прототипом которого стал Герольд Бельгер, еврея, с которым недавно подружился, поляка, киргиза, его прототип – директор полиграфкомбината в Алматы. Каждый герой со своей историей и своим отношением к земле, на которой живет, к ее людям. То есть я решил их глазами показать свой народ, потому что каждый из них благодарен казахам за мир и благополучие в нашем общем доме. И получается, что казахи, весь казахстанский народ держит климат всего евразийского пространства в равновесии. Вот такой образ своего народа не изнутри, из души Дукенбая, а чужими устами я создал. Я верю, Люба, что и вы без Марата, без Дукенбая не можете представить свою жизнь полной. Верю в ваши душевные струны, когда вы пишете о лучших людях нашей земли. Я это улавливаю.
– Вы написали книгу об Астане – «Акорда», наверное, в ней тоже много героев, живших на акмолинской земле, неизвестные страницы истории, я помню, как вы делились ее замыслом, работали в архивах.
– Это роман-размышление о нашей независимости. Мои недруги говорили, что это хвала президенту. Но Акорды и столицы без президента не было бы, это все понимают. В Коране у каждого аята свой ритм, я тоже стараюсь найти в каждом романе свой ритм, свою конструкцию, фабулу, иначе все рассыплется. В царское время у Казахстана с Россией и Китаем не было границ. И вот трудная история создания нового государства и его столицы, взгляд на эти процессы представителей иностранных великих держав и самых разных людей отразились в книге.
– Вам, Дукенбай Досжанович, наверное, как и мне, приходится слышать от людей пессимистичных, что столица здесь не удержится, что она искусственно созданный город, не имеющий будущего. Но, судя по тому, что вы все свои средства вложили в дом в Астане, вы здесь не временно?
– Первые годы были трудные. Мы, южане, не привыкли к такому климату. Но иногда потрясения полезны и нации, и личности. Потрясением для меня было сюда приехать. Но это открыло и новое мышление, новую тематику для меня. Подружился с акимами Северо-Казахстанской, Павлодарской, Карагандинской областей, они мне воздух дают, реализуют книги, расширилась читательская аудитория, причем за счет сельских библиотек. Нигматулин Ерлан понимает художественное слово, он читал мои ранние повести, считает, что я нужный писатель. Если бы я оставался в Алматы, этого не было бы. Это только одна грань, но я еще подружился со многими хорошими людьми разных национальностей, из разных социальных групп.
Время меняется, и человек должен меняться. Недавно разговаривал с Анатолием Кимом, хорошим моим другом. Он построил себе дом в Мещёре. У него дача в Переделкине, предел мечтаний многих московских писателей. Мог спокойно жить, кефир пить. Но душа все время ищет нового. У него тоже душа ищущая. И вот он приехал в Алматы, делает большое дело – переводит «Путь Абая» Мухтара Ауэзова. Люди ищут новое, как путешественники, мореплаватели. А кто своей дорогой идет, тот назад не вернется. Не вернется столица в Алматы. Это же связано еще и с личными амбициями каждого, кто столько сил и души вложил в новый город, в Астану. А что касается книги «Акорда», то фабула много изменений претерпела, она меняет русло, как степная река.
– Это связано и с архивными находками?
– Я много документов перерыл в Омске, Петропавловске, в здешнем архиве. Нашел сведения о древней ставке Абылай хана в Петропавловске, где он послов из России и Китая принимал. Вы следующую командировку возьмите в Петропавловск. Увидите, как там реставрируется, заново строится эта резиденция. Я посмотрел – о-о-о! Строители работают, художники, реставраторы… Большой, как наша Аккорда, дом. Прислуга отдельно жила, канцелярия отдельно стояла. Думали, хан в юрте сидел, на кошме принимал. А там огромный дворец, стены больше метра толщиной. Правда, одни стены только и остались. Государство огромные деньги выделило на реставрацию, к декабрю должны завершить.
– А то, что Таира Мансурова перевели из области в ЕврАзЭС, не повлияет на ход работ? Я в машине по радио сообщение слышала.
– Жаль, хорошо при нем область пошла. Он очень хороший человек, литератор, политик. Культуре, литературе большое внимание уделяет, прошли юбилеи Магжана Жумабаева, Ивана Шухова с изданием новых книг. У меня благодаря ему там русскоязычные читатели появились. Мансуров предложил повесть «Жизнь на кончике иглы» издать на казахском и русском языках под одной обложкой. Это первый для меня такой опыт.
Будучи послом РК в России, Мансуров подружился с Примаковым, Лужковым. Самые ценные книги 200 – 300 экземпляров Лужков подарил Петропавловской библиотеке, местную филармонию поддерживает. А другие наши политики и бизнесмены с трудом попадают на прием к Лужкову, такой вес у него.
– Что ж, Москва – это государство в государстве. Но ведь и на Таира Мансурова были в прессе наскоки.
– В Омском архиве я видел семь томов жалоб на Кунанбая, который был два года волостным управителем. Много чего хранят архивы, например, дело об убийстве Барак-султаном хана Абулхаира. И даже жалобы на Абая, который всего полгода был мелким управителем. Даже на него. Я повесть написал «Последние дни Абая». Кто хочет – найдет пятна и на Солнце. Но от этого свет его не становится менее животворным и притягательным. К счастью, мы с вами из людей, кто, замечая эти пятна, главным видит свет. Мне кажется, это хорошее свойство души.
