С чистого листа

Мендыбай Алин – главный дизайнер Национального банка Казахстана. Один из немногих людей в мире, которому платят деньги за то, что он их рисует. За 20 лет на этом поприще стал одним из лучших специалистов в мире. Он творит иллюстрации к сказкам, пишет картины и меньше всего любит говорить о деньгах. О творчестве, пожалуйста! Но кто, как не он, может ответить на вопрос: с чего начинался тенге?

– Мендыбай Койшибаевич, по какому принципу отбирали художников и дизайнеров, чтобы сотворить эскизы первых тенге, ведь в Казахстане никогда не было специалистов в этой области?

– Я работал в издательской сфере почти 30 с лишним лет, я выпускник Московского полиграфического института, и никогда не думал, что придётся рисовать деньги. Мы изучали валюты, которые были доступны в то время. Немецкая марка была красивая, если вы помните, американский доллар и советские рубли… Это те валюты, которые нам были доступны. Поэтому изучали их – других денег у нас не было.

– Получается, что вы, как в гоголевской «Женитьбе», пытались сложить идеальный портрет: «Если бы губы Никанора Ивановича да приставить к носу Ивана Кузьмича…» То есть вы пытались совместить в тенге лучшие элементы из разных валют?

– В техническом плане, конечно, это было обезьянничество. Мы двигали цифры и фактуру. У нас был опыт в создании плакатов, другой полиграфической и печатной продукции. Как любой нормальный художник я понимал: надо рожать самому и линии, и рисунок, и пятно. Те профессиональные элементы, без которых невозможен дизайн.

– Но ведь деньги и плакат – вещи совершенно несовместимые, как арбуз и свиной хрящик...

– Вы просто не художник! И не знаете, что любой рисунок начинается с линии. Следующий важный элемент – это пятно. В любом монументальном произведении и в миниатюрной марке все эти свойства должны быть. Конечно, опыта с деньгами у нас никогда не было. В Советском Союзе это жестоко каралось.

– Что получалось сразу, а над чем пришлось конкретно помучиться?

– Самое тяжёлое – это концепция. У нас было 18 вариантов концептуальных решений. От декоративно-шрифтового до сюжетного. Вплоть до народных костюмов, пейзажей, исторических лиц и так далее. Сначала за три ночи на даче мы сделали казахстанский рубль. Но потом решили от него отказаться. По политическим мотивам. Эскизы где-то до сих пор лежат…

– Ходит много слухов о том, что вас чуть ли не заперли на госдаче, чтобы ваша группа работала.

– Нас поселили на даче из-за соображений безопасности. В издательстве сохранить режим секретности было невозможно. Эскизы ходили бы по рукам, ведь художники – люди общительные. А госдача охранялась.

– Условия-то хоть были комфортные?

 – Да, какое там! Вы знаете, что такое советская дача? Это кухня, две спальни, один большой кабинет и ещё веранда. К сожалению, кроме охраны ничего, не смогли организовать. Даже кушать приходилось готовить самим.

– Шашлыки небось?

– Шашлыки мы только нюхали (вздыхает). Метрах в трёхстах был ресторан. Запахи оттуда… А мы ели чёрные макароны на старом маргарине и запивали его портвейном «Агдам». В то время с продуктами была большая проблема. Прилавки были пустые…

– Получается, что сработал классический принцип – художник должен быть голодным?

– Можно и так сказать. Мы рисовали деньги, но самих денег у нас не было. И так два с половиной месяца.

– Мендыбай Койшибаевич, а семья вас тогда не потеряла?

– В наших семьях даже никто не знал, куда мы уехали и чем мы занимаемся. У любовниц мы или ещё где-то (смеётся). Они даже не понимали, какая работа может быть на два с половиной месяца, если дома есть нечего.

– Это правда, что на даче были отключены телефоны и вы общались с родными под надзором?

– Конечно! Это была советская система. Другой не было. Мы обязаны были подчиняться этим правилам. С родственниками и родными иногда созванивались в присутствии представителей власти. Тогда это было в порядке вещей.

– Тяжело было работать?

– Я лично работал до трёх-четырёх утра. Уже не спасали ни «Беломор», ни «Прима». Засыпали прямо за планшетом. Я даже привязывал свою голову верёвкой, чтобы не испортить эскизы. Усталость была невероятная, ведь технических приспособлений тогда не было. Всё делали вручную. Спали по 3–4 часа. Но как-то выдержали.

– Я читал в каких-то мемуарах, что президент приезжал к вам чуть ли не каждый вечер.

– Неправда! Президент ни разу не приезжал. Был председатель Нацбанка Галым Байназаров, вице-премьеры наведывались. Пётр Своик был… Много людей приезжало, дело-то государственной важности! И внимание к нему было особое. Иногда приглашали историков и археологов.

– Как создавались портреты исторических личностей, и какие из них давались с трудом?

– Ханов Абулхаира и Аблая восстанавливали по рисункам голландских и русских путешественников. Были сложности с Курмангазы. Ведь гравировка требует идеального изображения лица. Мы рыскали по библиотекам, музеям. Фотографировали всё, что можно и нужно. Портреты Чокана Валиханова и Абая были известны и доступны. Тщательно подбирали орнаменты того времени. Читали предания, легенды, изучали исторические документы. Нам хотелось, чтобы каждый исторический персонаж попал в свою эпоху. Это была очень большая работа и большая ответственность.

– Если мне не изменяет память, то на первых эскизах в 50 тенге был изображён Нурсултан Абишевич. Почему этот вариант не был принят?

– У нас было не так много фотографий президента. И мы сильно переживали, что наши эскизы могут не понравиться. А президент отверг наше творческое решение не по художественным мотивам. Он просто посчитал, что это нескромно. И не захотел уподобляться африканским лидерам, печатающим себя на купюрах. Мы согласились. В принципе выбор у нас был достаточно большой. От Аттилы до Джамбула. Президент посчитал, что на тенге должны быть портреты исторических личностей.

– Мендыбай Койшибаевич, а вы ощутили тогда свою причастность к истории?

– Да нет, конечно! Это придумали те, кто в последнее время оказался не у дел. Просто мы хотели, чтобы наши деньги и наше государство были одними из лучших. Тогда мы не представляли, как это будет. Наше желание, как художников и как граждан своей страны, было одно: не сорвать этот заказ.

– Насколько я помню, первые казахстанские тенге печатали в Лондоне, и вам пришлось лететь туда и работать с английскими специалистами. Страшно было?

– Об этой истории можно написать невероятный авантюрный роман или снять кино. Первый перелёт был очень тяжёлым. Психологически тяжёлым. Мы, бывшие граждане СССР – и в то же время уже граждане другой страны. Мы летели с секретным заданием, зная, что в нашей стране ещё ходят те же рубли. Вот это было для меня психологически тяжело.

– Ваши эскизы никто не должен был видеть, а как же всякие проверки и досмотры? Вдруг найдут?

– Когда мы первый раз с эскизами пролетали через Домодедово, как мы их только ни прятали. Пришлось даже проходить через депутатский зал. Мы там тихо, как суслики сидели. И боялись, чтобы никто наши папки не открыл. Вспотели ужасно потому, что граница всё-таки…

– Как встретил вас Лондон?

– Это был полёт на другую планету. Из тихого и тёмного алматинского аэропорта в сверкающий, буквально залитый огнями Лондон. Первые дни у нас был шок. Сначала мы побаивались англичан, как профессионалов, но потом в процессе работы поняли, что они всё так же делают, как и мы. Потом успокоились. Тем более по времени мы уложились в сроки.

– Перевозка денег из Великобритании в Казахстан была уникальной и секретной операцией, о которой знали лишь единицы. Чтобы доставить первые тенге на родину, был проложен специальный воздушный маршрут Лондон-Уральск. А почему Уральск, а не Алма-Ата?

– Потому что там были построены специальные хранилища. И, наверное, чтобы меньше людей об этом знало. Но это уже не в моей компетенции. Когда мы летели, борт был доверху набит палетами с тенге. Нас охраняли чекисты с автоматами, и все банкиры тоже были вооружены. За неделю 4 самолёта Ил-76 выполнили 18 рейсов.

– Понятно, почему были вооружены сотрудники спецслужб, а зачем автоматы банкирам?

– Вы же сами сказали, что это была секретная и уникальная операция. И она была исключением из правил. Поэтому безопасность груза и информация о нём были на очень высоком уровне. Каждый чиновник лично отвечал за свой участок работы.

– Вам тоже дали автомат?

– Мне – нет. Зачем? Мы завернулись в одеяла потолще, чтобы не замёрзнуть. Самолёт-то грузовой.

ХРОНИКА СОБЫТИЙ

Весной 1992 года создана госкомиссия, которая рассмотрела и разработала механизм введения национальной валюты. Руководство возложили на вице-президента страны Ерика Асанбаева. В обстановке строжайшей секретности была создана специальная группа дизайнеров. Им предстояло придумать деньги независимого Казахстана. Много споров было по поводу названия. Предлагали «таньга», «донга», «денге» «акша» и «сом». Главе государства понравилось название «алтын». После долгих споров академик Саук Такежанов предложил использовать старый казахский синоним названия денег – «тенге». В эскизах купюр были использованы портреты людей, внёсших весомый вклад в историю казахского края: Аль-Фараби, Суюнбая, Курмангазы, Чокана Валиханова, Абая Кунанбаева, ханов Абулхаира и Абылая. На обратной стороне купюр – природные красоты Казахстана: Боровое, Заилийский Алатау, озеро Балхаш, а также архитектурные памятники – знаменитые мечети и мавзолеи страны. В середине 1993 года президент создал секретную комиссию по введению национальной валюты, которую возглавил премьер-министр Казахстана Сергей Терещенко.

Обмен советских рублей на казахстанский тенге был начат в 8.00 часов 15 ноября 1993 года и завершён в 20 часов 20 ноября. Обменный курс: 500 советских рублей за 1 тенге. Курс тенге к доллару США в первый день введения национальной валюты составил 4,75 тенге за доллар. Каждый гражданин Казахстана старше 16 лет мог обменять не более 100 тысяч рублей. Первые банкноты номиналом в 1, 3, 5, 10, 20 и 50 тенге были выпущены в Англии. 19 мая 1995 года в Алматы торжественно открылась банкнотная фабрика. Сегодня её производительность позволяет печатать до 1 миллиарда купюр в год.