О прогнозах Правительства на предстоящие годы, социально-экономической ситуации в стране, странностях официальной статистики – в интервью секретаря ЦК КНПК, руководителя фракции "Народные коммунисты" в Мажилисе Парламента Айкына Конурова.

– Айкын Ойратович, как у руководителя оппозиционной партии в Парламенте у вас должен быть свой взгляд на ситуацию. Правительство подготовило прогноз социально-экономического развития страны на 2021-2025 годы. Что думают коммунисты по этому поводу?

– Такой долгосрочный прогноз уже сам по себе вызывает вопросы. Сегодня ведущие экономисты мира, аналитические центры находятся в замешательстве и не берутся предсказать, что произойдёт в следующем году. Мы же смело строим предположения сразу на пять лет вперёд.

Понятно, что этого требуют установленные процедуры при подготовке проекта республиканского бюджета. Но ведь ситуация в экономике чрезвычайная, и рутинные правила и процедуры нужно пересматривать, а не цепляться за шаблоны.

Правительство даже в течение этого года не смогло оценить экономическую динамику. В апреле, когда кризис уже начался, оно все ещё рассчитывало, что экономика по итогам года вырастет на 3,2%. В июне, когда глубина общемирового спада стала всем очевидной, кабмин спрогнозировал, что казахстанский ВВП снизится на 0,9%. Но уже по итогам семи месяцев падение экономики составило 2,9%.

По сути, никакого прогнозирования не получается даже в квартальном горизонте, что говорит не только о непредсказуемой динамике в экономике, но и об отсутствии чёткого понимания происходящих процессов. Считать, что со снятием локдауна экономика автоматически вернётся в прежнее состояние, глубоко ошибочно.

– Каково, по вашему мнению, положение в реальном секторе экономики?

– Мы видим, что и предложение, и спрос уже подверглись серьёзной деформации. Кроме того, сектор услуг и торговля – далеко не единственные пострадавшие. Вслед за ними неизбежно ухудшается положение в реальном секторе экономики. В январе-июне индекс промышленного производства составлял 3,1%, а в январе-июле – уже 1,3%. При этом в трёх нефтегазовых регионах – Кызылординской, Актюбинской и Мангистауской областях – он вообще ушёл в минус.

Эффект девальвации, который помог экспортным отраслям, постепенно выдыхается. Обесценивание тенге перестаёт быть палочкой-выручалочкой.

Предприятия горнодобывающей отрасли сокращают инвестиции. Соответственно, осложняется положение сервисных сфер. Поэтому источники оптимизма Правительства не совсем понятны.

– Как оцениваете прогнозы Правительства по ВВП, инфляции и стоимости нефти?

– На следующий год Правительство прогнозирует рост ВВП на 2,8%, ожидая цену на нефть 35 долларов за баррель, то есть значительно ниже, чем сейчас. Но эти два показателя изначально противоречат друг другу. При такой стоимости нефти экономика может расти только за счёт дальнейшего увеличения госрасходов. А их источником может быть лишь Национальный фонд, который, как отметили в Национальном банке, и без того тает.

Неоправданным выглядит и прогноз по инфляции, которую Правительство надеется удержать в коридоре 4-6%. За 7 месяцев этого года в сравнении с аналогичным периодом прошлого года продовольствие подорожало на 11%, при этом цены на большинство продуктов выросли гораздо сильнее. Ситуацию сдерживает лишь удешевление сезонных овощей и фруктов.

Таким образом, в понимании коммунистов, восприятие и прогнозирование экономической ситуации всё больше расходятся с реальностью. Это очень тревожный фактор, поскольку в таких условиях сложно ожидать принятия адекватных решений, как для краткосрочного, так и для долгосрочного развития.

– Какие риски могут реализоваться в Казахстане в ближайшее время?

– Для коммунистов очень важным моментом является то, что в новых условиях самой уязвимой в социально-экономическом секторе становится сфера занятости и трудовых отношений. Во время карантина, по официальным данным, вне зоны занятости оказались 4 миллиона 200 тысяч человек. Фактически, безработица подскочила до 46% – это беспрецедентный шоковый уровень в нашей истории. Нынешний кризис является не только санитарно-эпидемиологической, но и трудовой чрезвычайной ситуацией. Соответственно, нужны чрезвычайные меры.

По данным уполномоченного органа, пик этого кризиса пройден, поскольку число оставшихся без работы к маю сократилось до 1,114 миллиона человек, а к июню – до 700 тысяч. Таким образом, доля оставшихся без работы упала ниже 10%, тогда как в развитых странах, снявших карантин, она остаётся на уровне около 15%. К концу года в Казахстане прогнозируется безработица в 6,1%. Тем не менее подобная радужная оценка не внушает доверия, и говорить о каком-либо переломе ситуации преждевременно.

Цифры так называемой официальной безработицы давно являются формальным и не имеющим практической ценности показателем.

Все признаки чрезвычайного положения на рынке труда сохраняются. Эта сфера всецело зависит от экономики, где кризис вслед за пандемией только набирает обороты.

– Часто в укор оппозиции ставят то, что критиковать всегда легко. Какие меры, по вашему мнению, могут изменить сложившуюся ситуацию как в реальном секторе экономики, так и с занятостью?

– Нужна промышленная революция. Государство уже взяло курс на индустриализацию, обоснованно позаимствовав старые добрые пятилетки. Но проблема в том, что они нацелены на поддержку отдельных отраслей и предприятий. А вот системных мер не хватает. Прежде всего нет понимания магистрального пути, мы разрываемся между желанием делать и планшеты, и кирпичи. В нашей индустриальной политике слишком много направлений, что распыляет ресурсы.

В мире существует два типа стран, которые добиваются успеха в промышленности. Одни делают это за счёт высочайшего уровня технологий и огромных вложений в науку и исследования. Другие делают ставку на дешёвую рабочую силу, господдержку, тарифные барьеры. Но даже они в перспективе рассчитывают на развитие собственных высоких технологий.

Нужно признаться самими себе, что в сфере технологий мы пока тягаться не можем. Наши совокупные инвестиции в исследования меньше, чем у одной транснациональной корпорации.

Поэтому нужно делать ставку на удешевление факторов производства. Когда-то Китай перебивал всех дешёвым трудом. Сейчас, после девальвации, соотношение полностью изменилось. Теперь у среднего казахстанского наёмного работника зарплата вдвое меньше, чем у китайского.

Плюс к этому, на нашей стороне было и остаётся наличие сырья. Самая логичная стратегия – постепенно переходить с его экспорта на переработку. Нужны чёткие производственные планы по повышению глубины переработки по каждой основной группе сырья – нефти, газу, чёрным и цветным металлам, зерновым и масличным культурам, мясу, шерсти и так далее. Постепенное, шаг за шагом повышение добавленной стоимости принесёт в итоге свой результат.

Далее, следует снижать издержки производства. Сейчас у нас здесь всё поставлено с ног на голову. Перед естественными монополистами ставится цель зарабатывать. Поэтому их тарифы рассчитаны на максимизацию прибыли, и в результаты по многим параметрам они выше, чем в развитых странах с гораздо более высокими доходами. Но нужно понять простую вещь: при таком подходе развитие обрабатывающей промышленности невозможно в принципе.

Перед естественными монополиями должна ставиться совершенно иная задача – создавать благоприятную среду для производственных предприятий. Соответствующим образом должна выстраиваться и тарифная политика, которая должна быть стимулирующей, а не подавляющей. Именно в этом должен заключаться смысл государственной программы индустриализации.

Государство не должно придумывать, что и как выпускать предприятиям. Оно должно думать только о том, как снизить их издержки.

В том числе это касается и издержек по финансовым услугам. Развитие промышленности при нынешней стоимости "длинных" кредитов просто исключено. Да, есть система государственной поддержки промышленности, но она нуждается в серьёзных изменениях.

Вместо аморфных институтов развития, которые служат передаточным звеном между бюджетом и коммерческими банками, нужны отраслевые государственные банки, которые будут заниматься прямым финансированием индустриальных проектов и нести за это полноту ответственности.

Что касается занятости, в нашем понимании назрела необходимость пересмотра подходов к защите прав граждан на достойный труд. Да, существует такой инструмент как Дорожная карта занятости, на неё выделяются очень большие средства из бюджета. Но эта программа в основном помогает сглаживать только текущую ситуацию, нацеливаясь на количественный охват населения мерами занятости и создавая временные рабочие места. В то же время она принципиально не влияет на изменение структуры рынка труда.

Поэтому требуется проработка качественно новых подходов государства в сфере занятости с учётом начавшихся изменений на рынке труда и с особым акцентом на самозанятых.

За долгие годы, маскируя в категорию самозанятых скрытую безработицу, мы дискредитировали это понятие. Хотя на самом деле самостоятельные занятые – это активные и ответственные граждане, которым нужно создать условия для раскрытия потенциала.

Необходимо предметно сфокусироваться на сферах, на которые приходится подавляющее большинство самозанятых – сельское хозяйство, торговля и транспорт (более полутора миллионов человек). Нужны системные меры, связанные с повышением производительности труда в данных отраслях, включением самозанятых в эффективные цепочки добавленных стоимостей, обеспечением прозрачности, стимулированием предпринимательской инициативы с максимально возможным дерегулированием.

Также следует навести порядок в статистике занятости. Это необходимо чтобы определять реальный уровень населения, не имеющего работы, способной прокормить семью. Достоверная статистика нужна для общества и для выработки решений, а не для отчётов.