Однако доктор Айболат Искалиев полагает: нет такой абсолютно неразрываемой связи между пьянством родителей и белой горячкой детей. Или между дедовским насваем и героиновой зависимостью внука. И не в том смысле, что дитя алкаша не обязательно станет запойным пьяницей, а может выбрать, к примеру, клей "Момент" или амфетамины. Речь о том, что потомки человека, зависимого от водки ли, героина, азартных игр или какой-нибудь новомодной мании типа безудержного увлечения компьютерными играми, не обязательно должны так же неизбежно попасть в плен какой-либо маниакальной зависимости. Хотя склонность к этому у детей зависимых родителей, безусловно, имеется. И она тем сильнее, чем длиннее у них в ретроспективе цепь подверженных какой-либо мании родственников.
Но человек в состоянии преодолеть эту склонность и не свалиться в развёрстую перед ним легкомысленными предками пропасть. И вот она – история, из личного опыта врача-нарколога, которую мы решили назвать так:
Вредные гены тебе не указ
По иронии судьбы родоначальника этой наркозависимой цепи звали Гена. Его уж давным-давно нет на белом свете: помер, едва достигнув 40 лет. Причём не от передоза, как можно было ожидать. Но загнала-таки Гену в гроб именно его вредная привычка: ширять самопальное зелье типа "ханки" или "винта" (тогда в наших краях про героин знали только по слухам). За 20 почти лет интенсивного потребления зелья "патриарх" рода Семёновых (фамилия изменена) вконец подорвал себе иммунитет и помер в итоге от туберкулёза.
Но "дело" его продолжил сын, которого ослеплённые от счастья родители нарекли в своё время так же, как и папеньку – Геннадием. Ведь когда новый Гена появился на свет, Гена старый ещё не был конченым наркоманом. А был молодым, блестящим инженером-ядерщиком, делавшим поразительно успешную карьеру на одном из самых престижных предприятий тогдашнего города Шевченко. Впрочем, речь здесь не о нём. И даже не о его сыне-тёзке. Рассказ этот о двух внуках Геннадия Семёнова-первого, которые и в глаза никогда не видели своего деда, старательно выстилавшего им вместе с их отцом прямую дороженьку в ад.
"Ханские" замашки деда
Гену-первого доктору Искалиеву лечить не довелось. Когда тот уже довольно плотно сидел на игле, Айболат ещё только учился на нарколога. Хотя жизнь их вместе сводила: город-то маленький. И о сокрушительном крахе блестящей поначалу карьеры этого человека, к которому привели в итоге эти самые его "ханские" замашки, знали все.
Знали и очень жалели его самого, сгубившего свою жизнь на "ханке", его жену, очаровательную некогда и весьма изящную особу, которая в итоге запила горькую, не сумев стащить любимого мужа с иглы. И сынишку их, Гену-второго – паренька, с младых ногтей демонстрировавшего поразительные таланты в точных науках и спортивных играх. Папаша ведь тоже когда-то, бывало, взяв мяч у своего щита как нож сквозь масло проходил через оборону противника и спокойно укладывал мяч во вражеское кольцо. Либо выбрасывал партнёру такой пас, что тому ничего не оставалось, как заработать свои два очка. К тому времени, правда, Гена-первый уже даже просто удержать мяч в руках не был способен. Руки тряслись, как у паралитика. Но шприц пока ещё держал. Хоть и еле-еле.
Начал с травки, окончил иглой
Гена-второй начал с анаши. Любимый способ удалбливаться у тогдашнего молодняка был нехитрым. Берётся кружка пива на троих да один "косяк" – папироса, забитая травкой, и через полчаса – все трое готовы в дупль. Труднее всего тогда было раздобыть пиво: в те времена этот напиток в городе был страшным дефицитом. В таком случае скидывались на "поллитру" плюс тот же "косяк" – результат одинаков.
Однако когда Гена пришёл в наркодиспансер на приём к врачу, он уже ходил "по вене". Причём не ханкой, как некогда его покойный к тому времени отец. А чистым героином.
– Я посмотрел ему внимательно в лицо, послушал его резоны насчёт того, как и почему он взгромоздился на иглу и чего ради хочет с неё слезть, и понял: мотивация у него хилая. Пришёл потому, что мать, к тому времени уже не пившая из-за полностью разрушенной печени, настояла: сынок, мол, я скоро помру. Хочу перед смертью увериться, что ты не кончишь так же, как твой отец.
Но когда мы с ним побеседовали с полчаса, я, мне кажется, зацепил в нём какую-то струнку. Мне удалось его логически – ведь он всегда был силён в точных науках – подвести к мысли, что если он не напряжёт все свои духовные и физические силы, то повторит страшный путь своего отца. И двое его ещё только подрастающих мальчишек-двойняшек рано или поздно пойдут той же гибельной тропой. Это, по-моему, напугало его более всего.
Но через пару недель, которые, надо сказать, он работал над собой чрезвычайно упорно (характер у парня был), Гена-второй вдруг пришёл ко мне и сказал: всё, дескать, я вылечился. Ухожу домой: хочу мать успеть порадовать. Да и жене одной с пацанами тяжело.
А через неделю его родительница отправилась вслед за мужем в мир иной. И парень вновь слетел с катушек. Теперь уже навсегда.
"Осень, в небе жгут корабли…"
Геннадий-второй умер от передоза. Но с одним из его сыновей, Анатолием, жизнь потом свела нашего доктора. Этот травкой и всяким там самопалом вообще не баловался. Сходу запал на героин. Сначала нюхал, а потом стал колоться. Причём сразу круто – в пах.
И это как бы доказательство того, что два вредных Гены в одной родословной неизбежно приводят к роковому концу.
Но ведь брат Анатолия – Алексей – так и не ступил на страшный путь, который заботливо вымостили ему предки.
Этот паренёк перекроил всю свою жизнь с мудростью и мужеством философа-стоика. В свои 18, ещё когда отец был жив, но уже стал, как говорится, никакой, парень женился. С молодой супругой тут же уехал в другой город, работать пошёл в полевую геологическую партию, заочно закончил геофак, купил квартиру и обзавёлся уже первым ребёнком. Причём с тех пор как уехал, разорвал все контакты с отцом и матерью, которая, будучи женщиной слабой и управляемой, тоже в итоге стала наркозависимой. Даже с братом-близнецом порвал. Приехал лишь на похороны отца, но даже по этому случаю едва пробыл в родительском доме два неполных дня.
Сам не погибай и близких не выручай
– А не кажется ли вам, что ваш герой, ваш философ-стоик просто предал своих близких ради собственного благополучия? – спрашиваю у доктора Искалиева. – Я б в разведку с ним не пошёл. Ему, похоже, непонятен принцип "сам погибай, а товарища выручай".
– Оставьте, не на фронте, ведь. Никто и ничто ведь не толкает человека к наркотикам насильно. Он всегда сам выбирает этот путь. И тут действует иной принцип: "Сам не погибай и близких не выручай". То есть если у тебя есть выбор: тащить из наркотической пропасти близкого человека, который упорно туда лезет, и в итоге свалиться туда вместе с ним, или оставить такого человека своей судьбе, но зато не погибнуть самому, – надо выбирать второй, пусть даже иногда и трагический для другого, вариант. Тем более что Алексей, прежде чем оставить близких, предпринял буквально титанические усилия, чтобы их спасти. И уехал только тогда, когда понял, что это бесполезно. Лучший способ не стать наркоманом – никогда не пробовать наркотиков. И резко менять окружение, рвать сразу все связи и нити даже с самыми близкими людьми, которые вольно или невольно тянут вас к зелью. Тем более что часто это и им идёт на пользу.
– Каким образом?
– Если вы решительно прекращаете с ними навязываемую вам игру в жертву, преследователя и спасителя (в каковом раскладе вы вынуждены поначалу играть роль преследователя, затем спасителя, а в итоге – такой же жертвы), ваш досрочный уход из сценария обычно резко понижает у наркозависимого персонажа желание быть жертвой. Помните историю про маленького мальчика, который горько плачет из-за какого-то пустяка, а когда взрослые уходят – сразу прекращает рыдания. И в ответ на вопрос, почему перестал рыдать, он отвечает: а кому я буду плакать? Наркоман – как тот ребёнок. Ему позарез нужно, чтобы кто-нибудь видел его страдания, жалел его, ругал, запрещал ему наркотики. Когда же это становится некому делать, он теряет интерес к этой игре. И это может оказаться первым шагом на пути к выздоровлению.
– Что-то ваша метода не сработала в случае с братом Алексея.
– Кто знает... Однажды Анатолий какими-то путями узнал адрес брата и съездил к нему. Тот принял его с радостью. Но когда гость сходил на местную точку и пришёл уколотый, брат выставил его на улицу. И сказал, что не желает его знать. Никогда. После этого Анатолий позвонил мне и долго ругал брата, его жену, племянника, их машину и квартиру. А под конец спросил: приму ли я его на лечение опять после неоднократных побегов из центра и срывов. Я сказал, что это у него последний шанс. И если на этот раз всё будет как прежде – другого шанса у него уже не будет. Как и иной, нормальной, человеческой, как у брата, жизни.
– Ну и?
– Увы, парень погиб от передоза, решив ширнуться в последний раз перед началом новой жизни. Брат его приехал на похороны, поплакал. А потом сказал: "Так лучше. И ему – отмучился. И мне – некому теперь тащить меня на иглу…"
